Женька Кузовкин, человек девяти лет, сидел в развилке большой старой яблони, обхватив ствол дерева руками и ногами, подобно наезднику, впервые севшему на лошадь. Здесь, среди густых яблоневых веток, весной усыпанных цветами, что по осени превращались в большие хрустящие и пахучие яблоки, он чувствовал себя в безопасности. А сегодня Женьке было чего опасаться. Эта история с котом…

Женьке и стыдно, и смешно. Стыдно за то, что обидел соседского кота. Кот диковатый, но не кусачий, и вся вина его только в том, что он любитель занять Женькино место на яблоне. Усядется на ветке, шипит, и потому - думать мешает. А смешно…

Хотя, смешно было только поначалу. Кот, с консервной банкой, привязанной к хвосту, бегал по соседскому огороду и орал.

– Теперь уж точно, никакой колбасой не приманить! – это первое, что пришло в голову Женьке. А когда в крапивных зарослях у забора кот заплакал - жалобно и тоскливо, Женьке вдруг сделалось стыдно за себя и горько за кота. А вслед за раскаянием, пришел страх. Перед мамкой и соседкой…

Весь долгий день он старался не думать о несчастном коте, но думалось всё больше и больше. Женька вздохнул. Он уж столько дел переделал: грядки полил, за сестрой в сад сходил, картошки начистил целую кастрюлю к мамкиному приходу, а кот так и не появился. Соседка, конечно, хватится кота и обнаружит банку…

 

Катюшка неладное почуяла сразу же, как только брата у детсадовских ворот увидела. Жечка, так звала она его, был невесел. Молчал всю дорогу и даже за руку Катюшку не держал. А она так любила, когда брат приходил за ней в сад и они, взявшись за руки, шли домой по тихой деревенской улице вдоль маленьких и больших домов, возле которых - бабульки на лавочках, а возле бабулек - кошки и куры. И все провожают взглядом дружную семейку Кузовкиных, а бабушки перешёптываются друг с другом, мол, гляньте-ка, какие у Маруси детки: дружные да чистенькие. Катюшка тогда с нетерпением ждала с работы маму, чтобы рассказать ей об этом. Мама улыбалась, и на маленькой кухне весь вечер горела лампа под жёлтым абажуром, и было спокойно, и мама пекла блины, а Жечка - или читал Катюшке сказку вслух, или рисовал для нее. А нынче - все плохо…

А мама у Катюшки и Женьки хорошая и не очень строгая. Вернее сказать: и не строгая совсем. Работает только много. Уходит рано, приходит поздно. А папки у них нет. Он на войне погиб. Война та была далеко-далеко от их села, а может и сейчас еще идет. Так сказал ей брат. И больше всего боится Катюшка, что Жечка убежит однажды на эту войну и тоже погибнет, и станет, как папка, жить на большом белом облаке вместе с ангелами. А Катюшке нужно чтобы брат всегда-всегда жил бы с ней и с мамкой. Потому что, как же им без Женьки!

А брат уже полдня сидит на яблоне. Он всегда там сидит, когда напроказничает. А спросишь, говорит, что думу думал. Все думает и думает, нет бы - с Катюшкой поиграть. Или за ум взяться. Катюшка маленькая, а понимает, что за ум - любому человеку надо браться, прежде чем какое-нибудь дело начать. А уж если плохое дело… Тут уж, непременно, сто раз подумать надо! Так мама всегда говорит. А Женька проказничать мастак. То горох у деда, что соседом справа, с грядки оборвет. А зачем ему дедов горох? Своего в огороде мамка посадила, ешь - не хочу. Дедка Иван тогда сильно на маму разобиделся.

– Плохо, – сказал он мамке, – ты, Маруся, сына свово воспитывашь! Недогляд, однако, у тебя за им… – головой покачал да и пошел со двора. Еле-еле шел, опираясь на палочку.

Катюшка потом всё удивлялась: «Отчего это дед Иван посередь лета в валенках ходит?» А мама сказала: «Старенький он. Косточки болят, войну помнят». Вздохнула, Катюшку спать отправила, а сама долго-долго о чем-то с братом на кухне говорила. Уж не знает Катюшка: о чем, только вечером следующего дня дед Иван полный кулек конфет принес и Катюшке в руки отдал.

- Бери, - сказал, - и брату спасибо скажи. Теперь - картошку в огороде видать стало.

