Может всё не так, может всё иначе. Некоторые утверждают, что свет яркий манит, оставляет и не отпускает, но дела незавершённые возвращают. Свидетелей нет, если отталкиваться от общепринятых пониманий, восприятий живого и мёртвого. Хочется чуть пофантазировать, выскочить за рамки и охватить то, что уже и ещё невозможно уловить, понять и воспринять с точки зрения нормального человека. Хотя, что такое нормальность и ненормальность, где верх, где низ, соответственно. Что такое час в бесконечности и есть ли конечность у бесконечности, а ежели есть, то, что там дальше. А почему бы и нет, кто сказал, что рамки и шоры могут сдержать мыслеобразы и мысленные же безобразия. ******************************************* ********************************** Странно всё это. Всё понимаю, слышу, а ответить не могу. Буд-то рот полон песка. Сплошное мычание. И ещё одну особенность у себя открыл – начинаю концентрироваться на ответе, отключается способность воспринимать. Пальцы, как не мои. И ноги, с ними ещё что-то не так. Слышал по телевизору, что пожилые люди чувствуют, понимают, что позади много лет, что отражение в зеркале не устраивает с каждым годом всё больше, что тело перестаёт слушаться, а стремление станцевать на столе всё такое же, как и в далёкой молодости. Здесь же всё с точностью наоборот. Помню, что умел когда-то давно, и ходить, и прыгать, и бегать. Даже знаю, как правильно складывать слова в предложения, а сделать всё это как следует, не могу. Ещё или уже. Старость – не – радость говорят они, а здесь радости ещё меньше. Да и смотрят все как на маленького, голову склоняют, лыбятся, рожи корчат, приседают при разговоре, чтобы глаза в глаза. Утраченное или ещё не приобретенное возвращается, чувствую это, но слишком медленно. Хотя, время, как оказывается, не очень хороший советчик. Тяжело нам, двухлетним. Душевное состояние, сила духа и моральные качества, как у взрослых уже, а ещё дряхлое тело, уравнивает со стариками. Так и растем – из огня, да в полымя. Жизни то нормальной лет пятнадцать всего, всё остальное – воспоминание и забывание. То осваиваешь лет десять, то теряешь. Главное, понимаешь, что всё тот же, а поделать ничего нельзя. Внутреннее «я» постоянно, а оболочка этой буквы красивой, в движении неудержимом. С каждым проходящим днём вижу всё меньше того, что после рождения, так и мелькало перед глазами. Рогатые, прозрачные, маленькие, волосатые, хвостатые и огненно горящие исчезли. Некоторые краски потускнели, и звуков стало значительно меньше. Кошка, вот единственная, кто понимает меня, даже с улыбкой наблюдает на мои непонимания. Но молчит. Всё вокруг за эти две зимы и два лета сменилось кардинально, а она постоянна, как истинная константа. Словно способность имеет, гулять сама по себе, оттуда сюда и обратно. Как проводник, лазутчик временной и пространственный. И колобок этот волосатый – постоянно подле меня. То под локоть поддержит, то одеяло поправит, то плюхнется под меня, когда падаю с койки или ещё откуда. Палец к губам поставит, чтобы помалкивал, в сторонку отойдёт и исчезнет, а в самый нужный момент – тут как тут. В зеркало гляну иногда, там, где оно от пола сразу и никак понять не могу – я ли это. Когда в воде ещё был - там в пузыре, в животе, всё было ясно и понятно, а как, весь в крови, появился на этом свете, практически всё утерял, позабыл. Сейчас вот, изо дня в день, вспоминаю и приобретаю. Намучаюсь, потом несколько лет свободы и обратно. Огромный прыжок из чрева в могилу с кратковременным приземлением на благодатную почву. Вот и успей всего добиться и достичь за это время. Можно подумать те, кто всё это начал, по своему образу и подобию, не ведали что творили. Пока мне ещё, по этому поводу, лапшу на уши вешать то, не нужно. Ещё помню, что и как. Даже тётку ту хвостатую, хоть смутно, но помню. Ладно. Наивные эти зовут кашу есть. Пойду, заброшу, через ротовое отверстие в желудок, всего, что удастся ухватить руками-крюками, да спать под вольные переложения того, что было на самом деле. Сейчас это называют сказками. В ней ложь и намёк, только вот, ложь, это не неправда, как они думают, а то, что лежит на поверхности, то, что видно тем, кто уже не может видеть всего того, что вижу ещё я и, что увидят они в свой последний час. Потом немного непонимания, брожения, скитания и, всё снова – сначала. |