Я увидела мальчика, когда вышла собрать свежих тенёчков для завтрака, но удивительным было, конечно, не это, потому что увидеть аборигена самого нижнего мира – дело привычное. Бывает, эти застывшие создания торчат прямо там, где гнездятся тенёчки, и если бы наш мир, хвала Беспредельности, не плавал всегда сверху, то я бы иногда оставалась без нормального завтрака. Мальчик сидел прямо на снегу, на самом большом из сугробов, свесив ноги на ту сторону, куда не попадало солнце, поэтому самые сочные тенёчки скучковались под подошвами его ботинок, что, разумеется, тоже выглядело вполне обычно.

Ну, так что же тогда – возмутитесь вы моим долгим вступлением – было удивительным?! Терпение! – отвечу я, ибо должна же я вас подготовить к тому, что случилось дальше? Нас ведь как предтечи учили: все миры параллельны и пересекаться не должны ни при каких обстоятельствах!!! Именно так, с троекратным восклицанием, помните? И мгновенная смерть тому, кто попытается уравняться с чужим миром в скорости! Нас учили держаться подальше от чужих миров и как можно реже открывать седьмое око, чтобы не видеть ничего, кроме своей предельности. Вот вы, наверняка, и не открываете, вам-то можно, но я – известная учённица – должна быть всегда начеку, когда путешествую, собирая сведения о природных свойствах всех предельностей и изучая границы нашего с вами мира.

И поэтому я, нырнув в синеватую прохладу сугроба за тенёчками, седьмоком продолжала следить за аборигеном самого нижнего мира. И вот тут-то и случилось поразительное: мальчик вдруг заколотил пятками по белому боку снежной горы, высекая фонтаны ярких световых брызг.

– Ай! Перестань! А-яаай! – завопила я, с ужасом понимая, что теперь уже при всём желании не могу закрыть забитое жгучими бликами седьмоко.

– Ой! – сказал мальчик. – Киса! Прости!

– Какая ещё, замкни тебя в вечное кольцо, киса? – пробормотала я, вычищая седьмоко. Мальчика я из-за бликов не видела, но чувствовала – лупить сугроб он перестал. В тот момент меня так корёжило от резей в оке, что я позабыла про всё, чему учили предтечи, и потому даже не испугалась.

Понимание того, что я – высшей лёгкости учённица и маленький дикарь самой тяжёлой предельности уравнялись в скорости, пришло несколькими мгновениями позже, когда – о, это самое невероятное! – моя спина вдруг ощутила прикосновение мальчика!

Взвизгнув, я отпрыгнула в сторону, внутри всё тонко-тонко завибрировало, накрывая ожиданием немедленной и неминуемой смерти.

– Киса, киса, не бойся!

Последний блик наконец выскочил, и я увидела, что мальчик, оказывается, уже слез с сугроба и стоит рядом, подле гнезда тенёчков – они, надо сказать, совсем не выглядели напуганными, скорее, просто недовольными оттого, что кто-то топчется в непосредственной близости от их тушек.

– Киса! – повторил маленький дикарь и снова протянул ко мне руку.

Я увернулась и отступила, чувствуя, как внутренняя вибрация потихоньку спадает. Вы, наверное, удивитесь, что я не убежала подальше от этого жуткого мальчика, но поймите меня правильно – раз мгновенная смерть, обещанная предтечами, не наступила, то сама Беспредельность велела мне разобраться, что происходит, ведь я же не абы кто, я – опытная путешественница и смелая исследовательница!

Поэтому я храбро вытаращила седьмоко и заявила:

– Никакая я не киса! Я – Бассекасеттолла Пятая, высшей лёгкости учённица.

– А я Серёжа, – ответил мальчик и снова сел прямо на снег.

Вы помните уроки мироведения? Картинки с формами жизни параллельных миров? Обитатели низовья – четыре конечности (руки и ноги), туловище, голова, а на ней – два глаза... Так вот из этих глаз у маленького дикаря вдруг закапало что-то такое чистое и прозрачное, что если бы он затряс головой так же энергично, как бил ногами по сугробу – не избежать бы мне новых ожогов от бликов. Но, к счастью, сейчас он сидел в тени, опустив глаза.

Прыснувшие в стороны от плюхнувшегося прямо в центр их гнезда мальчика тенёчки сгрудились вокруг меня, заставляя ощутить то же, что и этот странный Серёжа, – страх.

