И придет рассвет…

 

Маша сидела в кабинете, который ненавидела всей душой. Эта узкая и длинная комната угнетала ее уже год и шесть месяцев с перерывом на отпуск. Выцветшие обои, серый потолок, окно, наполовину закрашенное белой краской – все это давило на юного специалиста. Еще больше Маша ненавидела патронажную сестру, сидящую напротив, за другим столом. Эта злобная женщина, которой оставался один год до пенсии, постоянно доводила ее до слез своими придирками и указаниями. Она довела на своем веку до нервного срыва восемь девушек-фельдшеров. «Я последняя твоя жертва», – часто думала Маша, поглядывая на свою коллегу. У Аллы Михайловны был собственный кабинет, и ее услуги нужны были лишь тогда, когда приходил пациент. Но женщина предпочитала сидеть с фельдшером в одном комнате, рассказывать девушке истории из жизни деревни, и напитываться энергией молодого специалиста. Каждый день Маша уходила домой с головной болью. И лишь то, что казенная квартирка находилась в пятнадцати минутах ходьбы от фельдшерского пункта, спасало ее от ежедневного потребления таблеток.

Еще в фельдшерско-акушерском пункте деревни К. была санитарка. Вот ее Маша любила всей душой. Это была женщина лет семидесяти, с полностью седыми волосами, затянутыми в тугой пучок. Несмотря на ярко-выраженную полноту, она была подвижной, каждое утро и вечер мыла полы, даже если приходил всего лишь один пациент. С Аллой Михайловной санитарка Вера Иосифовна была на ты, и часто заступалась за Машу, если сестра начинала очень уж надоедать советами.

Последнюю неделю ноября Маша наслаждалась одиночеством. Она сидела в кабинете, читала книгу, ждала пациентов и мечтала, как уже в июне навсегда уедет из этой скучной деревни. Это была ее цель, ради которой она не сдавалась и не падала духом. Покинуть это место, вернуться домой – вот все, чего она хотела. Ни замуж, ни отдохнуть в какой-то экзотической стране. Нет, лишь оставить эту деревню за спиной. А перед отъездом, и это непременно, высказать Алле Михайловне все, что она о ней думает. Сейчас патронажная сестра лежала в районной больнице с воспалением легких. Женщина наказала себя сама. За две недели до этого Маша предлагала ей свои услуги, указывала на то, что у женщины очень плохой кашель. Самоуверенная медсестра решила, что знает все сама, и дотянула до потери сознания.

Дороги вокруг деревни страшно размыло, и пришлось несчастную везти на КАМАЗе, ибо никакой другой транспорт не смог бы проехать через грязевые потоки. Уже вторую неделю шли дожди, останавливаясь на несколько часов. За это время земля, конечно же, не успевала просохнуть. Деревня, если бы не КАМАЗы, вовсе была бы отрезана от жизни. Люди с нетерпением ждали морозов.

Свободное от работы время Маша проводила в казенной квартирке за чтением. Интернета в деревне не было, мобильный телефон работал только на возвышенностях, а по телевизору, кроме новостей, смотреть нечего. В силу этих обстоятельств молодой фельдшер раззнакомилась с местным библиотекарем – женщиной сорока пяти лет. Та была одинока, обожала своих двух котов и козу, которую содержала ради молока. Татьяна Трофимовна была образована, имела даже возможность остаться в столице, но решила вернуться в родную деревню. Кроме патронажной сестры, санитарки и библиотекаря Мария знала еще директора школы, тоже немолодую женщину, доброжелательную и веселую. Уже дважды Маша проводила в школе осмотр детей на педикулез, и дважды видела, что несколько учителей сменилось. У них были юные лица, и это были ее друзья по несчастью – молодые специалисты, которые отрабатывали положенный срок и уезжали. По рассказам Аллы Михайловны, лишь одна девушка вышла тут замуж и осталась работать, остальные постоянно менялись.

Вот и весь круг общения. Машу мало интересовало, что происходило за стенами фельдшерского пункта. За полтора года она констатировала смерть троих стариков, в том числе месяц назад умер старый католический священник; лечила детей, и ей посчастливилось ни разу не принять роды, хотя рожениц было четверо. Всех она успела отправить в районную больницу.

Рабочий день двадцать восьмого ноября 20.. года подходил к концу. По радио обещали еще неделю дождей, а потом сразу десятиградусные морозы. Маша зажгла настольную лампу, читала «Джен Эйр». В 16.45 заглянула Вера Иосифовна, сказала:

– Я ухожу, Машенька! До понедельника!

– До свидания! Кстати, как там Алла Михайловна?

– Не волнуйся, еще неделю ее точно не будет!

Женщина хитро подмигнула и закрыла дверь. Маша улыбнулась и снова принялась читать. Не успела она дочитать первое предложение, как дверь снова отворилась. Не отрывая глаз от книги, Маша спросила:

– Что-то забыли?

Вошедший кашлянул. И кашель этот совсем не понравился молодому специалисту. Маша подняла глаза. Перед ней стоял высокий худой мужчина. Он был одет в длинное черное пальто, поверх которого был намотан теплый клетчатый шарф. Шапку мужчина держал в руках. В неверном свете настольной лампы его лицо казалось неестественно белым на фоне темной одежды. Вошедший не улыбался.

– Извините, я думала, что пациентов больше не будет, и не включала свет. До конца рабочего дня осталось десять минут.

Маша поспешно встала, подошла к выключателю, и через мгновение кабинет озарился холодным белым светом.

– Стоит сказать, что с настольной лампой было уютнее, – сказал посетитель.

Маша едва доставала ему до плеча, таким он был высоким. И невероятно худым. Кожа обтягивала острые скулы. Под глазами залегли глубокие тени.

– Вам плохо, сядьте на этот стул.

– Могло быть их хуже. Или будет, если вы мне не поможете.

Мужчина сел. Пальто он не снимал. Маша села на свой стул.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Алексей. С недавних пор я живу в этой деревне.

– И я тоже.

Мужчина серьезно посмотрел Маше в глаза, замолчал на несколько секунд, затем снова перевел взгляд на свои худые руки и продолжил:

– Я здесь всего две недели. Так вот. С детства я страдаю абструктивными бронхитами, периодически у меня случаются обострения. Мне приходится пользоваться ингаляторами. Но сейчас у меня с собой ничего не оказалось.

– Разденьтесь! Я должна вас послушать.

Мужчина встал, снова поразив Машу высоким ростом, снял пальто и шарф, аккуратно повесил их на спинку стула. Маша надела фонендоскоп и приказала поднять свитер.

– У вас в легких оркестр, – сказала она вскоре. – У меня вообще подозрение на воспаление. Вам следует ехать в больницу.

– Я не могу, – сказал мужчина и опустил свитер.

– Почему? Я выпишу направление, дам больничный. У вас имеются все показания к освобождению от трудовой деятельности.

– Я не нуждаюсь в больничных. И никогда не смогу оставить свою работу, даже на время.

– Почему? – строго спросила Маша. – Кем вы работаете? Неужели ваш начальник хочет, чтобы его работники тяжело болели?

Мужчина сложил кончики пальцев, задумчиво посмотрел на Машу.

– Что такое? – не выдержав взгляда, спросила молодой врач.

– Вы не знаете, кто я?

– Нет, и не должна, в общем-то. Это не входит в круг моих обязанностей. И вообще…

– Я – священник.

