- Все ясно? - Гога обвел нас взглядом глаз-буравчиков из-под кустистых бровей. - Прижать это чмо, шоб и не квакало больше! Дуйте!

Мы с мужиками погрузились в тачку и покатили «прижимать чмо, шоб не квакало». Шел 93-й год. Бизнес делился на две группы: кто платил мзду и кто ее собирал. Мы относились к последним. Гога держал весь район по мелкой торговле. А тут внезапно образовался какой-то прыщ, который решил не платить. Типа - не копейки своих кровных бандюкам не дам. Вот мы и ехали поучить дурака уму-разуму. Для начала - намекнуть, кто хозяин и что почем, но так, шоб у того чмо в штанах мокро стало. Ну, я типа за старшего. Мне двадцать пять, бычок-качок, ударом кулака гвоздь заколачиваю.

Адрес ребята раздобыли, халупа какая-то на окраине, в частном секторе. Вывалили, все чин чином, один за рулем остался.

Я подошел к забору, заглянул. Мужики за мной. Хатка так себе, но двор большой и кусты каких-то цветов растут, белых, как в облаках все.

Мы уже хотели во двор завалить, но тут на крыльцо вышла... ОНА.

У меня вмиг ладони вспотели, уши запылали, будто их кто поджег. Я монахом никогда не был, и девчонок с тринадцати лет в темных школьных закоулках тискал. А тут стою, ртом воздух ловлю, и все слова из головы вылетели.

Леха меня в бок толкает: мол, ты чего?

Я вздохнул на всю грудь и мычу:

- Скажите, барышня, как в магазин проехать?

Блин, хорошо хоть не в библиотеку... И откуда это слово вылезло, «барышня»? Слышу, мужики хрюкают за спиной. А она подошла ближе, наклонилась над забором и пальчиком показывает, и рассказывает.

Я стою как дурак, соплю, и смотрю не на дорогу, а на ее лицо, в глаза, такие большие, на ресницы длинные, и губы розовые, а за ними зубки ровные мелькают... Тут к нам подъехал какой-то пацан на мотороллере, говорит ей:

- Привет, Женька, - калитку толкает и во двор заезжает.

Я мужикам кивнул: «садитесь в тачку», сам плюхнулся на переднее сиденье и в боковом зеркале увидел, как этот сопляк ЕЕ целует. И так это, скотина, прямо в губы, и ни разу не по-братски! И тут я понимаю, что если бы у меня в ту минуту был ствол, я бы парня пристрелил.

Гога психовал, что мы дело не сделали, парни надо мной потешались, а мне начхать. В голове только две мысли: «Ее зовут Женя» и «Я этого ** прибью».

Босс парней отпустил, мне велел остаться и говорит так ласково, как отец родной:

- Олег, что случилось?

- Ничего, - бормочу. - У клиента дочка есть, мы с ней разговаривали.

- Да это я понял. Красивая дочка? Молодая?

Я киваю, как болванчик, а у самого во рту пересохло.

- Понравилась? Так это хорошо. Туз в рукаве. Папаня ее сговорчивей будет. Либо он делает, как я велю. Либо возьмем девочку себе, повеселимся.

- Нет! - рявкнул я, и сам своей наглости испугался.

- Ого! Что, зацепила? - Гога заржал. - Вот что я тебе скажу, сынок: тебе дело поручено, а ты его завалил. Ну, почти. Вали-ка ты к телочке, к ее папашке, и доводи дело до конца. А то я расстроюсь сильно.

День я собирался с духом, к вечеру следующего приехал к тому дому. Во двор вошел, никого. Дверь в дом толкнул - открыто. Слышу: в глубине дома кто-то поет, вернее, подпевает песне с радио или магнитофона.

«Белый шиповник, дикий шиповник краше садовых роз»...

Я прошел на голос, зная, что это Женя. В большой комнате на дверце шкафа увидел... свадебное платье. Пенное, кружевное. А Женя тут же, на столе куча нарезанных веток с белыми цветами, она их в вазу ставит и поет.

...«Белый шиповник, страсти виновник, разум отнять готов»... Увидела меня, ойкнула:

- Вы кто?

- Это... не заперто, - мычу я. У самого колени дрожат и... не поверите, в горле ком: не может она замуж выходить, не может! А как же я? - Неосторожно это...

