«Школьные годы чудесные...»

Дневниковые записи

Страница 4

 

УЧИТЕЛЬ

 

Посвящается учителю моему

Владимиру Антоновичу Варфоломееву

 

Трудно говорить о давнопрошедшем времени, многое забыто, многое вспоминать просто трудно. Прошло больше 30 лет с того времени. А сказать об этом хочется, потому что это время моей молодости, когда девчонки мечтают о будущем, строят планы, ходят на танцы, встречаются с молодыми людьми, влюбляются. Я, городская девчонка, должна была уехать из города в деревню. Тогда я еще плохо представляла себе, что такое деревня, хотя часто летом ездила в деревню в гости к родне. Мне казалось, что будет также тепло и уютно, как в гостях…

Ехала я с мыслями о том, что это нужно сделать, потому что надо было попробовать поработать в школе, поработать с детьми – а потом уж поступать в педагогический. Смогу ли? Дорогой думала о том, какой черт дернул меня с места. Ну не попала в институт в этом году, поступлю в другом. Мое желание поступать в педагогический институт долго обсуждалось моими родителями. Чтобы не терять этот год, решено было попытаться поработать по специальности.

- Проверишь себя, – сказал отец, – а заодно поймешь: туда ли идешь? Захочешь ли еще стать учителем? А, може, к утру и вовсе возвернешься?

- Работа мозги прочищает, – сказал отец напоследок.

Бросить город, друзей, отказаться от всего, что тебя окружает – привычную жизнь в достатке под крылом родительской опеки, неги, отправляться, «куда глаза глядят», знала: так поступают только Дураки в сказках. Что меня «понесло» в учителя? Наверное, были хорошие примеры, вернее, хорошие учителя окружали по жизни? Сказать по правде, мы, дети, ученики, и знать-то не знали, какие должны быть учителя, какими они могут быть, пока не появился в нашей школе Владимир Антонович Варфоломеев.

- Ну, доедайте свои бутерброды и пирожки, – сказал он ученику, стоящему у двери, опоздавшему, пожевывающему.

Давно прозвенел звонок, мы сидели за партами, а всегдашний наш классный хулиган имел обыкновение опаздывать на уроки, не обращая внимания на звонки. Он мялся у двери, ожидая реакции учителя. Но учитель не торопился реагировать.

-.Дожевывайте, – сказал он еще раз.

Тот, нахально, «в открытую», стал жевать.

- Вы, наверное, уже забыли, что такое уроки музыки, – сказал он и стал нам рассказывать о том, что такое музыка.

Раскрыв рот, мы слушали молча – весь урок, пока не прозвенел звонок. Будто проснулись от глубокого сна. Даже пожалели, что урок закончился. Первый раз мы пожалели о том, что закончился урок!

- Кто захочет записаться в хор, жду после уроков, – сказал он. Только придется сдать небольшой экзамен, – продолжал он.

Мы ждали конца уроков, когда же снова мы сможем увидеть его. Это была любовь с первого урока! Мы хлынули вниз – в кабинет музыки! Он обстоятельно разъяснил нам, кто сможет петь в хоре – только те, кто разбирается в нотах! Он расписал ноты, в три голоса. Сможешь – будешь петь в хоре!

Что тут началось?! Каждый стал учить ноты, по утрам до уроков распеваться в кабинете музыки. Это было что-то! Мы с утра были у него в кабинете, началась абсолютно другая жизнь! У нас давно не было уроков музыки, потому что предыдущий учитель умел играть только на гармошке, что и демонстрировал нам на каждом уроке, исполняя все то, о чем мы его просили. И урок превращался в гвалт, крики, шум, на что реагировал каждый, услышавший шум. Заглядывал к нам и директор, после чего учитель этот незаметно исчез, уроки музыки прекратились.