– О… Так вы вместо того, пожилого? Я констатировала его смерть…

– Да, меня прислали сюда вместо него. Так вы можете мне чем-нибудь помочь? У вас есть ингалятор? У меня закончился, я не купил, надеялся, что не заболею… Но эти дожди…

– Нет, у меня ничего нет!

Маша встала, нервно зашагала по маленькому кабинетику.

– В этой дыре вообще нет ничего, кроме анальгина! Какое счастье, что у меня не было ни одного неотложного случая или родов! Я всех успевала направить в больницу. Иначе не представляю, что делать. Вам нужно ехать в райцентр и обращаться к настоящему врачу, к пульмонологу! Или, хотя бы идти в аптеку. Я ничем, практически, не могу помочь! Могу, разве что, поставить горчичники…

– Сядьте, пожалуйста.

Его голос звучал властно, и в то же время спокойно. Маша повиновалась и опустилась на свой стул.

Священник сидел в той же позе, соединив кончики пальцев. Его глаза смотрели серьезно и с интересом. Маша увидела, что они светло-голубые, ресницы рыжеватые, короткие, брови тоже светлые. Волосы у мужчины были русыми, густыми и длинноватыми.

– Почему вы так несчастны здесь?

– С чего вы взяли? – снова вспылила Маша, но на этот раз осталась сидеть, просто инстинктивно скрестила руки, чтобы незнакомец не мог больше разгадывать ее секретов.

– Две недели назад я жил в другой деревне. Там уже все было устроено, даже дрова на зиму заготовлены. И что же? Меня отправляют сюда, где умер старик-священник. Он жил очень скромно, в доме практически нет мебели и дров. Ко всему прочему, я заболел, обращаюсь к доктору, но он не может мне помочь. И что же делать? Отчаиваться? Я не могу. У меня есть молитва, есть Бог, который мне поможет. А все неприятности и трудности я воспринимаю, как должное, как способ закаливания воли.

Голос его, немного хриплый, и взгляд завораживали и успокаивали Машу. «Скажите что-нибудь еще», такие слова готовы были слететь с ее губ, но она вовремя одумалась. К тому же, пациент сильно закашлялся.

Маша вскочила, но священник предупреждающе поднял руку. Через несколько мгновений кашель прекратился.

– С вашего позволения, я договорю.

– Конечно…

– Мы с вами служим людям, и сознательно выбрали этот путь. Так зачем же обижаться на некоторые лишения и сложности? Господь дает нам только ту ношу, которую мы можем понести.

– Я готова помогать людям! Но не в таких ужасных условиях!

– Чем они ужасны? Тут есть крыша, отопление, горячая вода, милый врач с горящим сердцем. Во время войн доктора спасали людей в чистом поле.

– Это все так, но…

– Я тоже хотел бы, возможно, служить где-нибудь в Южной Америке. Тот климат очень пошел бы мне на пользу. Но я нужен здесь. И вы нужны. В данный момент, например, вы нужны мне.

– И ничем не могу помочь! Если только уговорю Кольку ехать в райцентр…

Маша задумалась, а тем временем священник встал и надел пальто, завязал шарф.

– Я пойду…

– Берегите себя! – спохватилась Маша. – Я постараюсь что-нибудь для вас сделать.

Только когда он ушел, молодой фельдшер вспомнила, что ничего не записала, даже не узнала фамилии пациента, не завела на него карточку. Ведь с этим всегда так ловко справлялась Алла Михайловна…

Весь вечер Маша находилась в задумчивости. Ей все вспоминались большие светлые глаза священника. И то, о чем он говорил. Тем Бога была от нее далека, как Луна. Нет, даже спутник Земли был, пожалуй, ближе, потому что его хотя бы видно. А Бог… Что Бог? Его нельзя потрогать, и ангелов тоже. Зато можно во время операции увидеть живое сердце. Но как тогда объяснить чувства? Разве могут они поместиться в трепещущем кусочке мышцы? И почему оно начинает биться еще быстрее, когда человек рад, или взволнован?

В субботу утром Маша отправилась к Кольке. Это был водитель одного из КАМАЗов. Он несколько раз предлагал фельдшеру услуги своего везде проходимого авто, но она все отказывалась. Попросила лишь раз, когда нужно было отвезти в больницу Аллу Михайловну.

Коля стоял на крылечке и курил. На обнаженные мускулистые плечи была накинута солдатская куртка, лоб нахмурен, длинная челка сбилась на бок. Коля смотрел в другую сторону и заметил Машу, только когда она отворила калитку.

Молодой человек в один прыжок соскочил с крыльца и оказался возле девушки, под локоть повел ее к дому, хотя она могла прекрасно добраться сама.

– Коля, я же в резиновых сапогах, а не в туфлях. Дошла б и так!

– Мне хотелось тебе помочь!

Сказал и покраснел. Он был старше Маши на три года. Как пришел из армии, так и устроился водителем. У парня не было пагубных привычек, за что его любили и периодически премировали. Особенно летом.

– Мне нужна твоя помощь, Коля. Очень жаль, что сегодня суббота. Аптеки будут закрыты. А в понедельник, скажи, ты смог бы свозить меня в П.?

– Только после обеда, ты же знаешь…

– Спасибо! Я закрою фельдшерский пункт в час и поеду с тобой. Мы успеем приехать туда до трех часов дня?

– Конечно!

– Замечательно! Тогда договорились!

Маша соскочила с крыльца, раскрыла зонт и бодро зашагала по грязи. То-то священник удивится в понедельник, когда она придет к нему с лекарствами и вылечит его сама! Не может съездить? Что ж, тогда она поможет ему, сделает, все от нее зависящее, но спасет человека.

Колька мечтательно смотрел вслед удаляющейся Маше. Он был влюблен уже пол года и все искал способ привлечь ее внимание, и никак не находил. Две недели назад он был абсолютно счастлив, когда вместе с Машей вез на КАМАЗе больную медсестру. На обратном пути Маша была словоохотлива, рассказывала о себе, смеялась, а он слушал и старался запомнить каждое мгновение их разговора, ее смех, глаза, какая милая морщинка появлялась на Машином носике, когда она улыбалась… И вот через два дня он снова будет ехать с ней в кабине. И туда и обратно. Ради этого он был готов нарушить дисциплину и уехать по личным дела на служебной машине.

В субботу Маша в приподнятом настроении решила заняться домашними делами. Подмела, вымыла полы, повытирала пыль, постирала кое-какую одежду и даже помыла лампу в комнате. Когда заряд бодрости закончился, девушка устроилась на диване с «Джен Эйр» и окунулась в мир грез. Через полтора часа, когда стемнело, она вдруг заскучала. В книге дело во всю шло к свадьбе, а в ее жизни не было ничего, кроме больных старичков и сварливой медсестры. Несколько поднимал настроение влюбленный Коля, но она не отвечала ему взаимностью. Этот крепкий парень был так мил, когда краснел в ее присутствии, и когда предлагал свою помощь. Но Маша, почему-то не могла относиться к нему серьезно. Хотя ей было приятно смотреть на его мускулистое гладкое тело.

– Сердцу не прикажешь, – сказала она вслух и встала с дивана, чтобы включить свет. Размышления о Колиных чувствах немного развеселили Машу.

Она собралась уже снова сесть на диван, как раздался звонок в дверь.