Брат из конфетного кулька только одну карамельку взял. Сказал мамке: «Что я – малой, чтоб конфеты есть. Катюшке оставь» А ведь видела Катюшка, как хочется Жечке конфет. Да только, как мамка сказала ему:

- Совсем ты, сыночек, взрослый стал… - так Жечка и заважничал. Целую неделю важный ходил. И брюки каждый день наглаживал, и денег у мамки для парикмахерши попросил и даже, наконец, починил Катюшке велосипед. И сказал, один в один, как плотник дядька Степан: «Вот! Пользуйтесь на здоровьечко!»

А сегодня! Поймал кота и привязал к его хвосту консервную банку. Кот испугался так, что теперь мышей, конечно, ловить не станет.

– Хорошо еще, – думает Катюшка, – что у соседки запасные коты есть. По-осени-то без котов беда! Мыши по огороду так и шастают, неровен час, до подпола доберутся. А там: и картошка, и морковка, и разные банки с вкусными компотами и вареньями!

Катюшка вздохнула: « Жечка-Жечка, вот подружился бы с соседкой, знал бы какая она добрая и как котов всяких любит…И своих собственных, и бродячих, и даже чёрных-пречёрных.. А ещё, живёт у неё собачка диковинной породы: длинная, как скамейка, и очень умная. Такса называется. В ограде за домом есть маленькая дырочка, и Катюшке видно, как эта самая диковинная такса замечательно играет с котами и даже умеет рыть подземный ход в сарайку. Раньше в сарайке жила серая крыса, большущая и злая. Но крысы, получается, боятся такс и уходят от страха куда-то далеко–далеко. И это - хорошо, потому что Катюшке теперь не страшно играть рядом с сарайчиком и не страшно кормить цыплят. Да и цыплята теперь - все целые. Ни один не пропал, все выросли и каждый день приносят десяток яиц – крупных, с яркой желтой серединкой. А из тех яиц, что появятся у курочек ранней весной, вылупятся маленькие птички-цыплятки, забавные и милые. Катюшка любит наблюдать за тем, как они растут, кормить их зерном и зеленой молодой крапивой, которую Жечка приносит с пустыря за дорогой.

Катюшка, в голове у которой столько всяких мыслей: о маме, о братишке и еще много о чем, бежит по тропинке в глубину сада к старой яблоне. Мимо лохматого пугала, двух огромных зеленых тыкв, только – только начинающих пить солнышко, вбирать в себя горячие его лучи, чтоб к осени стать оранжево-красными с большими вкуснющими семечками в серединке; мимо помидорных кустиков с висящими на них зелеными горошинами помидорок. Останавливается под деревом, запрокидывает голову и, прикрываясь от солнца локотком, всматривается в густоту яблоневых веток, на каждой из которых молоденькие, совсем еще зеленые шарики яблок.

– Много нынче яблок,– думает Катюшка и долго зовет брата. В ответ - ни звука. Катюшка поворачивается и по тропинке бежит к дому. Скинув сандалии, по пестрым половичкам через кухню - в комнату, где под ее кроватью - маленький деревянный сундучок с резным узором на крышке. Папкина работа. Для мамки делал он ларчик, а теперь Катюшка хранит в нем все свои сокровища: лоскутки и красивые обертки от конфет, маленькое зеркальце, бабушкины бусики и еще много чего ценного.

Но самое дорогое в Катюшкином ларце - завернутая в белую тряпицу папкина фотография. Катюшка наклеила ее на серую картонку и карандашом нарисовала вокруг головы круг. Точь-в-точь такой, как на иконке ангела - хранителя, что подарила Катюшке мама. Нарисовала и наклеила аккуратненько по нарисованному золотистую обертку от конфеты «Ласточка». Получилось - очень красиво! Катюшка папкину фотографию на кровать поставила. К стеночке, к коврику над ней, прислонила. Перед кроватью на коленки встала и всё-всё папке стала рассказывать. Про мамку, как плачет она тихонько ночами. Про себя: помогаю мол, слушаюсь… А самое главное - просила папку чтоб не шибко брату за проказы досталось. Много чего она говорила и говорила своему ангелу да и заплакала сама. Так ей захотелось, чтобы открылась дверь, и зашел веселый сильный отец, и взял бы Катюшку на руки, и вынес ее на солнечное крыльцо, и стал бы подбрасывать ее и ловить своими сильными руками. Катюшка видела, как счастливо смеялся мальчишка в детском саду, когда приходил за ним его папа. И мама бы стала всегда весёлая и уж, конечно, чаще бы дома бывала. И однажды они все вместе поехали бы к морю…

Про море Катюшка больше всего любит слушать, когда брат читает ей свою любимую книжку. Это еще один Жечкин грех. И тайна. Знают о ней только два человека: Катюшка и Жечка. Книжку брат взял в школьной библиотеке и не вернул. Сказал библиотекарше, что потерял. А сам спрятал книжку на сеновале, духмяном и уютном в любую погоду, где так хорошо читается про море, про мальчиков: Петю и Гаврика, про хитрющую мадам Стороженко и девочку со смешным именем Мотя.

