Город Береза. Самые счастливые дни – дни детства. Наверное, самые лучшие мои воспоминания будут связаны с этим городом. Лучшие… А может, и худшие? Но все равно - этот город надолго врезался в мою память. Рядом река Ясельда с чистой-чистой водой, куда мы часто ходили купаться. Городок небольшой. Рядом военный аэродром, на котором служил мой отец. На территории военного городка трех- и пятиэтажные дома, квартиры в которых никогда не запирались, а если и запирались, то ключики всегда лежали под ковриками перед дверьми. Рядом с нашим домом стоял двухэтажный сарай, где для каждой квартиры было отведено свое местечко - отдельная ячейка.

Была там и наша ячейка, где в основном хранился всякий хлам, но как-то брату подарили двух кроликов – белого и черного. Какие замечательные, два пушистых комочка, они были такие маленькие, такие милые! В подаренной клетке мы устроили их в своей ячейке, куда приносили им капустные листы. Я рвал траву и одуванчики, и они с огромным удовольствием ели у нас с рук.

А еще у нас была кошка Чада, мы подобрали ее маленьким котенком, и она безмерно привязалась к нам. Когда мама уходила на работу, Чада по заборам и дворам шла вслед за ней, а потом возвращалась домой. Каждый вечер, когда мы собирались ложиться спать, стоило только выйти на улицу и крикнуть: «Чада!» - она стремглав неслась на зов, прыгала на руки, ласково мурчала.

Мне было всего шесть лет, но впечатления той поры, наверное, самые яркие в моей жизни.

К нам очень часто заходил друг моего отца со своей женой и сыном Санькой, и мы тоже часто ходили к ним в гости. Я завидовал Саньке, потому что у него была железная дорога, привезенная из Германии, – зависть всех мальчишек нашего двора и новая педальная машина – мечта всех ребят тех времен. Я очень хотел иметь такую же машину, и родители купили мне педальный трактор, который был очень похож на настоящий и который я все время ремонтировал. Я гордился, что такого в нашем дворе ни у кого нет.

Летом мы часто ходили на Ясельду, манившую ласковой теплой водой. Рядом с пляжем был брод, в котором во время войны засосало танк. Танк вытащили, но на его месте осталась яма. Ее так и назвали – танковая яма. Очень часто люди, переходящие брод, попадали в эту яму. Слава Богу, они умели плавать, да и местные жители знали об опасном месте. Мы отдыхали всегда чуть правее брода. Там у хорошего песчаного пляжа было не очень глубоко.

Мама, мой старший брат и я лежали на покрывале и по маленькому портативному приемнику слушали «Маяк». В это время к нам подошел папа. «Послезавтра к нам приезжает баба Стеня и ваша сестра Иринка», - сказал он. Мне это ни о чем не говорило, я не знал, кто это. А вот мой брат, который старше меня на шесть лет, прекрасно понял, что это мама нашего отца и дочь его родного брата. Все это он мне рассказал ночью, в перерывах между песнями о склонившейся рябине, которая рвется к дубу, рассказами о мертвецах, бродивших по польскому кладбищу недалеко от нашего городка, куда брат часто ходил со своими друзьями. В ту ночь мне снились странные и страшные сны. Костлявая старуха, преследующая меня по темным лабиринтам, «фосфоресцирующие» люди над могилами и многое-многое другое. Сон был ужасный.

С утра мы с Санькой устроили гонки на маленьких пластмассовых машинках по бордюру около нашего дома. Если кто помнит эти времена, тот знает, какие были бордюры у пятиэтажных «хрущевок». Издавая рык гудящих моторов, мы мчались вдоль кирпичной стены нашего дома и пытались обогнать друг друга.

Я натолкнулся на своего отца. Он сказал, чтобы я срочно шел домой. Когда я пришел, то увидел, что у нас гости. Это и были моя двоюродная сестра и моя бабушка – мама моего отца. За несколько месяцев до их приезда папа подарил мне велосипед «Школьник». Мы вместе с сестрой выкатили его на улицу, и она показала мне, как ездить под рамой, потому что сесть на сиденье я еще не мог.