Маша посмотрела в глазок. На лестничной площадке, всегда, к счастью, хорошо освещенной, стояла немолодая женщина. Ее заплаканные глаза ясно говорили о том, что пришла она не с добрыми новостями.

– Что случилось?

– Добрый вечер, Машенька! Извини, что в субботу…

– Проходите, и не извиняйтесь! Говорите!

– Беда не ждет, Машенька! Старику-то моему совсем плохо. Лежит, голова говорит, сейчас лопнет, – сказала женщина и снова заплакала.

– Подождите минутку, я оденусь!

Маша пошла в комнату, оставив женщину в прихожей. Хоть девушка и говорила строго, руки у нее тряслись. Той уверенности, которая у нее была в голосе, на самом деле в ней не было. А что, если этот человек умрет у нее на руках, и она ничем не сможет помочь? А что, если он умрет, пока она собирается?

Через пять минут женщины бежали под зонтиками к дому больного. Маша несла с собой чемоданчик с лекарствами и шприцами. Дождь лил без остановки, точно небо сошло с ума. Грязь местами доходила до щиколоток.

Окна всех домов светились, из труб шел уютный дымок. Почти в каждой из этих семей Маша побывала с визитом к больному, где-то констатировала смерть. Но там были очень пожилые люди. Мужчине, к которому она спешила теперь, было только шестьдесят три года.

Наконец они пришли. Дом находился рядом с детским садом, напротив костела, так что идти от квартиры пришлось минут десять.

В дверях стояла дочь заболевшего мужчины. Жена его всхлипнула и схватилась за сердце, решив, вдруг, что муж уже умер.

– Что ты мама, он лежит, ждет врача. Я дала ему попить.

– Дайте маме валерьянки, – бросила на ходу Маша и поспешила в комнату.

Мужчина лежал на кровати и не шевелился. В первый момент Маша подумала, что дочь ошибается, и папа уже в ином мире. Но когда фельдшер подошла, больной открыл глаза.

– Здравствуйте, – сказал он четко и ясно, и Маша с облегчением выдохнула. Значит, еще не все потеряно…

Когда все необходимые процедуры по снижению давления были проделаны, и состояние больного нормализовалось, Маша засобиралась домой.

– Машенька может быть, чайку с нами попьете? – спросила растроганная хозяйка. – Ведь если б не вы…

– Нет, спасибо большое. Лучше ложитесь отдыхать. Вы пережили стресс, вам нужно успокоиться. И не стесняйтесь. Если вдруг снова станет хуже, можете приходить даже ночью.

Увидев округлившиеся от ужаса глаза женщины, Маша поспешила добавить:

– Но все будет хорошо. Давление упало, лекарства сильные, и не дадут ему больше так подскочить…

На улице был холодно. Маша пробыла у пациента час, и за это время перестал идти дождь. Грязи только прибавилось. Напротив, в костеле, горел свет, и, несмотря на закрытые двери, слышалось пение. И фельдшер решила зайти туда, где ни разу не была за полтора года пребывания в этой деревне. Домик священника она посещала несколько раз, а вот в сам костел никогда не заходила.

Свет горел только над алтарем. Но там никого не было. На лавочках сидело человек двадцать, не больше. И все женщины, Маше удалось разглядеть только одного седого мужчин. На скрип двери женщины обернулись, не прерывая своей песни, приветственно кивнули Маше, и снова отвернулись к алтарю.

Девушка села на последнем ряду и стала оглядываться по сторонам. На темных стенах висели большие иконы. Справа и слева были маленькие полочки для свечек. Над ними также висели иконы. Справа, недалеко от алтаря, Маша заметила на стуле священника. Он сидел, положив ногу на ногу, склонив немного голову налево, и сложив кончики пальцев, и слушал женщину, которая стояла перед ним на коленях. Когда она перестала говорить, он что-то ответил ей, перекрестил, дал поцеловать фиолетовую ленту и потом встал. Когда священник скрылся, женщины стали петь громче.

На эти ритуалы Маше было очень занятно смотреть, она никогда такого не видела. Настроение и время позволяли ей остаться, так что Маша решила посмотреть, что же будет дальше.

Раздался звон колокольчика, женщины встали. Маша, находясь в тени, решила, что не будет преступлением, если она останется сидеть, и будет присутствовать в качестве зрителя.

Вначале вышли несколько мальчиков. Они несли зажженные свечи. Следом вышел священник в белом одеянии с вышитым золотым крестом. Лицо Алексея снова поразило Машу бледностью и спокойствием. Он шел медленно, пока женщины пели, затем стал на алтаре напротив людей и перекрестил их. Когда же он начал говорить, Маша забыла обо всем на свете. Его голос был таким же властным, как тогда в кабинете, но звучал громче, приковывал к себе. Худое лицо его притягивало взгляд. Женщины пели, вставали на колени, садились, а священник что-то говорил. Но Маша не вслушивалась. Она смотрела на его лицо, тембр его уверенного голоса успокаивал, не давал отвлечься. Лишь когда он закашлялся, Маша вдруг пришла в себя, доктор взял верх. «Совсем плох. Хоть бы у него не ухудшилось состояние до понедельника…»

Священник скрылся вместе с мальчиками. Маша встала, взяла в руки чемоданчик и хотела уже выйти, как вдруг услышала за спиной голос.

– Вы решили меня навестить?

Маша вздрогнула. И обернулась.

– О, здравствуйте. Я зашла совершенно случайно. И вот осталась… Как вы себя чувствуете?

– Не очень хорошо, но температуры, кажется, нет. И это очень радует.

– Берегите себя, пейте горячий чай, сделайте ингаляцию, подышите над картошкой…

– Конечно, спасибо. Идите с Богом.

Маша вышла. Весь путь домой она улыбалась. Какой странный он человек. С одной стороны, такой закрытый, серьезный. А с другой стороны, мягкий, и внимательный. Заметил нового человека даже в тени, и успел подойти.

Ночью снова пошел дождь, и продолжался до утра. После ночи Маша выглянула в окно и увидела то же серое небо, те же потоки воды. В такую погоду никто не захочет выйти на улицу. Поэтому Маша сварила себе кофе и вернулась в постель, прихватив с собой книгу. Воскресение – прекрасный день. Можно лениться, отдыхать, никто не посмеет ее потревожить. Конечно, только в самом исключительном случае. Но хочется надеяться, что он не наступит.

Днем, напевая неопределенный мотив и улыбаясь, Маша приготовила себе легкий обед. Девушка сама не могла объяснить себе приподнятого настроения. Но все время в голове ее звучал голос священника, то и дело всплывали в памяти его светлые глаза. «Нет, не могла же я в него влюбиться! Это нереально! Слишком мало времени прошло. Да и любить такого человека нельзя, и невозможно. Он никогда не сможет ответить тем же». Но мысли снова и снова возвращались к увиденному в костеле.

По телевизору показывали новости и какой-то старый концерт. Маша быстро закончила с просмотром телепрограмм и снова вернулась к книге. Как бы ей тоже хотелось такой сильной любви, так же посвятить себя человеку, чтобы слышать его голос на расстоянии, если ему нужна помощь…

К вечеру Маше снова стало не по себе. Она металась по комнате, в тоске выглядывал в окно, и рада была бы даже появлению Коли, лишь бы не оставаться одной. Но к дому никто не шел, и уж тем более не ехал. Девушка налила себе чаю, достала из холодильника малиновое варенье, решив, что таким способом как-то успокоится и поднимет упавший дух.

