АЛЕКСАНДРА

 

Мой друг комп, я знаю: ты на меня в обиде. Ещё бы! Я уже так давно не подходила к тебе. А прежде мы были практически неразлучны. Ты, похоже, считаешь меня предательницей… А знаешь, я ведь не только тебя – и саму себя с лёгкостью предала: свой скучноватый, но безмятежный покой, сознательно зашторенный мир, в котором не сверкали зарницы, но зато фиалками расцветали стихи. И теперь мне не дышится, не поётся… Даже уже и не плачется…

Только не надо жалеть меня! Я ведь – Александра! Помнишь, как это имя переводится? Очень достойно – «защитница людей, готовая мужественно идти на помощь»! Вот… Так что – не смей жалеть меня. Тем более, дружок, что ты – мой соучастник. Да, не отпирайся! Если бы я тогда не заглянула в новую подборку Сашкиных фотографий в интернете… Как – какой Сашка?! Ну, одноклассник же мой – в этих самых «Одноклассниках». У него там что ни фото, то на каком-нибудь бардовском фестивале.

На нескольких из тех, последних, фотографий я и заметила Павла. Вернее, я потом узнала, как его зовут, а тогда просто с интересом вглядывалась в очень фактурную внешне фигуру: средних лет мужчина, похожий то ли на цыгана, то ли на испанца. Не просто высокий – крупный, плотный, какой-то «породистый», с чёрными, слегка вьющимися волосами до плеч, небрежно спадающими прядями из-под шляпы с полями. Усталый, отвлечённый, даже тяжеловатый взгляд под густыми бровями, с явной горбинкой нос, трёхдневная щетина на щеках, придававшая ему вид вольного художника. Я бы и приняла его за художника (ну, типичный!), если бы не скрипка в руках. Да, это и поразило больше всего, ведь снимки, как сообщил Саня, были сделаны на осеннем фестивале авторской песни.

Поинтересовалась у Сашки, что за птица такая залётная, а он так сразу ехидненько: «Что, запала?!». Вот жук! Хотя… чего греха таить, я и самой себе боялась признаться, что «влипла» в этого странного скрипача с первого взгляда. Скажи кто другой, не поверила бы, что так бывает. Мгновенный толчок в сердце, от которого оно не смогло оправиться. А может, просто давно никем и ничем не согревалось оно, сердце неразумное…

В моей личной жизни на тот момент был полный «штиль». С Толей, мужем, расстались почти три года назад. И жили-то неплохо, как все, не скандалили практически никогда, сыну Андрюшке 15 лет справили, а потом Толя пришёл однажды с работы, и я по его виду поняла, что случилось нечто серьёзное. Бросилась с расспросами, не умер ли кто, а он, то бледнея, то краснея, вдруг выпалил, что любит другую женщину. Представляешь?! Ошарашил просто! Более того, она ждёт от него ребёнка! Ещё хлеще того! И мы посему должны расстаться. Да, вот так запросто и сказал: «ДОЛЖНЫ расстаться…». Как будто я ему тоже что-то задолжала! Должна была понять, простить, отпустить, пожалеть, что у него новые проблемы, что все знакомые об этом будут лясы точить, что от алиментов не отвертеться... Блин! Думала, языком подавлюсь от возмущения! А он только сопел смущённо...

Квартиру и всё в ней оставил нам с сыном. Больше его жизнью не интересовалась. Слышала окольно, что впрямь женился, дочка родилась. Хорошо ли, плохо живут – даже и знать не хочу. Что выбрал, пусть тому и радуется. А я… я просто зажала себя в кулак, чтобы не выть от обиды…

Зато вот тогда и пошли вдруг стихи. Просто чудо-чудное! Из ниоткуда! Даже не подозревала в себе таких способностей. На тридцать седьмом году жизни, на пороге жизненной зрелости для восполнения образовавшейся в душе пустоты Небо послало особый дар – внутренний голос, чтобы слышать неслышимое другими. И ты, комп, – хранитель моих сердечных озарений.