Я, конечно, очень люблю тенёчков, но сейчас их способность расширять мою чувствительность не приносила ничего приятного, а только раздражала.

– Ты чего это? – я грозно придвинулась к мальчику, глядя, как он рукой размазывает вытекающие из глаз капли – позже я узнала, что аборигены нижнего мира называют их слезами.

– Ты-ы не ки-иса, – плакал Серёжа. – Я тебя боюсь.

– Не надо. – Рези в седьмоке прошли, и я смягчилась. – Не бойся. Только руками меня не трогай, ладно?

Мальчик, шмыгнув носом, кивнул, и я почувствовала, как спадает его страх и растёт новая эмоция – огорчение.

– Ты что, жалеешь, что я оказалась не этой твоей кисой? – догадалась я (ведь я же очень умная исследовательница, потому и приобрела такую широкую известность в нашем мире).

Серёжа снова кивнул.

– Но почему? – поразилась я чудаковатым эмоциям аборигена.

– Потому что Волшебная Киса может отвести меня к Деду Морозу!

– А кто это? – поинтересовалась я, и мальчик, потрясённый моим неведением, выпучил глаза и затараторил про своего Деда Мороза, позабыв и страх, и огорчение.

Резюмируя его не слишком гладкую и последовательную речь, объясню вам, что Дед Мороз – это такое доброе существо, способное один раз в году (аборигены нижнего мира так время делят) принести в дар всё что угодно.

– Так зачем тебе к нему идти-то? – не поняла я, потому что из рассказа Серёжи выходило, что для получения подарка надо только хорошо себя вести, слушаться маму и сообщить ей, что тебе нужно.

– Я хочу попросить у него другой подарок!

– Ну так скажи об этом маме! – сказала я, строго следуя логике, как и полагается мудрой учённице.

– Я не могу, – грустно ответил Серёжа. – Она меня больше не слышит. Но я знаю, что Дед Мороз принесёт мне радиоуправляемый вертолёт, а я теперь уже не хочу вертолёт, я хочу, чтобы мама ко мне вернулась!

– А почему мама тебя не слышит?

– Не знаю, – мальчик пожал плечами. – Меня и дворник не слышит, я с качелей упал...

– С каких ещё качелей? – спросила я, озадаченная столь мудрёным хитросплетением причин и следствий этого дикого нижнего мира.

– Вот с этих! – Серёжа махнул рукой.

Я посмотрела в ту сторону и увидела неподалёку металлическое сооружение с подвешенной посередине доской – это и были качели, но самым интересным оказались вовсе не они, а стоявший на дороге ещё один абориген нижнего мира. Чем же он был так интересен? – спросите вы, и я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство: тем, что при взгляде на него я наконец-то поняла, почему нас с мальчиком не постигла мгновенная смерть от пересечения лёгкой и тяжёлой предельности!

Дело в том, что абориген на дороге не двигался, ну, то есть двигался конечно, только – как и полагается обитателю самого нижнего мира – крайне медленно, настолько медленно, что я, создание высшей лёгкости, смогла бы это заметить, только если бы глядела на него, не отрывая седьмока, в течение целого светлого цикла. Я повернулась к Серёже – он сидел на снегу в окружении тенёчков. Похоже, он только сейчас заметил их сотканные из влажного тумана тушки и тихонько щекотал им спины. Тенёчки тихо попискивали от удовольствия и уже были не против того, что мальчик сидит прямо в их гнезде.

– Ты не принадлежишь к этой тяжёлой предельности, – сказала я. – Кто ты?

– Я Серёжа, – мальчик перестал гладить тенёчков, посмотрел на меня с испугом и добавил: – Соколов.

– Как ты попал сюда, Серёжа Соколов?

– Я сильно-сильно раскачался, случайно упал и очень больно ударился обо что-то головой.

– И что? Расскажи, что было потом!

– Ну... потом... потом я увидел маму! Она сидела неподвижно с приклеенными слезами... А я лежал на кровати. Я сказал «Мама!», а она не ответила, я ещё что-то сказал, но она даже не пошевелилась. Тогда я встал и увидел, как я лежу на кровати с трубками во рту. Я кинулся к маме, но не смог до неё дотронуться и вдруг почему-то оказался сзади, а мама ко мне даже не повернулась... Я очень испугался, побежал к двери, и вдруг оказался здесь, в нашем дворе. Я подошёл к дяде Мише-дворнику, – мальчик показал на аборигена на дороге, за качелями, – но он, как и мама, совсем не шевелится и ничего не отвечает... – Серёжа снова заплакал.