Но не успела она сделать и глотка, как в дверь позвонили.

На пороге стояла какая-то взволнованная женщина. Маша ее не знала.

– Милая моя, – сказала она, как только Маша открыла дверь. – Мы не знаем, что делать! Наш священник умирает!

– Что??? Как умирает? Звоните в скорую! Господи! Как же так?

Маша бросилась в квартиру одеваться. Ее руки похолодели, голова кружилась. Пришедшая женщина, тем время, нетерпеливо мерила шагами прихожую.

Через несколько минут Маша была готова и с чемоданчиком бежала к костелу. Она забыла зонт, и теперь дождь лил ей за воротник. Женщина едва поспевала за фельдшером, и, задыхаясь, пыталась рассказать, что произошло.

– Он вышел, как всегда в шесть часов, вести мессу. Но шел как-то неуверенно, нам всем показалось, что его немного качало. Прошло минут десять, наверное, но он все не начинал, пытался отдышаться. Затем перекрестил нас и упал без сознания. Мы бросились к нему, но не смогли привести его в чувства. Семен позвонил в скорую помощь, а ему там сказали…

Женщина не смогла договорить, заплакала. Маша остановилась, повернулась к ней:

– Что, что сказали в скорой помощи?

– Мол, у вас есть доктор, пусть помогает. А мы такой дорогой не доедем, машина завязнет.

– Я буду писать на них жалобу! – в сердцах вскричала Маша. – Скорее!

Чем быстрее Маша шла, тем сильнее задыхалась, тяжелый чемодан с лекарствами оттягивал руки, но фельдшер упрямо шагала вперед.

– Разойдитесь, – крикнула Маша на ходу. И через мгновение ей открылась картина, которую она помнила долгие годы.

Священник лежал на алтаре, его руки были распростерты в стороны, голова повернута направо. Маша быстро достала из чемоданчика нашатырный спирт, смочила ватку и поднесла ее Алексею к носу. Больной сразу зашевелился. Маша освободила его от пасторского воротничка и расстегнула несколько пуговиц сутаны.

– Слава Богу! Пришел в себя!

– Мне так неудобно…

– Полежите еще! – сказала Маша ласково.

Бабушки разошлись молиться. Через минуту Алексей повторил попытку встать. И закашлялся. Маша помогла ему приподняться.

– Завтра утром я повезу вас в больницу, на КАМАЗе…

– Послушайте, все в порядке, я просто переутомился немного.

– Извините, пожалуйста, но вам придется меня послушать.

Он аккуратно сел, потер руками глаза и уши, затем повернулся к изображению Христа на иконе и перекрестился. Руки его заметно дрожали.

– Помогите мне, пожалуйста, – сказала Маша мужчине, который все это время стоял неподалеку, словно ожидал просьбы от фельдшера.

Мальчишки, помогающие при алтаре, сбегали за пальто и шарфом, и через пять минут священника уже провели в дом, который находился рядом с костелом. Там было жарко натоплено, потому что хозяйка, помогающая священнику, готовила ужин. При виде людей, процессией следующих от святыни, она выбежала на встречу, но, заметив, что отец Алексей идет самостоятельно, немного успокоилась.

– Разберите постель, – сказала Маша хозяйке.

Священник пытался бодриться, но высокая температура не давала ему совершать уверенно некоторые действия. Руки его сильно дрожали, так что он не мог даже расстегнуть пальто. Маша помогла ему.

В доме столпилось много людей. Алексею это не понравилось.

– Идите с Богом, молитесь за меня. Владиславу Алексеевичу скажите, чтобы закрыл костел в восемь, а ключ принес сюда.

Бабушки неохотно ушли, так что в доме осталась только фельдшер, хозяйка и священник. Хозяйка все причитала:

– Ах, Божечка, ах, миленький. А что ж это будет? Ай-ай!

– Вы успокойтесь, пожалуйста. Есть горячая вода?

– Все есть, миленькая.

– Ксендз Алексей, ложитесь, пожалуйста, в постель, я сейчас приду, измеряем температуру, я вас послушаю, и дальше будем действовать по обстоятельствам. Скажите, есть ли у вас дома телефон?

– Да, вот он, за шторкой, – ответила хозяйка.

Пока священник укладывался, Маша позвонила на станцию скорой помощи, представилась, рассказала о ситуации. Диспетчер ответила:

– Вы все правильно сделали. Сейчас в темноте по такой грязи скорая помощь доберётся до вас к утру, если вообще доберется. У вас в деревне есть грузовики?

– Да.

– Утром сажайте больного в большую машину, сами его сопровождайте, и везите в больницу. Если ночью будут осложнения, начнет задыхаться, еще что-то, звоните сюда. Вы же врач, милочка. Разберетесь. А если что – звоните, я буду вам помогать.

Так Маша во второй раз осталась один на один с серьезной опасностью. Конечно, профессия врача романтична, спасать людские жизни очень хочется, и чувствовать свою значимость – приятно. Но как же страшно, когда от твоих действий зависит чья-то жизнь и не на кого нельзя переложить ответственность.

Маша зашла в комнату. Священник укрылся одеялом до глаз, но его все равно трясло. Градусник остановился на отметке в 39,5.

– Сейчас я сделаю вам укол, температура начнет падать.

Священник проявил упорство и не раскрылся.

– Упадет сама. Я боюсь уколов.

– Вам придется подчиниться, – сказала Маша спокойно. – Такая высокая температура сама не упадет. К тому же, вы ее очень плохо переносите.

Фельдшер положила руку на лоб больного. Он был очень горячим и сухим.

Одеяло осталось на своем месте.

Маша молча раскрыла свой чемоданчик с лекарствами, достала шприц, несколько ампул и приготовила лекарство. Затем смочила ватку спиртом и снова встала возле постели.

– Вы взрослый мужчина. Скиньте одеяло и повернитесь на бок, ко мне спиной.

– Я не могу.

– Я не женщина сейчас, а врач, существо бесполое. Пускай вас ничего не смущает.

– Нет, я просто…

– Боитесь, я поняла, и тем не менее.

Священник сдался. После укола Маша достала фонендоскоп и хорошенько послушала больного. Подозрение на воспаление легких усилилось.

– Завтра утром я отвезу вас в больницу.

– На чем? На ковре-самолете?

Он пытался шутить, и Маша послушно рассмеялась.

– Практически. На грузовике. Скорая сюда не доедет. А если и доберется, то, вряд ли вернется обратно, застрянет. Дожди, дороги размыло, а КАМАЗы проделали огромные колеи.

– Поразительные познания.

Священник улыбнулся, у Маши защемило сердце от восторга и жалости одновременно. Лоб мужчины покрылся мелкими бисеринками пота, волосы немного намокли.

– Ну вот, температура падает. Скоро вы уснете.

Маша сидела на краю кровати. Священник был полностью укрыт одеялом.

– Вам станет легче, и организм захочет отдохнуть.

Алексей дышал тяжело, но свиста и хрипа слышно не было, и это успокаивало Машу. Быть может, все обойдется, он проспит до утра, а там и до больницы доедут.

Вскоре священник задремал, а Маша пошла к хозяйке. Та налила девушке чаю, дала мед.