Весь вечер мы по очереди катались с ней на велосипеде. А когда пришли домой, брат сказал, что кролики пропали, а клетка прогрызена. Возможно, их утащили крысы. Я очень плакал тогда. Бабушка тоже очень расстроилась и, чтобы хоть как-то исправить мое настроение, угостила меня леденцами, которые я до этого не ел. Огромная зеленая банка с разноцветными камешками. Я их до сих пор помню, и такое ощущение, что я даже помню их вкус. Открываешь банку - а на дне ее лежат разноцветные камешки, как драгоценные!

Бабушка и сестренка жили у нас несколько недель. Мне очень хотелось сделать для них что-то доброе! Зная, где хранятся деньги, я вытащил оттуда десять рублей, хотя я думал, что беру рубль – в деньгах я не разбирался – пошел в магазин и на эти деньги купил два пакета пастилы, чтобы угостить бабушку и сестричку. Вечером пропажа обнаружилась. Меня посадили на маленький стульчик и стали учить, что воровать нехорошо. Единственный, кто меня поддерживал, - это была Чада. Она ходила вокруг меня, мяукала, а потом залезла под стульчик, касалась меня лапкой, как бы говоря: «Ты это сделал не со зла, не по злому умыслу!» Мне было очень стыдно, и хоть я был очень маленький, дал себе слово никогда не воровать и не делать плохих поступков.

Прошло несколько дней. Вечером мы с Иринкой вышли позвать Чаду. Но она не прибежала как обычно. Мы долго ее звали, ходили по двору, но не смогли дозваться. Папа и брат на следующий день обыскали все и сказали, что так и не нашли ее. Только через несколько лет я узнал, что они обнаружили ее в соседнем подъезде уже мертвой. Возможно, кто-то травил крыс, и она съела отравленную крысу или мышь. Это уже неважно. Тогда я очень переживал. Я и моя сестренка. Просто нам не хотели говорить правду, чтобы нас не расстраивать.

Брат часто со своими друзьями уходил играть в индейцев. Мама знала, что мне известны все их потаенные места, и отправила меня с Иринкой искать их. Обычно они переходили на другой берег Ясельды. Я это знал и решил поискать их там. Вот только я забыл про танковую яму. И когда шел через брод, соответственно в нее провалился. Я видел, как в мутной зеленой воде идут пузырьки. Возможно, это были мои пузырьки, потому что я даже не понял, что происходит. А потом замелькали руки, которые подняли меня на поверхность. Это был сосед из нашего первого подъезда: «На какой берег тебя перенести?» Я показал рукой туда, где, как я считал, сидит мой брат. А дядя Саша сказал, что подождет меня, чтобы вернуть обратно на наш берег. Сестренка осталась на том берегу, ведь именно она указала дяде Саше, где я ушел под воду. Не найдя брата, я вернулся к броду, где меня поджидал дядя Саша, а на другом берегу ожидала моя сестренка. Ох и здорово мне влетело, когда дядя Саша рассказал про это происшествие!

А потом папа возил нас в Беловежскую пущу. Много грибов мы насобирали тогда. А еще нам с Иринкой повезло: мы нашли место, где были бои наших советских солдат. Танк, который по всей видимости затонул в болоте. От него торчал только ствол, и под мутной водой были видны крышки люков. А наверху на соснах висела гусеница, возможно, от этого танка, и установлен пулемет. Наверное, здесь отбивались наши танкисты. Это место мне показалось страшным, до сих пор я вспоминаю о нем с содроганием.

Это было последнее лето в Березе: папу переводили в Красноярск. Мы проводили бабушку и сестренку. А через несколько дней должны были уезжать и мы.

К нам пришли солдаты, чтобы вынести и погрузить наши вещи в контейнер. Мама последний раз взяла нас с братом на Ясельду. Но мы не пошли как обычно к броду, а пришли на какое-то новое место, которое было выше по течению. Брат нашел в песке коровий рог и долго-долго натирал его песком, придавая ему блеск. От этого рога я и потом, много лет спустя, чувствовал запах Ясельды и самых прекрасных дней моей жизни.

Мы переехали в Красноярск. В этом городе я должен был пойти в школу. Я часто и очень часто нюхал коровий рог и вспоминал запах Ясельды – реки в Белоруссии, хотя сейчас мы находились на берегах Енисея.