Библиотекарша укоризненно качала головой и долго ворчала на Жечку:

– Ну, что ж поделать, раз потерял. Другую взамен принеси, иначе - деньги платить придется! – а потом поглядела внимательно на брата и почему-то сказала, - Ладно уж! Все равно, Кузовкин, кроме тебя, эту книжку, давно уж, никто не брал….

А книжка - замечательная! И читать её Жечка всегда начинает с рассказа про море, на которое сколько ни смотри – никогда не надоест и всегда оно разное и невиданное. И всякий час меняется на твоих глазах. И значит, есть в море какая-то тайна… И плывет по тому невиданному морю – парус. Одинокий и белый, как птица чайка, которую Катюшка по памяти из книжки нарисовала в своём альбоме. А мамка с Жечкой хохотали, потому как очень уж Катюшкина чайка на петуха была похожа. Катюшка сначала обижалась, а после сравнила свою чайку с той, что нарисовала мама и тоже засмеялась…

 

Мама видела чаек давно - в другой жизни, в маленьком приморском городке, где она жила вместе с мужем, пока не пришлось уезжать: ему и его вертолету - на войну, а ей и маленькому Женьке - в далекую уральскую деревню к родителям мужа.

Думала, ненадолго, а оказалось – навсегда…И маленькая Катюшка родилась здесь, и только одним глазком увидела свою бабушку – папину маму, и деда. И странно, что дочка помнит, как привезли в грузовике большой железный ящик, и люди в военной форме, усадив взрослых в грузовик рядом с эти страшным ящиком, повезли их куда-то. Мама была в черном платке, а свекровь - без платка. Она сидела на табуреточке в кузове грузовика - седая, косматая, и лицо её было серое-серое, словно туча… А вскоре заболела-заболела и тогда уже - один за другим - привозили в их ограду гробы, обитые красным. Первый - для матери мужа, второй – для свёкра. И плакал маленький Женька. А Катюшку отправляли к знакомым на другой конец села. А когда возвращали назад, то не было в доме уже: ни бабули, ни деда… А на вопрос: «где?», она сказала дочке: «На небе,с папой»

И теперь, когда над поселком кружит вертолет, Катюшка уверена, что это летает папа, а в кабине рядом с ним - бабуля и дед. Она машет им рукой, а сама всё ждет, когда же вертолёт приземлится рядом с домом на солнечном пригорке, где ромашки и зеленая трава, и раньше всего сходит снег по весне…

 

Женьку разбудило чириканье птиц. Он открыл глаза… Черный кот сидел рядышком на толстой ветке старой яблони и примерялся: как бы взобраться повыше, где веселая воробьиная семейка спорит о чём-то своем, воробьином. Женька обрадовался коту так, как если бы на его месте был новенький велосипед. Кот же, увидев, что мальчишка открыл глаза и пошевелился, выгнул спину дугой и зашипел.

– Ой, напугал! – сказал ему Женька, – Сиди уж, зловредина! – и протянул к коту руку. Удивительное дело! Кот наклонил голову и подставил для почесывания ухо. При этом замурлыкал так громко, что воробьи насторожились и вскинулись с дерева дружной стайкой. А у Женьки отчего- то запершило в горле и защипало в глазах. Он вдруг почувствовал такое облегчение! И радость. Всё, что его окружало: дом и огород с грядками; солнышко – мягкое, вечернее, в свете которого яблоневые листы и зеленые плоды казались золотыми; очертания колодца и сарая в глубине старого сада; небо над головой – всё это, вдруг, стало ему таким родным, что он готов был заплакать от счастья. В следующий миг он подумал про маму и сестренку, и тревога охватила его: «Катюшка!»

Женька бежал по тропинке к дому, на крыльце которого – сестричкины сандалии и маленькая лейка, а возле – клумба с цветами, любимыми Катюшкой и мамой, ромашками, а над ним в голубом небе весело стрекотал вертолет – большая стрекоза со звездочкой на хвосте.