– Вы вот что, – сказала Маша. – Сходите, пожалуйста, в дом №15 по улице Озерной, и попросите Николая, водителя, завтра приехать сюда к семи утра, чтобы отвезти больного в больницу.

Хозяйка согласилась, и, убрав со стола, быстро оделась и ушла.

Маша осталась в доме одна. Она тихо прошла в комнату, подошла к кровати и положила руку на лоб больному. Он спал спокойно, температура упала. Маша любовалась его лицом. Оно казалось ей самым красивым на свете. Если бы она не боялась своим пристальным вниманием разбудить человека, то так и просидела бы возле него на стуле, разглядывая его лицо. Острые скулы и подбородок уже покрылись светлой щетиной, веки подрагивали, губы были приоткрыты, и приковывали Машин взгляд. Наконец, она взяла себя в руки и отошла от постели, села в кресло. Время шло, больной не просыпался, хозяйка не приходила. Тогда Маша взяла с полки какую-то книгу и начала читать. Это оказался «Человек, который смеется» Виктора Гюго. Но не успела она прочесть и нескольких страниц, как пришла хозяйка. И не одна.

Вместе с ней пришел и Коля. Это был прекрасный повод увидеть Машу – узнать все подробности дела. Молодой человек выглядел взволнованным, но, тем не менее, плохо скрывал свое счастье. Ради Маши он был готов бросить работу, сделать все, что угодно, лишь бы помочь ей, лишь бы побыть рядом.

– Я решил, что лучше самому узнать все подробности.

– Ты мог позвонить сюда.

– Я… я не знал номера.

– Но его знала хозяйка. – Маша улыбнулась. – Отец Алексей очень тяжело заболел. Сегодня из-за температуры даже потерял сознание. Завтра его нужно отвезти в больницу. Приезжай, пожалуйста, в семь утра.

– Я постараюсь предупредить начальника.

– Если нужно – ссылайся на меня, я потом все объясню.

Коля медлил. Маша не знала, что ему еще сказать.

– Тогда до завтра?

– Да, я пошел.

Ему очень хотелось поцеловать ее, или хотя бы пожать руку, но он сдержался, опасаясь реакции. Когда-нибудь потом, позже, может быть на обратном пути.

По дороге домой он фантазировал на тему их поездки в грузовике. Вот Маша отвела в больницу священнику, вернулась. Они снова едут в кабине вдвоем. Его рука случайно, вместо коробки передач, накрывает ее руку… Он целует ее на прощание в щечку…

Маша, тем временем, думала совсем о другом. Спустя час ей с трудом удалось уговорить хозяйку пойти домой.

– Я справлюсь, не переживайте. Его состояние стабильное, не критичное. Приходите завтра к шести утра, чтобы приготовить завтрак. А пока – отдыхайте.

Женщина, наконец, сдалась, и ушла. Маша осталась в доме с больным. На этот раз – до утра.

Девушка снова села в кресло и принялась читать при свете настольной лампы. Кровать больного находилась у окна, в тени. Маша все время прислушивалась к дыханию священника, а потому слова, которые она читала, не откладывались в ее сознании. Ей нравилось, что она нужна этому человеку, что всю ночь она проведет с ним в комнате. Он проснется, заговорит, а она будет рядом наслаждаться его голосом, смотреть в его глаза. Маше казалось, что раз сейчас отец Алексей спит спокойно, значит, закончится ночь, и придет рассвет, и ему будет лучше.

Через час дыхание больного участилось. Послышались хрипы, он стал метаться по постели, но не просыпался. Маша решила, что нужно его разбудить, померить температуру. Она села на край кровати, взяла священника за руку, проворила тихонько:

– Проснитесь…

Он не реагировал. Тогда Маша повторила свою просьбу громче и слегка похлопала его по ладони. Внезапно он сжал ее руку и открыл глаза.

– Кто ты? Ангел?

Маша испугалась, вскочила на ноги.

– Что вы! Это я, Маша, фельдшер! Мне пришлось вас разбудить… Температура растет.

– Да-да, простите, мне очень плохо. Я думал, что уже умер… Какой кошмар.

– Не волнуйтесь, вот вам градусник.

Температура снова подскочила до 39,5. Маша дала больному воды, потом снова была вынуждена сделать укол.

– Посидите рядом, пожалуйста, – сказал священник, когда Маша собиралась сесть в кресло.

Сердце девушки радостно забилось. Она и сама хотела этого, но стеснялась. Маша поставила рядом с кроватью стул, сложила руки на коленях. Ей очень хотелось снова взять больного за руку, почувствовать, как он сжимает ее. Но она не решалась.

– Меня завтра отвезут в больницу?

– Да, утром рано.

– Вы знаете, я все-таки рад. Нужно хорошо пролечиться. Я постоянно кашляю и, видимо запустил себя. Мне вообще плохо подходит здешний климат.

Он закрыл глаза. Маша огорчилась. Она готова была смотреть в них бесконечно.

– У меня нет родителей, – сказал он спустя несколько минут. – Я из детского дома. Но Господь вел меня. И я не соступил с выбранного Им пути. Я очень люблю Бога, люблю людей. Я рад, что стал священником.

Маша слушала молча. Она вдруг поняла, что не хочет, чтобы наступало утро, чтобы он ехал в больницу. Путь бы была вечная ночь, и вечный полумрак, и он, лежащий в постели, и она, сидящая рядом.

– Я несколько раз говорил с епископом о том, что если будут предложения работы в более теплых странах, я с радостью уеду. Мой друг работает в Индонезии в семинарии преподавателем.

– И вы уедете?

– Он звал меня. Я хорошо знаю английский, справлюсь. Зато там тепло.

– Сколько вам лет? – отважилась спросить Маша.

– Тридцать шесть.

Он дремал, потом снова просыпался и начинал говорить. Маша боялась пошевелиться, и все смотрела на него.

Около часа ночи он крепко уснул, и Маша снова села в кресло. Она даже не могла читать, все думала о человеке, лежащем на кровати. Он так недавно вошел в ее жизнь, а Маша уже не может с ним расстаться. Его голос для нее – музыка, просьба – приказ, глаза – магниты, от которых невозможно оторваться. Маша хотела, чтобы этот человек всегда был в ее власти, хотела сама лечить его. Ей совсем не хотелось отдавать его в больницу, но здравый смысл опровергал все доводы сердца. «Придет рассвет – и я с ним расстанусь».

В конце концов, Маша и сама задремала в кресле. Ее разбудил скрип. Она открыла глаза и поняла, что священник сидит. Но он не кашлял, просто держался руками за горло.

Девушка вскочила с кресла и подбежала к больному, схватила его за руки.

– Что? Что такое?

– Тяжело дышать…

Он хрипел. Попытался откашляться, но не смог, словно в горле что-то застряло. В таких случаях очень хорошо помогает ингалятор, которого у Маши не было, она собиралась поехать за ним только в понедельник.

– Тихо-тихо… Не нервничайте, – приговаривала девушка, снова бросившись к своему чемоданчику, на этот раз за эуфиллином.

– Ложитесь скорее на бок, сейчас я сделаю укол, и вам полегчает.

Маша быстро сделала укол, а потом помогла больному снова сесть. Он прислонил голову к ее плечу, а она обняла его за спину и начала покачивать. Через минуту приступ прекратился, и священник задышал спокойно.