Школьная жизнь была серой, будничной – сплошным наказанием. И школа, и учителя тогда – одно сплошное серое пятно в моих воспоминаниях, пока не появился Владимир Антонович – учитель музыки. И жизнь окрасилась в свои цвета. Мы ждали его появления на уроке, ждали после уроков, мы провожали его до дома, он провожал нас до нашей остановки. И разговоры, разговоры – невозможно было расстаться, оторваться от него, от его взгляда, от его добрых участливых, насмешливых глаз. Он «вошел» в нашу школьную жизнь как праздник! Захотелось учиться, стать лучше. Ему всегда было интересно, о чем мы думаем, какое у нас настроение, какие планы?! Со звонком бежали вниз, в кабинет музыки, чтобы увидеть Его. Все устраивались вокруг, пытаясь увидеть его глаза, услышать его голос, дотронуться до него!

- Ну, как настроение? – спрашивал он. – Как провели день? Что нового?

А мы, перебивая друг друга, перекрикивая, сбиваясь, кричали, чтобы только услышал он. Услышал именно тебя, и ответил именно тебе. Перемены были короткие, поэтому договаривались о встрече после уроков. И тогда уже могли наговориться вдоволь. Он слушал наш гвалт, наши сбивчивые речи, но отвечал всегда понятно, пространно, к чему мы прислушивались молча: нам всегда было понятно, о чем он говорит. И потом, уже расставшись с ним, мы еще долго перебирали в голове все его слова...

Наш хор стал самым значимым в городе, по количеству участников, – мы с трудом умещались в кабинете. А конкурсы?! Это были праздники! Владимир Антонович начинал этот праздник еще в школе с концерта, в котором участвовал он сам и Лия Григорьевна. Он прекрасно пел, исполнял «Темную ночь», а Лия Григорьевна аккомпанировала. Это были дни причащения к прекрасному – разве можно забыть об этом?! Пусть это будут слова памяти и благодарности великим педагогам – Владимиру Антоновичу Варфоломееву и Лие Григорьевне – за их неизбывный труд души! Как это было нужно нам, тем, которым не хватало простого человеческого тепла и участия.

А воскресные дни? Каждое воскресение наши активисты – это были мы – с утра собирались за город. Владимир Антонович с Лией Григорьевной, с детьми, с нами каждый выходной выбирался за город по маршруту, оговоренному заранее. Мы обошли весь пригород Казани. Где мы только ни были? В каких только ситуациях не оказывались?.. Но с нами был наш неизменный друг и учитель – и нам не было страшно! Он всегда находил нужные слова для любых ситуаций!

Однажды он не появился в школе – мы были в шоке! Оказывается, он просто заболел. Мы решили навестить его. И, конечно, совсем не догадались о том, что больному приносят гостинцы, да и денег у нас было ровно столько, чтобы доехать до его дома. Жил он в старинном особняке родового имения, в котором проживало огромное количество семей, с маленькими темными комнатками, узкими проходами. Семья его занимала малюсенькие две комнатушки, в которых он проживал еще и с детьми: одному было пять, другому еще меньше. Мы ввалились в прихожую комнату, с трудом расселись, но были рады видеть своего учителя!

Он быстро сориентировался, организовал Лию Григорьевну с девочками сварить картофель в мундире, разрезал жирную селедку – какое это было лакомство для нас, голодных после школы детей! Мы ели и разговаривали, а еще в традиции было – каждый должен был что-нибудь исполнить, спеть, как умеет… Разве можно забыть о вкусе этого непритязательного обеда?!

Только сейчас, когда прошло столько времени, с позиции учителя-педагога, я, думая о том времени, могу думать и предполагать, как ему удалось повернуть нас лицом к себе? Как сумел он вознести нас на ту высоту, на которой мечталось побывать каждому? Обращение на Вы – вот, что уравнивало нас с ним! Он разговаривал с нами, как с равными…

Уже после окончания школы мне удалось его разыскать по другому адресу – хотелось порадовать его тем, что мне удалось поступить на педагогический. Мы даже «Рислинг» распили за разговорами. А потом я ему еще писала, когда было трудно, были проблемы, и он ответил мне.

После этого прошло почти 30 лет. Жив ли он? Как узнать? Адреса нет. Но есть память о нем, есть неизбывная тоска по тем дням общения с ним – соприкосновения с прекрасным, которое осталось в душе на долгие годы.

Благодарю Господа за то, что он дал мне возможность узнать о таком человеке!