Тенёчки плотно прижались к нему, жалея. Их тушки мгновенно развеяли его боль по округе, мальчик быстро успокоился и продолжил:

– Я сел и стал смотреть туда, – он показал пальцем, и я увидела через дорогу высокое застеклённое строение, а перед ним – два небольших зелёных дерева, увешанных яркими шарами и огнями. – Я посмотрел на ёлочки, вспомнил про Новый год и подумал про Деда Мороза. Как было бы здорово найти его и попросить, чтобы вместо вертолёта он вернул мне мою маму!

Ну, остальное-то вы, наверняка, помните: перед Серёжей появилась я, и он решил, что я – Волшебная Киса, которая знает, где живёт Дед Мороз.

И вот тут, прежде чем излагать историю дальше, позвольте вам кое-что объяснить, дабы с присущей мне прозорливостью предупредить ваши вопросы и, возможно, осуждение. Прежде всего я хочу честно сознаться, что мой острый ум учённицы, равно как и многоцикловый опыт путешественницы, а также намётанный глаз исследовательницы говорили мне, что Дед Мороз этот – чистейшая выдумка, и что не может он приходить откуда-то из другой предельности, чтобы награждать послушных детей нижнего мира подарками. Но... понимаете... этот Серёжа... он смотрел на меня такими глазами! Да ещё эти тенёчки так и жались к нему, едва успевая развеивать по ветру боль и то и дело выстреливая в меня её разрядами... И слёзы мальчика... они были такими кристально прозрачными... а печаль его была так чиста и глубока...

В общем, я взяла и сказала:

– Хоть я и не Волшебная Киса, а Бассекасеттолла Пятая, но обещаю: найдём мы твоего Деда Мороза!

– Правда? – Серёжа бросился ко мне так резво, что я не успела увернуться и он прижался щекой к моей спине. – Бассе... Бася!

От мальчика исходила такая великая радость, что она ясно чувствовалась даже без помощи тенёчков. Ладно, пусть будет «Бася», добродушно подумала я, аккуратно отстранила мальчика и ответила (куда уж тут было деваться?):

– Правда. Только давай-ка я сперва поем, а то я ещё даже не завтракала.

Я принялась быстро собирать тенёчков и складывать их в боковой карман.

– Зачем ты их ловишь? – осведомился Серёжа.

– Ну я же сказала: для завтрака!

– Ты будешь их есть?! – ужаснулся мальчик.

– Кого? – я посмотрела на него и удивилась, насколько широко у него могут открываться глаза.

– Их! – он показал на тенёчков, тихо курлыкавших у меня в кармане.

– Фу-у. – Я рассмеялась. – Великая Беспредельность, а я и забыла, что ты вышел из низшего мира! Мы, жители самой лёгкой предельности питаемся не существами, а чистой энергией. Тенёчки мне нужны просто для компании – чтобы получить побольше удовольствия от завтрака.

– А-а, – облегчённо выдохнул Серёжа, и мы направились к моему пузырю для странствий.

 

После завтрака я выпустила тенёчков на волю и, пока возвращалась к ожидавшему меня в пузыре мальчику, всё пыталась сообразить, куда бы нам отправиться.

Искрунов, что ли, проведать? Там у них всё такое яркое, весёлое, где низ – верх, а где верх – низ, и все летают, играют, непонятно чем занимаются и неизвестно за счёт чего живут – почти чистое безумие, но мальчишка, наверняка, будет в восторге... Деда Мороза мы, конечно, не найдём, но, по крайней мере, развлечёмся... Или лучше к механоидам? Они, наоборот, серьёзные такие, сложные! Ну, вы сами знаете, как далеко они зашли в собственном усовершенствовании, и у них есть на что посмотреть... да, Серёжу эти машинарики точно поразят – глаза вдвое шире раскроются... А можно ещё навестить...

– Здесь нет руля, Бася! – перебил мальчик мои мысли, выглянув из пузыря.

– А что, тебя это удивляет? – спросила я, заходя внутрь.

– …Нет, – немного подумав, ответил Серёжа, погладив внутреннюю стенку. – Он ведь живой... а живому руль не нужен!

Мальчик подошёл к тому боку, где сходились звездой нервоусики пузыря и накрыл их сплетение ладошкой. По прозрачной стенке во все стороны побежала волна нежно-зелёного цвета.

