«Жизнь – длинная штука, всё успею», - подумал бы Семён, если бы захотел подумать.

Наверное, он умел думать. Думать только о своём, о мелком. Хотя… для него каждое мелкое дело казалось, чуть ли не сбитым самолётом в войну, не иначе.

Утром в огороде до семи что-то сделал – выпил. А как же: в войну за подвиги сто грамм полагалось. А чем он не герой?! Разобрал и собрал за день мотор от старенького мотоцикла – несколько раз по сто. Это – новый сбитый самолёт. И не кощунство это вовсе, а самые настоящие подвиги самого настоящего советского обывателя. Были бы у него сыновья, жизнь казалась бы интереснее, а так, одни дочери. Позор! Позор перед друзьями. Чему он мог научить девчонок? Вот с сыном и в пивнушку можно запросто, и на траве под деревом поваляться, и бутылки пивные сдать в местный приёмный пункт. Можно и без сына сдавать, с девчонками, но они не годятся: вечно просят мороженое и конфеты. Противно – до омерзения. И от этого омерзения Семён прятался, как мог, всё чаще находя любые предлоги, чтобы на весь выходной день исчезнуть со двора.

 

***

 

Двор был большим и вечно грязным. Некогда было заниматься мелкой работой. Куда ни шло – раз в месяц. И не чаще. Эта арифметика легко решалась: В год Семён в собственном дворе наводил порядок двенадцать раз, и ни единым разом больше.

Очень любил Семён пропадать в огороде. Эту любовь заметила и его мать:

- Сень, что это ты в пять утра уже копаешься в капусте? А жена? Что, спит ещё?

- Пусть спит, какая тебе разница!

- Ты не груби матери. Выбрал замарашку, так не заступайся. Вон, двор вечно грязный, за собакой не уберёт, калитку за собой не закроет. Веник хоть есть в твоём доме?

- Отстань. Всё есть. Чего ты орёшь? Разбудишь всех. А калитку я когда-нибудь отремонтирую.

- А я и хочу разбудить. Думает, если выходной, так и валяться в постели до семи утра можно.

 

Семён махнул рукой и ушел в другой конец огорода. Достала его склочная жизнь свекрови и невестки. Думал, если в одном дворе с родителями жить, легче будет и по хозяйству, и с детьми. Или не думал … а зачем думать? Пусть всё катится с горки, как голыш, ловко брошенный в гладь воды. Смотришь на него, как на живого, а он, знай себе, скачет по воде.

 

Сегодня утро пропало. Ни подвига тебе, ни ста грамм… «Мать всё испортила. И принесла её нелёгкая», - подумал Семён, плюнув себе под ноги. Сел на мотоцикл и укатил.

 

Мать, подбоченясь, смотрела вслед сыну. Хотела, было, калитку закрыть, а она, оказывается, висит на одной петле.

- Катька, ты долго ещё будешь спать! – крикнула в открытую форточку свекровь. – Калитка вон снова всю ночь открытая простояла.

 

***

 

В селе о Катерине знали, что и хозяйка, и рукодельница, и прекрасная мать. А какие пекла пирожки! Аромат ванили стоял на пол-улицы. Жаль, мужа себе не того выбрала. Вроде, статный, красивый, в армии отслужил, а что с ним происходит – не понятно. Слухи пошли, что запил. С бутылкой, правда, его никто не видел, скандалов на улице он не устраивал, а вот что-то с ним происходит, да и только. От соседей - трудно правду скрыть.

 

А семья, как поеденное червяком яблоко, стала подгнивать с одной стороны. «Со стороны свекрови», - думала Катя. «Невестка во всём виновата. Могла и обязана была взять в руки сына», - думала свекровь.

И никто не думал, что червяком и был сам Семён. Самым настоящим, вечно голодным на градусы, был именно он. Всё бы так и продолжалось, если бы не этот огород…

 

***

 

Утром, в этот день, Катерине не спалось. Мужа в постели уже не было, впрочем, как и всегда, в такую рань. Она спокойно подошла к окну, решив посмотреть, что он делает в огороде.

- Семё…- позвала, было, она мужа и тут же осеклась. Что-то тревожное было в этой тишине. Лето выдалось жарким и засушливым. Поливает, наверное, огород. Пусть поливает. Она хотела отойти от окна и тут заметила лёгкое движение чего-то непонятного в траве.

 

Задвинув плотно штору, она уселась на подоконник. Так было удобнее наблюдать за мужем. Да-да, именно наблюдать. Иногда приходилось подглядывать, чего греха таить.

Семён лежал на траве практически без движений. Тревога нарастала с каждой секундой и вдруг Катя сорвалась с места и помчалась спасать мужа.

- Господи помоги, - шептала она безостановочно, преодолевая в это время все препятствия: порог дома, калитку в огород, смородиновые кусты. А вот и он. Но… что это?

Семён лежал на земле без движений, а изо рта в землю тянулась трубочка. Тоненькая медицинская трубочка. Таких раньше было много. В каждом доме, кто хоть один раз попадал в больницу на стационарное лечение, был этот медицинский трофей. Некоторые умельцы плели различные приспособления для быта, иные могли смастерить поделки. Вот такая система для капельницы когда-то попала и в дом Семёна. В дом хозяина, так сказать.

 

И вот лежит Семён на земле и потихоньку сосёт через трубочку самогон. Мать, зная, что сын – любитель горячительного, закопала в саду хаотично, в различных местах пятилитровые банки с самогоном. Она и догадаться не могла, почему сын так рано работает в огороде. Она – мать. Настоящая мать своего непутёвого сына. Она уверена, что семью разрушила невестка. Как она допустила, что сын только и думает о водке, не принимая во внимание тот факт, что сама своими руками подносила сыну чарочку.

- Пей, Семён, на здоровье, - любила она приговаривать.

- Мам, на здоровье только молоко пьют, - пыталась вставить своё слово невестка. Бесполезными были любые попытки приостановить материнский порыв. Мать знала, что делает.

 

И вот: картина Репина… «Не ждали»…

Лежит Семён на земле с трубочкой, Катя стоит рядом в недоумении, а в калитку входит свекровь. Она встала в любимую позу хозяйки жизни и во всё горло заорала на детей. То ли это был мат, то ли проклятия, то ли сожаление о загубленном кладе… она продолжала орать.

 

Что она еще тем кричала, Катя уже не слушала. Она ушла собирать детей.

- Хватит! Хватит этого позора! Не могу больше!

- Мама, мы куда? – спросила старшенькая.

- Далеко. В другую жизнь. Хочешь?

- Не знаю. Наверное, это очень далеко, - серьёзно ответила малышка.

- И правильно. Тебе и знать не надо. Всё у нас будет. Всё! И никогда не будет медицинских систем от капельниц. Я вам обещаю, дети.