– Спасибо вам большое, – сказал он отстраняясь. – Вы большая молодец, настоящий врач. И спасаете меня уже пол ночи.

– Это моя работа, мое призвание. Я спаю тело, а вы – души.

– Очень на это надеюсь.

– Сейчас вам лучше положить подушки повыше, так будет легче дышать.

Священник сел в постели и послушно ждал, пока молодая доктор укладывала две подушки так, чтобы ему было удобнее спать. После этого он практически сразу уснул. А Маша вернулась в кресло и, улыбаясь, снова попыталась читать. Она все еще чувствовала его тело в своих руках, его голову на своем плече, вспоминала, как частое дыхание обжигало шею.

С чтением ничего не выходило. Она вновь не понимала ни слова. Уверенная, что в течение нескольких часов больной, под действием лекарств, точно будет спать спокойно, Маша вышла и поставила греться чайник. Ей захотелось крепкого чаю с сахаром. До утра она все равно уснуть не сможет.

В четыре часа утра Маша вернулась в комнату. Отец Алексей спал в том же положении, в котором она его оставила. Он дышал спокойно. Маша аккуратно присела на край кровати и стала рассматривать лицо больного. И снова оно казалось ей самым красивым на свете. Она старалась запомнить каждую его черту, потому что понимала – так близко она его уже никогда не увидит. Не сдержавшись, она взяла его за руку, и он тут же проснулся. Маша испугалась.

– Что такое? Снова укол?

Он улыбнулся.

– Нет-нет, спите, я проверяла пульс.

– Священнику врать нельзя, – сказал отец Алексей и снова уснул.

Чтобы больше не совершать глупостей, Маша снова села в кресло и попыталась задремать. На этот раз ей удалось погрузиться в сон.

Разбудил ее только приход хозяйки.

– Как он, доктор? – спросила она шепотом, склонившись над Машей.

– Все хорошо, как видите, спит. Приготовьте ему завтрак. В семь часов приедет машина.

За окном занимался рассвет, когда священник уже в пальто и с небольшим чемоданчиком в руках сидел в кухне. Рядом стояла Маша и не смотрела на больного. Ей казалось, что как только он посмотрит ей в глаза, сразу все поймет, а этого допускать нельзя. Вскоре загрохотал грузовик, и доктор с больным вышли на улицу. Дождь прекратился, даже немного подмораживало, лужи покрылись тонким-тонким льдом.

– Вы в состоянии дойти? Или вам помочь? – спросила Маша на всякий случай.

– Я дойду сам, спасибо.

Коля стоял возле машины. Как только доктор и больной вышли из калитки, он отворил пассажирскую дверь. Первым, к большому Колиному огорчению, сел священник. Потом Маша.

Она говорила всю дорогу. Коля упрямо молчал, священник отвечал изредка. Почему-то Маше казалось, что в машине какая-то гнетущая атмосфера. Двое мужчин совершенно не были расположены говорить. Но если и Маша замолчит, ехать будет совсем невозможно.

Тяжелые колеса КАМАЗа врезались в мягкую землю, как в масло, машину часто трясло, отчего Маша иногда ударялась головой в плечо своего высокого пациента.

– Коля, ты вези нас сразу в больницу. В приемный покой, я покажу куда.

Молодой человек кивнул. Он хмурился, был недоволен, молчал, но Маша этого не замечала. Она была рада ехать со священником бок о бок и быть еще хоть чуть-чуть ему полезной.

Коля не доехал до приемного покоя.

– Я тут не проеду, дойдете пешком, – сказал он как можно более холодно. Но Маша ничего не поняла.

– Как жаль. Ладно, мы выйдем у ворот. Подожди меня, пожалуйста.

– Вы будете заходить к своей медсестре?

Маша замерла. В это больнице лежала Алла Михайловна, она была уже почти здорова.

– Нет, увижу ее, когда приедет.

Фельдшер вернулась через пол часа. Коля курил в окошко. Как странно, он не имел на девушку никаких прав, но страшно ревновал к человеку, к которому нельзя и глупо ревновать.

– Ну что? Устроила?

– Да. Его продержат, наверное, недели три точно.

– В аптеку нужно?

Наконец, Маша поняла, что с Колей что-то не так.

– Что с тобой? Почему ты такой грустный? И как будто злой? На работе что-то плохо? Не отпускал начальник?

– Все хорошо.

Коля не смотрел на Машу. Но как только их взгляды все же встретились, он растаял, снова превратился в добродушного Кольку.

– Поехали?

– Конечно.

Ни одна его мечта не сбылась. Сколько он не пытался положить руку дальше коробки передач, ему не удавалось найти Машину ладонь. Девушка ехала молча, часто закрывала глаза и как будто дремала. Она улыбалась своим мыслям, и Коля понимал, что думает она не о нем.

Когда они въехали в деревню, Маша сказала:

– Отвези меня, пожалуйста, на работу.

– Ты не ночевала дома. Может быть, работа подождет?

– Нет. Я нужна людям.

Коля пожал плечами и повернул тяжелую машину на окраину.

– Послушай, – сказал он, когда уже остановился возле дверей фельдшерского пункта, – если ты надорвешь свое здоровье – деревня совсем останется без врача. Отдохни хотя бы до обеда.

– Посмотри, – сказала Маша спокойно.

Ее уже ждали две бабушки. На вид они были здоровы, болтали, даже улыбались, и с большой вероятностью фельдшер могла сказать, зачем они пришли.

– Если меня без причины не будет на рабочем месте – они найдут куда пожаловаться, найдут, каким способом доставить мне хлопот. Так что лучше я пойду. А уж в пять часов как-нибудь доберусь до квартиры и лягу спать.

Коля решил, что обязательно заедет за ней после работы. Обещали легкий мороз и дорога, конечно, подсохнет, но ему не хотелось, чтобы Маша шла пешком, чтобы устала еще больше. И так всю ночь просидела возле этого священника.

– Спасибо тебе, Коля, – Маша поцеловала молодого человека в щеку и выпорхнула из большой машины.

Он так и сидел в кабине, смотрел ей в след. Высокая, тоненькая, тяжелые каштановые волосы завязаны в тугой хвост, она быстро зашагала к старушкам, которые ждали ее у дверей. У порога она обернулась и улыбнулась Коле. Такой он ее вспоминал – большие синие глаза, ямочки на щечках, морщинка на носу.

Коля улыбнулся в ответ и уехал с твердым намерением вернуться вечером.

 

Через три недели пришел эпикриз. У отца Алексея было двухстороннее воспаление легких. Его выписали и отправили в санаторий. Значит, в деревне он появится только через полторы недели. Все это время в деревню по воскресениям приезжал другой священник. Маше понравилось присутствовать на его мессах. Она с интересом за всем наблюдала, уже понимала некоторую закономерность в обрядах, и одна мысль завладела ее умом.

– Я хочу покреститься, – сказала она Коле, когда он в очередной раз забирал ее с работы.

– Это правильное решение. Тогда мы сможем обвенчаться с тобой.

Сказал и покраснел. Маша рассмеялась, но было в этом смехе мало веселья. Она понимала, что Коля не шутит. Чего же хотела сама фельдшер – она не знала. Сердце ее рвалось на части от тоски по отцу Алексею, симпатии к Коле и желанию все бросить и уехать домой. Короткие зимние дни угнетали ее, вернувшаяся после болезни Алла Михайловна с утроенной силой гнобила молодого фельдшера. Казалось, она еще больше ненавидела девушку, хоть и сама не давала себе отчета, за что.