– Смотри-ка, – изумилась я, – а ему приятно! Пузыри ужасно пугливы и редко принимают кого-то, кроме хозяина, а тут... не потемнел и даже не вздрогнул!

Я прикоснулась к верхним нервоусикам и ощутила добродушное приветствие своего старинного Друга-странника. За столько циклов, что мы вместе, я научилась безошибочно чувствовать состояние духа своего пузыря, и могу сказать точно, что в тот момент он находился в таком прекрасном настроении, какое я за ним замечала только на заре наших совместных путешествий, когда мы были молоды и переполнены исследовательским энтузиазмом. Я повернулась к Серёже:

– А ты ему явно понравился!

– И он мне тоже! Ой, щекотно! – Серёжа рассмеялся, но ладошку не отнял. – Очень, очень понравился!

И тут меня осенила идея, которая и послужила, в конечном итоге, причиной того, почему я выступаю сейчас перед вами.

– Положи вторую руку вон на тот толстый узел, – я показала Серёже куда, – и попроси Друга-странника отвезти тебя, куда ты хочешь.

Он коснулся второго узла и громко сказал:

– Отвези меня к Деду Морозу!

Пузырь расцветился зелёно-серебристыми волнами, я дотронулась до пульсирующих ходовых нервоусиков и ощутила его замешательство.

– Серёжа Соколов! – Я прижалась к стенке Друга-странника. – Закрой глаза и думай только одну мысль, ты понял?

– Да! – Мальчик закрыл глаза. – Дорогой Пузырик! Ты ведь знаешь, где живёт Дед Мороз?!

– Одну мысль, одну-единственную! – воскликнула я, чувствуя, как Друг-странник задрожал, прощупывая пространство.

– Отвези меня к нему, Пузырик, мне очень-очень надо! – Серёжа прижался к ставшей полностью серебристой стенке. – Пожалуйста, – голос его упал до шёпота, – Бася разрешает...

Тонкий разряд кольнул меня, разбегаясь по нервам, и я, плотнее прижавшись к Другу-страннику, громко прошептала прямо в его вибрирующую, резко потеплевшую плоть:

– Я верю в тебя! И я верю в Деда Мороза!

 

Мир, в который привёз нас пузырь, был похож на тот, откуда Серёжа родом. Однако сходство оказалось только внешним, а при ближайшем рассмотрении стало ясно, что Предельность здесь совсем не тяжёлая. Это был верхний мир, по скорости не уступающий нашему!..

Тише, перестаньте, опуститесь на места! Я понимаю, это поражает невероятно, ибо мы с вами всегда полагали, что наша предельность имеет высшую степень лёгкости! Но послушайте и постарайтесь привыкнуть к следующей мысли: наш мир – не единственный такой...

Да ненужно так реагировать, я же ещё не закончила, послушайте!..

Я, Бессекассектолла Пятая, заслуженная учённица и известная путешественница-исследовательница, заявляю вам со всей ответственностью: есть в беспредельности миры, что ещё выше нашего... так... тихо, пожалуйста! Порядколюбцы, выставите вот тех двоих за пределы сферы заседаний... Ну а вы-то куда? Будьте любезны опуститься на место! Порядко... да-да, их, вот их выведите, пусть остынут! Спасибо. Да тише же вы все! Прошу тишины!..

...Пожалуй, можно продолжать.

Я никогда не видела раньше той предельности, на границу с которой переместил нас с Серёжей мой Друг-странник. Здесь всё было настолько легким и быстрым, что, двигаясь, становилось почти бесплотным. Привыкнув к тому, что наш мир всегда плавает сверху, я не сразу осознала, что местные обитатели спокойно пролетают сквозь меня точно так же, как я делала это во всех знакомых мне мирах.

– Смотри, Бася! – Серёжа побежал вперёд по большой дороге, на которой высадил нас пузырь, – здесь и лето, и зима, а вон там яблони распускаются, как у нас на даче!

Я огляделась по сторонам. Природа здесь, на первый взгляд, действительно пребывала в хаосе, но это только на первый взгляд, ибо зоркие очи и живой ум бывалой путешественницы помогли мне быстро догадаться, что местность тут меняется в зависимости от желания проходящего по ней аборигена. Правда, сознаюсь вам честно, я пока не разобралась, как местные обитатели поступают в случае, если, например, двое идут по одному полю, а хотят при этом разного.

– Серёжа! – Я догнала мальчика. – Ты знаешь, куда идти?