Сын к тому времени успешно окончил школу. К счастью, папашино дезертирство его не сломало, и с неплохими выпускными баллами он с первого захода поступил в питерский университет. Такой груз с моих плеч свалился! Единственное – после его отъезда на учёбу ещё тише и холоднее стало в опустевшей квартире. Сердце нуждалось в новом просвете, чтобы хоть немного скрасить стынь одиночества, а кандидатов на роль «обогревателя» в ближнем окружении не наблюдалось…

Санька с Павлом несколько раз пересекались на фестивалях, так что некоторое представление мой друг о нём имел. С его слов, тот был гением скрипки. «Зверски, нечеловечески талантлив! – не жалел он эпитетов. – Но при этом – как медведь-шатун. Неприкаянный…». «Да, медведь – это, пожалуй, о нём», – невольно тогда подумала я, вспоминая фотографии. От слова «неприкаянный» так и заныло что-то под ложечкой, бередя собственное ощущение женской неустроенности. Знал бы Сашка, что на жалость мне давить нельзя…

Исподволь выудила у него кое-какую информацию. После окончания консерватории Павел некоторое время играл в каком-то серьёзном симфоническом оркестре, но выгнали с треском за пьянку. Пристроиться официально больше никуда не смог, а может, и не захотел. Пару раз в неделю играл по договорённости в кафе, но больше калымил на прожитьё в метро и подземных переходах. Срывался в запои, из-за чего жена его бросила. Детей не нажил. Пригрела его одна подруга по имени Алина, которая занималась организацией концертов и для заработков иногда давала приятелю возможность официально поиграть, но, похоже, дело у них шло к разрыву.

«Талант не пропьёшь! – восклицал от души Сашка. – Слышала бы ты, как он, дьявол, играет!». «Где ж я его услышу?» – миленько улыбалась я, втайне замирая от одной мысли, что могу встретиться с этим скрипачом. «А поехали на зимний фестиваль. Наверняка Пахан заявится. У костра попоём». «Да кто же зимой на морозе поёт?». «О-о-о, не пробовала, а говоришь, – рассмеялся друг. – Кайф!». «Ну, ежели кайф… Тогда поеду», – невольно улыбнулась и я…

Люди на фестиваль прибывали своим ходом, расселялись, из некоторых номеров уже полились гитарные звуки. Впервые собрались вместе только на ужин. Войдя в столовую, я быстро обежала взглядом сидящих за столиками. Никого похожего на Павла не было. Не заметила его и на концерте открытия фестиваля. В конце вечера ведущий пригласил всех через полчаса на костровую поляну.

Расчищенная дорожка вывела прямо к костру. Вокруг толпился народ с гитарами и без. Я поискала взглядом Сашку, и тут с новой песней вдруг зазвучала скрипка. Я хоть я ждала этого, но ощутила настоящее потрясение! Павел ростом выделялся в толпе, и я могла увидеть его лицо, слегка затенённое полями шляпы. Он играл, отрешаясь от окружающих – наедине со своей музыкой. Она под его смычком ЖИЛА своей собственной жизнью, проникая звуками до донышка сердец, волнуя, бередя, вызывая ответные волны сопереживания. Мелодия отрывала от реальности, превращала в невесомые искры, улетающие в черноту неба вместе с искрами костра. Я слушала, боясь пошевелиться. Неожиданно почувствовала, как по щекам струятся слёзы. А в груди было так жарко! Наконец, это таинство оборвалось на последнем звуке.

Не в силах больше стоять в стороне, я двинулась поближе к Павлу, чтоб выразить ему своё восхищение. Когда мне удалось приблизиться, я обомлела! Он играл без перчаток! Причём, играл уже довольно долго, а крепость мороза я чувствовала на себе. «Да как же он!.. Руки ж ему надо беречь! Такие руки…» Повинуясь неосознанному порыву, почти не сознавая, что я делаю и говорю, я подошла к нему и спросила: «Можно я поцелую Ваши руки? Волшебные руки… Это чудо…». Сорвав со своих рук пуховые варежки, я взяла его ледяные кисти в свои, тёплые, и попыталась согреть их своим дыханием. «Да что Вы, мне это привычно. Бывает, и не на таком морозе играю…» – растерянно произнёс он, не отнимая при этом рук. «Вы плачете?.. Не боитесь превратиться в Снегурочку?» Он провёл ладонью по моей щеке. Ладонь была большая, такая по-настоящему мужская. Слёзы ещё больше заискрились у меня в глазах, но при этом я ощутила, что ещё никогда не была так счастлива! Захотелось засмеяться и спрятаться от всего мира на груди этого «медведя», в его больших, сильных руках. Я поняла: всё сделаю, чтобы он больше не был «шатуном»…