 

В Красноярске я пошел в первый класс. Папа несколько лет не брал отпуска, поэтому отпуск у него был очень длинный, хотя мне он показался очень коротким. В отпуск меня и брата он взял с собой. Жалко, мама с нами не могла поехать.

Мы приехали в Красный Яр, где ждала нас бабушка и две сестрички – Ирина и Танюшка. Как здорово они пели песню «Дельфиненок»! А еще пели другие и казачьи песни. Папа много их знал.

Возле бабушкиного дома росли цветы. Она постоянно их высаживала. И назывались они «царские кудри». Мне так нравились эти цветы. И еще особенно звон цикад по ночам, когда выходишь на крыльцо и кругом-кругом слышен их стрекот.

А как забавно по ночам бегали ежики по тропинкам и стучали своими лапками! Однажды ежиха привела маленьких ежат в летнюю кухню, и они все дружно чавкали из кошачьей миски. Кот Ежик – хозяин миски – несколько раз пытался ударить их лапой, но, уколовшись, отошел в строну и молча наблюдал, как поедают его еду. Мы поймали одного ежонка, он был такой маленький, что умещался даже в наших ладошках и оказался совсем не колючим. Хотя он и сворачивался в шарик, но иголки у него были еще не настолько твердые, как у его мамы, и его можно было держать на руках. А как интересно он шипел, когда мы подносили к нему руку - совсем как кот, когда он злится, только шипение было более тонким и смешным. Поняв, что мы не причиним ему вреда, он развернулся и стал вырываться из наших рук, чтобы добраться до миски. Специально для него мы налили молочка, которое он стал усердно пить.

Очень часто перед рыбалкой, так как вставать надо было очень рано, мы с сестренкой и братом сидели на летней кухне и дожидались, когда проснется мой отец. Мы рассказывали друг другу страшные истории, иногда играли в карты в дурака. А с Иринкой мы были, наверное, единственными, с кем могли поговорить о самом сокровенном. Она рассказывала мне про все свое, а я рассказал ей о девчонке, в которую влюбился в первом классе. А тогда, когда мы ходили на рыбалку, Иринка ловила самых крупных красноперок и карасей, несмотря на то, что у нее была самая короткая удочка. И я даже немного завидовал своей сестренке. Да, наверное, не только я.

А потом они провожали нас на вокзале. От самого дома до станции мы шли пешком. Поезд приходил поздно ночью. Мне так жалко было уезжать. И обидно было, что сестренка может остаться у бабушки на все лето, а мне приходилось возвращаться в город вместе с отцом и братом.

Ехать до Красноярска было почти трое суток. Мне всегда вспоминается доброе отношение людей в поезде, когда совершенно незнакомые люди, ведут себя как старые знакомые, обмолвившись буквально парой слов. А еще интереснее было по ночам. Когда проезжаешь полустанки, горят огни в домах, где люди занимаются своими делами, по купе проносятся огни от фонарей на переездах, и слышится мерный-мерный стук колес.

Потом был долгий перерыв между нашими встречами. У папы было много работы. А из Красноярска мы переехали в Новосибирск, и мой брат поступил в суворовское училище и в Новосибирске уже с нами не жил.

Наконец папа подгадал свой отпуск так, чтобы он совпал с отпуском мамы и каникулами брата в училище. И мы все поехали в Красный Яр к бабушке и гостившим у нее нашим сестричкам. Дорога пролетела незаметно. Какой радостной была наша встреча! Кроме нас, к бабушке в Красный Яр съехалось еще много нашей родни. Приехали двоюродные братья из Волгограда и из совхоза Волгодон, тетя и дядя из Калача-на-Дону, да и вообще много родных, которых я раньше никогда не встречал.

Как здорово было, когда мы огромной толпой отправлялись погулять в парк, сходить на реку Медведицу! А вечерами за большим столом, выставленным на улицу, а точнее, за несколькими столами мы распевали казацкие песни и говорили просто ни о чем. Потом взрослые отделялись, у них были свои разговоры. Мы, братья и сестры, собирали свою компанию, садились на скамейку перед калиткой, рассказывали анекдоты или страшные истории, пугали друг друга, а мир казался прекрасным!