- А... Вам опять дорогу в магазин надо? - засмеялась Женя.

Узнала! Сердце мое подскочило и на место никак не становится.

- Нет... Мне это... отца твоего повидать. Дело есть.

- Так папа с мамой в кафе поехали, последние приготовления. У меня свадьба завтра!

А глаза сияют, как звезды. Я же чуть не плачу.

- Женя.. ты отцу скажи, пусть он заплатит то, что ему сказали. А то плохо будет.

- Что заплатит? - не понимает девушка. - Вы кто?

Кто я ? А кто? Ноль. Пустое место. Тупая гора мускулов. Хорошо хоть крови на мне нет. А сломаных носов, битых морд - не счесть.

- Я? Я бандит. Рекетир, - говорю спокойно, и чувствую, что умираю. Вот прямо сейчас готов отойти в мир иной. Потому что глаза ее полны ужаса, и я точно знаю, что никогда они не засветятся любовью ко мне!

- Вчера, когда мы приезжали, меня послали из твоего отца деньги выбить. А не даст, велели тебя забрать.

- Ты шутишь? - шепчет она.-— Я тебе не верю. Ты так спокойно это говоришь. Так не бывает. Что же ты не забрал, про дорогу спрашивал. Ты не похож на бандита.

А я и правда, оделся не так как всегда - просто в джинсы и рубашку, и даже побрился.

- А ты много бандитов видела? В кино, небось, только. Зря не веришь. Гога - твой отец знает, кто это - настроен очень серьезно. Женя... не надо свадьбы. Уезжай куда-нибудь. Прямо сейчас. Пожалуйста.

 

Смотрю, а цветы, которые она в вазу поставила, которые только что белыми были, вдруг красным налились, будто кровью. У меня в груди как кусок льда образовался: это смерть, это знак!

Голос вдруг охрип, я сиплю:

- Твои цветы красные стали, смотри... это кровь. Знак.

- Они не красные, - шепчет она побелевшими губами. - Это белый шиповник. Уходи. Я буду кричать.

Я подошел к ней, а она пятится, пока в стену не уперлась. Бежать некуда. Мы вдвоем в этой комнате. Могу сделать с ней все, что захочу. И делал, раньше, с другими. Только я знаю, что она - не все, не другие. И поэтому я не могу ее обидеть, не могу сделать больно. Хочу защитить, закрыть от всех бед. Разве этот ее сопляк сможет ее защитить? Он и драться, наверное, не умеет, а у меня разряд по боксу. Не всегда же я рекетом занимался. Я ведь когда-то о большом спорте мечтал.

Она вжалась в стену, как воробышек, и жилка бьется на шее, мелко так, пульсирует. И мне жутко хочется эту жилку потрогать, почувствовать. Но страшно: какое у меня право прикасаться к ней?

- Не надо выходить замуж, - бормочу, как полный дурак. - Беги.

- Да какое твое дело собачье? Никуда я не побегу, а пойду в милицию, - голос ее крепнет.

- Глупо. Менты у Гоги прикормлены. Это страшные люди. Тебя никто не защитит... кроме меня.

Ну вот, почти сказал. Почти признался. По спине мурашки бегают. А Женя вдруг засмеялась.

- Ну и защитничек! Ты, наверное, ненормальный. К тебе зеленые человечки не приходят? А ну, отойди!

И кулачками мне в грудь уперлась и толкает. Я эти маленькие кулачки взял своими руками, а мои лапы просто как у медведя, по сравнению с ними, и... да, я решился. Коснулся костяшек на кулачках губами, и жилки на шее, и сбежал.

Гога, увидев меня, ничего не сказал. Мужикам махнул:

- Не трогайте его.

Я напился вусмерть. Три дня не мог прийти в себя. Мужики на разборку к непокорному Жениному папашке поехали сами. Кто стрельбу открыл на свадьбе, так и не выяснили, поэтому по максимуму впаяли почти всем. Ну, кое-кто откупился, а кое-кто вышел через год за примерное поведение. Я по делу не проходил, ведь меня там не было, валялся пьяный.

…Каждую весну прихожу на ее могилу, приношу цветы. Тот самый белый шиповник, страсти виновник. Я давно уже успешный бизнесмен, законопослушный гражданин. Только в сердце пусто и холодно...