В ту ночь мы проговорили до утра, сидя в фойе корпуса. Не верилось, что может быть на свете такая душевная близость: открытость, доверие, понимание. Волшебство длилось все три фестивальных дня. К моменту возвращения в Москву мы оба понимали, что нам нельзя расставаться. Он жил на съёмной квартире, поэтому я предложила ему переехать ко мне, благо, жила в отсутствие Андрюши одна. Но он решительно воспротивился. Сказал, что на территории женщины будет чувствовать себя не в своей тарелке. Тогда, недолго думая, я собрала всё необходимое на первое время и переехала к нему. Там мы начали обживать наш маленький тайный рай. Такого ощущения полёта, какое я испытывала рядом с Пашей, не было в моей жизни за все тридцать шесть лет. И я взлетала, особенно по ночам. Два тела, растворяясь друг в друге, круша барьеры, сливались воедино. Я просто светилась от счастья!

Правда, появились проблемы. Когда впервые переступила порог квартиры Павла, внутренне содрогнулась: бардак был жуткий. «А что ж ты ждала?! – тут же воскликнул внутренний голос. – Берлога – она и есть берлога. Засучай рукава!». Сто потов и сто вёдер воды сделали своё благое дело. Вещи Павла перестирала, почистила. Что не подлежало реставрации, выбросила. Взамен купила новое. Мой мужчина не должен знать таких проблем! К концу рабочего дня сидела, как на иголках, – скорей бы сорваться домой да приготовить что-нибудь вкусненькое. Представляешь, комп, интернет стал мне совершенно безразличен. Нет его в доме – и не надо! Был бы только тот самый пресловутый очаг, возле которого тепло и в самую злую стужу.

Потом оказалось, что друг мой прилично задолжал за квартиру, где мы с ним жили. Но я выкрутилась – сняла в банковского счёта, и мы рассчитались с хозяином. К сожалению, Павел не имел стабильного заработка. После того, как расстался с Алиной, исчезла возможность разовых концертов. Игра в метро и на улице не приносила большого дохода, но под моим контролем стал специально откладывать на квартплату из тех денег, что приносил. Я так радовалась за него, когда к нужному дню скопилась необходимая сумма, и он сам, без моей помощи, внёс деньги за квартиру.

Однако, самой большой причиной для моего беспокойства была его тяга к спиртному. Некоторое время после нашего соединения он продержался, но потом я чуть ли не каждый день стала замечать, что он приходит «подогретым». Пыталась поговорить помягче, но он оправдывался тем, что работает на улице – там без спиртного на морозе не продержишься. Но выпивать он стал и тогда, когда не ходил играть. Страшно было то, что, начиная пить, он не мог остановиться. Однажды, придя с работы с полными пакетами еды, я обнаружила Павла сидящим на кухне с каким-то вовсе опустившимся собутыльником. На столе, на подоконнике, под столом было полно бутылок – пустых и полных. Чувствовалось – пили целый день. Из закуски – банки консервов и грубо наломанные куски хлеба. На моё появление они даже не среагировали.

Сердце захлебнулось от дурного предчувствия. Даже не раздевшись, прошла в комнату к шкафу, где хранились откладываемые на квартплату деньги. Там было пусто. До дня платежа оставалась неделя. Без сил я рухнула на диван. Вспомнила, что Сашка рассказывал о запоях Павла, но не поверила, что это может случиться теперь, когда у него есть я и возможность нормально жить.

И тут негодование вскипело во мне: ну уж нет! Бросив на пол сумки, кинулась в кухню.

«Что это за посиделки вы тут устроили, а? Праздник или поминки?!»

Павел поднял тяжёлый взгляд: «Молчи. Не твоё дело. Друг пришёл».