 

Родня быстро разъехалась, и в Красном Яре остались только мы – два брата и наши двоюродные сестры – Татьяна и Иришка.

Самым любимым нашим занятием была рыбалка. Папа, как главнокомандующий, поднимал нас с постелей, и мы в два-три часа ночи по еще темным улицам поселка шли к реке Медведице. Проходя мимо пекарни, которая была по дороге, мы всегда чувствовали запах свежеиспеченного хлеба. Такой замечательный был этот запах! От него сразу хотелось есть. Запах свежеиспеченного хлеба – это что-то невероятное, особенно когда он приготовлен на дровах в деревенской пекарне.

Никогда не было такого, чтобы с Медведицы мы вернулись без улова. Улов был разный. Были и мелкие карасики и красноперки, были и крупные, хотя намного реже. Мелочь мы засаливали сразу и вывешивали на веревке перед домом. Не проходило суток, как подвяленная соленая рыба была готова к употреблению. Ах, какое было удовольствие, вернувшись с рыбалки и засолив рыбу, а потом высушив на ветерке и жарком солнышке, срывать ее, сушеную, как гроздья винограда! Почти каждый день ходили мы на рыбалку, и веревки для сушки рыбы не пустовали. Так же, как и не пустовал стол от жареных красноперок и карасей или ухи, приготовленной из окуней.

Папа придумал нам всем клички, а мы придумали ему. Папу мы называли Шеф-полковником - от половника, потому что он любил готовить и почти всегда это делал, к тому же он хотел стать полковником. Маму – Королевой Новосибирской. Иришку называли Принцессой Камышанской. Меня – Принцем Кикимороболотным. Брата, который приехал в отпуск из суворовского училища, - Принцем Свердловским, Кадетом. А Танюшку – старшую сестру Иринки – Принцессой Волгоградской. А бабушка для нас была Царицей Земли.

Как быстро пролетели эти дни. Дни, когда вся наша близкая родня была вместе. И снова надо было уезжать. Снова душное купе, огни домов, пролетающие за окнами, и печаль расставания с дорогими близкими людьми, с которыми хотелось быть рядом.

Папу опять загрузили работой, и снова несколько лет мы не могли съездить к нашим родным.

А еще у нас были родственники в Черчике. Дальние, но тем не менее все равно родственники. Черчик - небольшой, очень уютный городок недалеко от Ташкента. Папа свой длинный отпуск решил распланировать так: сначала на неделю поехать в Черчик, а потом в Волгоградскую область в Красный Яр к своей маме.

В Черчике мы несколько раз ездили на рыбалку, чтобы поймать рыбу змейбашка, но, к сожалению, даже она у нас не клевала. Я тогда с папой поссорился, но нам еще предстояла поездка в Красный Яр, где нас ждали баба Стеня, Иринка и Танюшка.

Танюшка быстро уехала, так как она училась в техникуме и ей надо было готовиться к экзаменам. А мы - папа, Иринка и я - все так же продолжали ходить каждый день на рыбалку. Удача не оставляла нас, и мы никогда не приходили без улова. Папа очень любил жареных красноперок, и если нам попадались крупные, то их обязательно оставляли на жареху. А еще незадолго до поездки в отпуск папа купил мне резиновую лодку, маленькую, детскую, но все равно похожую на настоящую рыбацкую. Мы ее взяли с собой в отпуск. На этой лодке я спускался по арыкам в Черчике, и вместе с сестренкой мы ловили рыбу на Медведице. Пусть рыба попадалась некрупная, но для нее всегда находилось место: или на веревке для сушки, или на сковородке для жарки.

Но как всегда каникулы и папин отпуск пролетели стремительно и незаметно. Мне очень жалко было расставаться со своей сестрой, с которой мы могли делиться самым сокровенным.

Снова монотонный стук колес, мелькающие огни в купе и горечь воспоминаний о прошедшем лете. Я тогда не знал, что мы с Иринкой встретимся нескоро. Родители мои развелись, и связь с родней в Волгоградской области была прервана надолго.

Прошло несколько лет. Моя мама, хоть они и развелись с отцом, решила отправить меня на каникулы в Красный Яр. Но так как она сама не могла поехать, она договорилась с моим дядей, чтобы он встретил меня в аэропорту (на поезде она отправить меня не решилась).