– Вон туда, туда! – радостно закричал он, показывая пальцем направо, куда отходила тоненькая дорожка – почему-то я заметила её только сейчас, как и строение из толстых брёвен под заваленной снегом крышей, к которому она вела. Всё это, каким-то образом, словно вдруг выросло из-под земли неподалёку от большой дороги.

– Теремок! – Серёжа рассмеялся. – Дом Деда Мороза! Это он, точно! Смотри, а вон там, в лесу, стоит дедушкин олень... Ох...

Серёжа внезапно остановился.

– Что с тобой?

– Мне... – мальчик упал на колени, – нехорошо... – Он резко побледнел и задрожал.

Уходит! поняла я. Глухая тяжесть низовья, да он же уходит! Контуры маленькой фигурки стали размываться.

– Нет! – Я бросилась к Серёже. – Как же так? Мы ведь почти пришли!

Я подняла мальчика с колен и потащила к теремку, но это было не просто. Где-то далеко, в нижнем мире, его тело умирало, и беспредельность рвала Серёжу к себе, отбирала у меня, тянула в свою ледяную, ненасытную утробу.

– Помогите! – крикнула я к оказавшимся поблизости аборигенам, но они даже не затормозили, почти бесплотными тенями проскользнув мимо и сквозь нас.

Это несправедливо, подумала я, волоча мальчика, он же смог пройти в другой мир и найти это место, так почему же никто из аборигенов не может к нам выйти и помочь?! Осталось же всего несколько метров!

– Держись! Я тебя не отдам... – я увидела, как распахнулась дверь в терем, и удвоила усилия, чувствуя, как напрягается каждая жила моего тела, – ещё бы, ведь я сражалась с самой Беспредельностью!

Серёжа уже не пытался мне помогать, он больше не мог двигаться и только огромные серые глаза ещё продолжали жить на бесцветном лице, глядя на меня с глубокой и чистой печалью.

– Держись, – прохрипела я, взваливая Серёжу себе на спину, чтобы заползти на ступени крыльца. – Волшебная... Ки...са... ведёт... тебя к Деду...

На пороге появился рослый человек в длинном ярко-синем тулупе, отороченном белоснежным мехом, и круглой, тоже синей с белым, шапке.

– ...Морозу, – прошептала я и упала без сил.

Человек протянул ко мне руки, и груз со спины исчез. И я увидела, как Дед Мороз поднял мальчика на руки и прикоснулся губами к его лицу. А потом всё пространство вокруг наполнило чистое белое сияние.

 

Очнулась я возле своего пузыря. Ни тонкой тропинки, ни терема больше не было – только калейдоскоп природных изменений по обе стороны большой дороги, да почти бесплотные тени, скользившие мимо и сквозь меня.

– Серёжа! – крикнула я, но никто не ответил.

Я забралась в пузырь, коснулась его узлов и спросила:

– Друг-странник, ты знаешь, где Серёжа?

Тёплые стенки завибрировали, и пузырь рванулся сквозь пространство.

 

Мы приземлились прямо в комнате, куда поместили Сёрежу после того, как он упал с качелей. Мальчик лежал на кровати в полном сознании и без трубок во рту, подле него сидела женщина и глаза её лучились счастьем, а рядом стоял человек в белой одежде и улыбался.

– Серёжа! – воскликнула я, но он, конечно же, не ответил. Мальчик больше не мог со мной разговаривать, потому что вернулся в своё тяжёлое тело.

Увидеть меня он теперь тоже не мог, зато я посетила жилое пространство, где обитала семья Соколовых. Так просто, захотелось взглянуть, как у них там и что. Оказалось – хорошо! Чисто, тепло и уютно. А на стенах висят старые фотографии в рамке – Серёжины предки. И вы знаете, кого я среди этих предков увидела?..

Того рослого человека из терема! Только одет он был не в сине-белый тулуп, а в простую домашнюю одежду и, знаете, как-то необычайно живо, с хитрым прищуром, глядел мне в седьмоко с пожелтевшего от времени снимка...

И поэтому теперь я имею честь доложить вам, дорогие мои верхнемирцы, со всей возможной серьёзностью известной учённицы, путешественницы и исследовательницы, об открытии мною нового спектра предельностей превысшей и наивысшей лёгкости, среди которых, как подсказывает мне острый ум и прозорливость, наверняка есть и такая, где обитают души наших с вами, навсегда ушедших в Беспредельность, предков.