prolegomena «Mean Geimhridh» А в мои декабри ты не верь – В них метели и белая мгла И бушует чудовищный зверь Эманацией чистого зла. И в следы на снегу ты не верь – Доведут до нехоженых мест, Где над братской могилой потерь Покосившийся высится крест. Не ходи со свечою во тьме, Если в ветре слышны голоса – Мир давно повернуло к зиме И закрыты от нас небеса. Даже если к двери припаду, Обессилев, скажу: «отвори!» - Это вервольф, придя на беду, Через стены с тобой говорит… Ты не веришь в мои декабри? Что поделать – не сказочник я. Спи, любимая, спи до зари, Я не выключу свет ночника. I. epistole K.K. «…я уже люблю тебя, эпоха, звонкая, солёная – моя.» Колдуй, колдуй… Моими голосами Озвучивай свой чужеземный слог. Ты — бронзовая девочка с весами, Берущая Хароново весло. Вези, вези! в соленую эпоху, Преодолев незыблемость времен. Я тоже слышу шторма тяжкий грохот И так же брызгами морскими окроплен. Уже гремит мой жребий в полом шлеме И спрашивает, выпав, сквозь века: Откуда есть пошли и род, и племя, Чья память бьется жилкой у виска? Колдуй, колдуй… Проходят мимо тени Жрецов и кормчих, воинов, певцов. Забытые слова забытых песнопений – И топот мчащихся от жертвы жеребцов… II. Великое переселение «Едва разлука выстелит снега…» Людмила Татьяничева Едва предзимье выстелит снега, И санный путь змеей замкнет Моревна, И тонким льдом срастутся берега, И канет мир в немыслимую древность – Ты как валун, оживший и глухой, Качнешься с хрустом, выдирая кости, Нальешься ледниковою тоской И двинешься – на юг. К теплу. К погосту. Моренным шагом, землю разметав, Кровь выцедишь и перепашешь тропы, Свой черный след оставив на лета, Питая ненасытную утробу. Корежа судьбы, словно сухостой, Все ищешь солнца, силясь обогреться, Но немотой, как вечной мерзлотой, Заковано, все реже бьется сердце. И вдруг, почувствовав просвет вдали, Ускоришь ход тысячелетней муки, Услышишь крик раздавленной земли, И силясь вытолкнуть впервые звуки, Ты загудишь над древнею рекой От ужаса, что все усилья тщетны, И тонкий лед проломишь под собой – Низвергнутый, ушедший в Лету этнос. III. Сумерки времен Расчесав непрочную кудель, Норна оправляет рукава И ногой качает колыбель, Напевая древние слова, В очаге огонь почти угас, Сумрак наползает из углов, И дитя не слушает рассказ, Испугавшись налетевших снов. Времена слоятся, как туман, Тени ускользают в тишину, Сага превращается в роман И уходит тихо в глубину Засыхающих корней и рек… Не увидев юную луну, Умирает первый человек. Аромат от прошлогодних трав Незаметно тянет в забытье, И уже не помнит он дубрав, Где провел младенчество свое… И, боясь ребенка разбудить, Вглядываясь в чью-то темноту, Норна тихо обрывает нить, Исчезающую на лету… IV. Другие берега Другие берега… Засохшей ветвью отмечены колодцы для гостей, и вьются в логе вороны теней. Изгнанника постылого приветствуй, с усмешкой горькой руку протянув костлявую… О мать-земля сырая, сухою мачехой склони ко сну, избавив от оброка подношений - воспоминаний полотна без края, без рюшечек, без о’бразов, без нитей, что бахромой оборванных мгновений все тянутся вослед тебе, воитель, запутывая каждый шаг. А вечер влачится медленно к концу времен, стирая след предсказанных имен, и дует в черный парус лютый ветер. Прощай, герой! Другие берега… Тебе все так же слава дорога? |