«Видала я такого друга! Собутыльник на халяву! А ты-то хорош – последнее пропиваешь. Чем за квартиру платить будешь?!»

«Шмоняла?..» – зло процедил сквозь зубы. И, как выстрелил: «Сучка!» И такой грязный мат выхлестнулся из него, что я слов лишилась. Судорожно всхлипнув, метнулась в комнату, схватила сумку и, споткнувшись о пакеты с едой, вылетела из квартиры, громко хлопнув входной дверью.

Примчавшись домой, первым делом залезла в ванну в неосознанном желании смыть с себя грязь, которой он меня окатил. Долго не могла успокоиться. Ночью сон не шёл. Прислушивалась, не раздастся ли стук в дверь. Боялась, что Павел притащится выяснять отношения. Отключила все телефоны, чтобы не смог дозвониться. Говорить мне с ним было не о чем.

Наплакалась за эти дни – как никогда в жизни. Он так и не появился у меня. На третий день противно стало: будто я в чём-то виновата, что должна прятаться. Включила телефоны, выдохнула боль, решив, что с этим этапом жизни покончено. Вечером раздался звонок. Оказалось – соседка Павла по лестничной клетке Марина Петровна, с которой я успела познакомиться и даже обменяться телефонами. Так, на всякий случай. Та сообщила, что Павел в больнице в тяжёлом состоянии. Но, вроде, должны уже перевести из реанимации в обычную палату.

Куда делась вся моя обида! Подхватилась, вызвала такси и помчалась в больницу. Там выяснилось, что у Павла серьёзные проблемы с сердцем и печенью. Нужны для поддержания организма очень дорогие, но действенные лекарства. И, конечно, нормальный, здоровый образ жизни. Я взяла у врача рецепт, заглянула в палату Павла (он спал) и – домой за деньгами на лекарства.

На следующий день взяла неделю без содержания. Зубами вырвала у начальника – чего только ни наслушалась! Но главное – неделя на спасение Павла у меня была в распоряжении.

В те дни мы, двое, жили, практически, на моей энергии. Чувствовала, как он ею подпитывался, возрождался к жизни. Сидела около него круглосуточно, слушала его дыхание, вынянчивала, каждый час давала лекарства. И выходила! Но чего это мне стоило! Когда вышла на работу, все поразились: где это я так здорово «отдохнула»? Вывернулась, сказав, что просто саму крепко «прихватило» с сердцем и надо было отлежаться.

После больницы у Павла наметился поворот к лучшему. Да, алкоголизм в нём сделал свою чёрную работу, появилась зависимость, потребность в регулярной дозе, и всё же целый месяц он, практически, не пил, стал мягче, нежнее. Я страшно жалела, что не встретилась с ним раньше. Мы с ним снова легко и естественно впадали в состояние «мы». Никогда прежде ни с кем мне это не удавалось. Вечерами я засыпала рядом с Павлом с чувством, что не напрасно живу на этой суматошной земле.

Летом приехал из Питера сын, успешно сдавший сессию. Мне пришлось на время расстаться с Павлом – очень соскучилась по Андрюшке, и мой «суженый» снова сорвался в запой. И ещё раз, и ещё… В трясущихся руках скрипка не слушалась хозяина. Это бесило его, выбивало последнюю шаткую дощечку из-под ног. Теперь для меня это была не жизнь, а обнажённый нерв! Я металась между ним и сыном, тоже срывалась, уходила, но всё же вновь возвращалась к Павлу – такому заброшенному, никому не нужному, кроме меня. Выгребала грязь, кормила, одевала, вытаскивала из психологических кризисов, начинала снова лечить, спасать. От кого? – Да от самого себя, от жестокого медведя-шатуна, оборотня, забравшегося в его человеческую сущность.

Сил уже почти нет, из неприкосновенного запаса приходится вытягивать. И всё же я решила: буду бороться до конца, пока есть за кого бороться. Пока буду видеть в нём ЧЕЛОВЕКА. Больного, но ЧЕЛОВЕКА…

Так что, милый мой комп, прости, но мне надо идти. К НЕМУ…