За день до Рождества приехал, наконец, отец Алексей. Маше сразу стало об этом известно, рассказала санитарка, а ей – подруга, хозяйка дома, в котором жил священник. Во время обеденного перерыва, не помня себя от радости, Маша помчалась к бывшему пациенту. У порога дома решимость ее пропала, и девушка стояла перед закрытыми дверями, не зная, как поступить. Она даже два раза шла обратно к калитке, но возвращалась. Отец Алексей увидел ее, и сам открыл дверь.

– Входите, пожалуйста, только приехал.

Священник поправился. Уже не так бросалась в глаза худоба, волосы аккуратно острижены, подбородок выбрит. Выглядел он прекрасно. Одет он был уже в сутану, видимо, готовился идти в костел.

– Я помешала…

– Нет-нет. Я уйду только через пол часа. Должен вас еще раз поблагодарить. В больнице врачи сказали, что если бы не действия молодого врача, у меня мог бы начаться отек легких, а там и до летального исхода недалеко.

– Я делала то, что должна, спасала жизнь. И я рада, что вы чувствуете себя хорошо.

Они стояли, Маша смотрела на священника снизу вверх. Сердце ее сжималось от радости. Она снова видит его, теперь все пойдет своим чередом.

– Я хотела вас попросить…

– Да?

– Окрестите меня.

– Это осознанное желание?

– Конечно.

– Присядьте, пожалуйста.

Маша послушно села. Она не сводила глаз со священника. Он остался стоять.

– Я уезжаю в Аргентину. Через неделю. Если вы хотите, что обряд крещения провел я – вам нужно посетить несколько занятий. Каждый вечер их проводит Владислав Алексеевич. Потом я с вами поговорю, вы исповедуетесь, и я проведу крещение. Допустим, в воскресение, через пять дней.

А Маша просто кивала, но ничего не слышала. Одна мысль пульсировала у нее в висках – он уезжает в Аргентину, а значит, она больше никогда его не увидит. Пока он был в больнице, поправлял здоровье в санатории, Маша знала, что он вернется. Теперь девушка знала, что через неделю она увидит его в последний раз.

– Вы уезжаете навсегда? – спросила она дрожащим голосом.

Надо же. В самых серьезных ситуациях, когда от нее зависела жизнь человека, голос ее не дрожал, действия оставались уверенными. Теперь же стойкость изменила ей.

– Ну почему же. Когда позовут обратно – я вернусь, это не навсегда. Но с целью улучшить мое здоровье – это очень полезная миссия.

«Интересно, он не видит, как я волнуюсь, и почему?»

Отец Алексей все видел, но не придавал значения увиденному. Он был благодарен врачу, и только. То, что она испытывала к нему нечто большее, то, что романтичные мечты терзали ее юное сердце, его никак не беспокоило. Он поедет в Аргентину, она обо всем забудет, выйдет замуж и заживет счастливо.

– Вы спасли мне жизнь, я буду молиться о вас, – сказал он кротко.

Маша встала, попрощалась и вышла. Она сделала все, как он сказал, и окрестилась. А через неделю он уехал.

На место отца Алексея приехал другой священник, но все в нем было не то – фигура, голос, глаза, походка. Он все делал не так. Но, следуя обещаниям, данным перед крещением, Маша ходила в костел каждое воскресение. И молилась там о здоровье отца Алексея, и о том, чтобы скорее наступило лето, и она покинула это место, полное воспоминаний и переживаний, навсегда.

 

В июне Маша с тяжелым сердцем покидала деревню. Она сложила вещи в чемодан и решила уехать самым ранним автобусом. Она ничего не сказала Коле о дате своего отъезда, но он, словно почувствовав, что может ее потерять в один миг, дежурил каждое уро под Машиными окнами уже неделю. И на седьмой день увидел, как она выходит из подъезда, неся в руке чемодан. Молодой человек подошел к ней и молча взял чемодан из ее рук.

– Как ты узнал, когда я уезжаю?

– Я не знал, но ждал. Я не так глуп, как ты думаешь, Маша.

– Нет, что ты, Коля… Ты умный, и хороший, и добрый, и…

– Люблю тебя, – сказал он, глядя под ноги.

Они шли к остановке. Маша не остановилась, просто тяжело вздохнула и промолчала. Она не могла сказать того же. Он был ей симпатичен, даже очень. Но она не заслушивалась его голосом, не любовалась лицом, не мечтала обнять его, или просто посидеть в его компании. Он есть рядом - хорошо. Нет, тоже не страшно. А он тосковал, если ее не было рядом, и видел Машу во сне, и хотел, чтобы она принадлежала только ему, чтобы сердце ее не было в далекой Аргентине…

– Разреши мне звонить тебе.

– Хорошо…

 

Коля приезжал к ней несколько раз. Они ходили на свидания, сердце ее, наполненное тоской, оттаивало. Она все чаще думала о своем воздыхателе. Он был рядом. Ее влекло его крепкое тело, страсть, с которой он обнимал ее, обожание в его глазах. Когда спустя шесть месяцев он предложил ей пожениться, Маша согласилась.

– Я не буду жить в твоей деревне. Мне нужно работать. А там Алла Михайловна.

– У нее заболела мать. Твой злейший враг уволилась. На ее место поставили молодую. Вы подружитесь, наверное.

Они поженились и стали жить в собственном доме, где Маша была полноправной хозяйкой. Местные старушки были счастливы возвращению доброго фельдшера, Коля работал шофером, и жизнь их была тихой и спокойной. Свекровь заводила разговоры о детях, Маша была не против, но Господь не давал им такого счастья. За окном менялся пейзаж, сугробы стаяли, деревья покрылись светло-зелеными почками, зашумела листва, а беременность не наступала. А потом случилось несчастье.

Летом Маша была в отпуске, но к родителям не поехала. Она обустраивала свой новый дом, возилась в огороде, и даже подумывала о том, чтобы завести, кроме курочек, еще и козу. Иногда, во время работы на грядках, она вдруг вставала, смотрела в небо, думала о чем-то, грустно вздыхала. Образ отца Алексея все никак не шел из ее головы. Этот человек словно шагал с ней рядом, пусть и был очень далеко. Она знала, что он жив, и этого, возможно, было бы достаточно. Но так хотелось услышать его серьезный голос, последовать его совету. Все больше увлекаясь религией, изучая Библию, Маша подумала однажды, что вот так же, наверное, люди любили Христа. Он слушали Его, не думая ни о чем, следовали, куда бы Он ни сказал, лишь бы находиться рядом с Ним, наполняться Его спокойствием, уверенностью и верой. По мнению Маши, отец Алексей обладал огромной душевной силой, люди слушали его, открывали сердца его словам.

Летними вечерами Маша с Колей ходили на озеро, мечтали о том, как будут называть будущей детей.

– Я очень хочу девочку, чтобы была похожа на тебя, – говорил Коля, убирая Машины волосы и целуя ее в шею.

– А я мальчика, чтобы был такой же крепкий и красивый, как ты.

– Значит нужно двоих…

Была середина августа. Жара спала, теплый, ласковый ветер окутывал плечи и освежал. Хотелось сидеть на берегу бесконечно, наблюдая за розово-голубым закатом. Но солнце уже село за лесом, мошкара осмелела и принялась атаковать молодоженов. Маша встала на ноги, сделала несколько шагов по тропинке и упала. Ее скрутила сильнейшая боль внизу живота. Коля помог ей подняться, подставил плечо, но Маша снова сделала несколько шагов и закричала. По ногам струилась кровь. Если бы Коля увидел кровь у себя, он, возможно, даже потерял бы сознание. Но когда дело касалось жены, молодой мужчина был тверд духом. Коля поднял жену на руки, побежал домой, уложил Машу на кровать и вызвал скорую помощь. До приезда врачей Маша позвонила медсестре Кате, она быстро прибежала к подружке. Девушки сделали вывод, что, скорее всего, у Маши выкидыш… Они говорили об этом спокойно, словно такое происходило каждый день. Хотя Катя и смотрела на подругу с подозрением – спокойствие было каким-то очень странным, словно перед бурей.

Помощь подоспела через двадцать пять минут. Коля поехал с женой. Он держал ее за руку, успокаивал, говорил, что еще ничего не известно, и все будет хорошо. Но Маша была акушеркой по образованию, и ей все было ясно, как день.

Регистрация экстренной больной прошла очень быстро. И вот, спустя час после того, как Маша и Коля покинули берег озера, молодая женщина уже лежала на операционном столе с кислородной маской на лице. Ей решили дать наркоз. Диагноз фельдшер поставила сама себе верно.

Маша после долго размышляла, чем же могла спровоцировать подобное происшествие. И решила, что, видимо так должно было случиться. Она не уставала с домашних хлопотах, они наоборот были ей в радость. Просто судьба наградила ее таким испытанием. Фаталистка по натуре, она еще в больнице стала задумываться над тем, что все случилось не зря, она не просто так потеряла ребенка.

В доме говорили шепотом, на Колю было страшно смотреть. Если бы люди не знали, что Маша выжила, то можно было бы подумать, что он ее похоронил, таким несчастным было его лицо. Он не слышал, когда к нему обращались, забывал иногда, куда ехал. Его мысли постоянно рвались к жене. Отпуск удлинился за счет больничного. И две недели подряд, после выписки из больницы, Маша лежала на кровати лицом к стене. Она часто плакала, редко спала и все время молчала. Свекровь помогала в огороде, готовила еду, разговаривала шепотом. Она тоже часто плакала, не зная, чем помочь невестке, переживая за сына. Молодая семья рушилась на глазах, и никакого выхода из ситуации видно не было.

Около почты Колю встретила санитарка Вера Иосифовна.

– Как Машенька?

– Плохо. Она со мной не говорит. Это не выносимо!

Он отвернулся и заплакал, впервые за две недели. Если бы жена просто поговорила о своих переживаниях, он пожалел бы ее, успокоил, чем мог. Но она закрылась, молчала.

– Знаешь, сынок, я дам тебе совет, – сказала женщина, обняв мужчину за плечи.

 

Через три дня Коля пришел с работы раньше. Маша лежала лицом к стене с закрытыми глазами, словно спала. На самом деле, она просто не хотела говорить с мужем. За две недели молчания она уже додумалась до того, что не только беременность, но и брак ее, видимо, были ошибкой, раз все так быстро рухнуло.

– Машенька, у нас гость, – сказал Коля, дрожащим от волнения голосом, и тут же вышел.

Маша, не оборачиваясь, ответила, что никого не ждет.

– А меня примите?

От этого голоса сжалось сердце, захотелось и плакать и смеяться одновременно. Маша резко села и обернулась. В дверях стоял отец Алексей.

– Как поживаете?

– Как вы здесь оказались?

Она не понимала, что происходит, и как этот человек здесь оказался.

– Я могу сесть? – спросил отец Алексей, указывая на стул.

– Да, конечно, простите мне мою бестактность, – залепетала Маша, вставая. – Сейчас я сделаю чаю…

– Не нужно. Вначале побеседуем просто так. Чай потом, всей семьей.

Маша села на кровать. Священник положил ногу на ногу, сложил кончики пальцев, устремил испытывающий взгляд на Машу.

– Как дела? Вы вышли замуж?

– Да, как видите. Коля – прекрасный человек. Вы помните его?

– Конечно. Он один из моих спасителей.

– Как ваше здоровье? Вы такой загоревший… Вы прямо из Аргентины сюда прилетели?

Вопрос так рассмешил отца Алексей, что он долго смеялся, один раз даже голову запрокинул. Маша тоже начала улыбаться. Успокоившись, наконец, и утерев выступившие слезы, священник сказал:

– Простите меня. Сам не знаю, почему я так смеялся. Нет. Из Аргентины я прилетел месяц назад, и находился в двухстах километрах отсюда, когда ваш муж нашел меня и попросил приехать. Он сказал мне, что вам нужна помощь.

– Нет… Со мной все в порядке.

– Тогда почему вы в постели в пять часов вечера? Вам, как минимум, не здоровится?

– Просто недавно со мной произошел несчастный случай…

– Расскажите.

И тут Маша начала говорить. Она поведала о произошедшем, поделилась своими страхами. Под конец рассказа слезы катились по Машиному лицу. Отец Алексей протянул фельдшеру платок.

– Когда-то, больше года назад, вы спасли меня. Теперь моя очередь.

 

Коля стоял и слушал за дверью. Он плакал вместе с женой. Ему тяжело было слышать, что этому высокому человеку в сутане она открыла все свои страхи и мысли, а ему, законному мужу, не захотела. Но голос священника, его доводы и примеры, были настолько успокаивающими, что к концу разговора улыбались уже все – и сама Маша, и отец Алексей, и муж, подслушивающий под дверью.

Они пили чай до позднего вечера. Священник рассказал, как служил в Аргентине, и поделился, что вскоре поедет к другу в Индонезию работать в семинарии.

– Я больше не болел. Моим легким подходит теплый климат. Я, наверное, никогда сюда не вернусь, если только на время.

От священника не утаилась тень, мелькнувшая по Машиному лицу, когда он говорил об отъезде.

В конце вечера Коля сказал:

– Спасибо Вам, отец Алексей. Вы спасли мою жену, и мою семью. Может быть, вас куда-нибудь отвезти?

– Нет, спасибо, я переночую у отца Виталия. Если разрешите, Коля, я хотел бы сказать вашей жене кое-что с глазу на глаз.

Скрипя сердцем, он дал им выйти, а сам включил телевизор погромче. Этот человек помог ему, помог его жене. Теперь сам он не имеет права не выполнить его просьбу.

Маша и священник дошли в молчании до калитки. Затем отец Алексей обернулся, сказал, вглядываясь в Машино лицо:

– Вы должны меня отпустить. И жить своей жизнью. У вас прекрасный муж. Однажды вы спасли меня, теперь я помог вам. Мы квиты. У вас все будет хорошо. Я буду молиться о вас. А вы не вспоминайте обо мне. Пойдите и поцелуйте сейчас мужа, он вас очень любит.

Маша вернулась домой улыбающаяся.

– Он сказал, что все будет хорошо. Спасибо, тебе, Коля.

Они сидели обнявшись. Наступил рассвет, а Коля все покачивал Машу на коленях, гладил по волосам. А она спала, и во сне улыбалась.