Первый раз я полетел на самолете! Такое восхитительное зрелище, взлет и посадка – это вообще непередаваемо! С учетом того, что самолет садился в Магнитогорске, я пережил это чувство несколько раз. Это было просто здорово!

В аэропорту меня встретил мой дядя. Я переночевал у него, а утром мы с ним поехали на автовокзал, где он посадил меня на междугородний автобус и сказал, что надо выходить возле пожарки в Красном Яре. Там меня должна была встречать сестренка Иринка.

Было очень здорово, когда мы встретились, только Иринка понимала меня, учила, как нужно относиться к женщинам. Меня из-за нее дважды побили, думая, что я ее ухажер. Но когда узнали, что я ее брат, сразу переменили свое отношение и старались через меня передать ей свои чувства. Когда они прискакивали на конях, пытались с ней завязать какие-то отношения, они не понимали, что это совсем пустое. Моя сестренка всегда делилась со мной, а я говорил ей, что не стоит принимать опрометчивых решений.

 

И снова расставание, снова она провожала меня на вокзале. А я уезжал в город Новосибирск.

В следующий раз я смог приехать незадолго до армии. Я не предупреждал о своем приезде. Во дворе баба Стеня стирала белье. Иринки нигде не было видно. Я знал, что скоро должен был приехать мой отец со своей новой женой. Как сказала мне баба Стеня, Иринка пошла встречать их на автовокзал. Я был зол на отца, но мне пришлось смириться с тем, что в этом доме будет незнакомая женщина, ее дочка. Для меня самым главным была встреча с моей двоюродной сестрой.

Она прекрасно понимала мою неприязнь к отцу и к его новой семье. Часто вечерами, сидя в летней кухне, мы разговаривали о наших прошлых приездах, о моей маме, брате и о том, как все было хорошо. Я поделился с ней самым сокровенным – рассказал о любви к своей однокласснице, прочитал стихи, которые посвящал ей. Иринка была самым первым слушателем и критиком, который оценил то, что я сделал. Она очень удивлялась тому, что эта девушка не захотела быть со мной.

Потом в Красный Яр приехала ее мама – тетя Тома. Не знаю, почему, но про нас с Иринкой стали говорить, что мы любовники. Тетя Тома под предлогом, что мы все поссорились, увезла Иришку в круиз по Волге на теплоходе. Папа со своей новой семьей вскоре уехал, а я с бабой Стеней жил один.

Несколько раз я ездил в Камышин, чтобы встретиться со своей сестрой, но дверь их комнаты была заперта. На третий раз мне повезло. Иринка оказалась дома. Как здорово, что мы встретились, ведь она думала, что я тоже уехал со всеми. Я от них уехал в Красный Яр, а на следующий день туда приехала и она. Еще целых полторы недели мы ходили вместе с ней на рыбалку и разговаривали обо всем – обо всем. Несколько раз она садилась и пыталась нарисовать меня. Она очень здорово рисовала. А потом, когда я уже служил в армии, она прислала мне свои рисунки. На первом она срисовала себя с детской фотографии, а на других нарисовала меня, по памяти или с моих фотографий.

 

Я отслужил в армии, устроился работать в милиции и в первый отпуск, который у меня выдался, поехал в Красный Яр. Туда же приехал и мой отец со своей женой. Детские обиды уже прошли, и мы нормально с ним общались. Даже ходили вместе за грибами. Сестренка Танюшка к тому времени жила в Горном Балыклее со своим мужем. У нее уже была дочка, и, слава Богу, все было хорошо. К счастью, и Иринка тоже со своим мужем Сергеем приехали в Красный Яр. Она уже была беременна, и у нее вот-вот должен был родиться сын. Но тем не мене это не помешало нам сходить на рыбалку на реку Медведица и вспомнить наши старые добрые времена. Жалко, что она из-за своего замужества так и не получила высшего образования в Волгограде. Она ограничилась техническим образованием, которое получила в Камышине.

Десять лет у меня не получалось приехать или в Камышин, или в Красный Яр. Только на следующий год после того, как я получил телеграмму от отца о том, что умерла наша бабушка – его мама, я смог приехать в Камышин и соответственно в Красный Яр. Где уже не было бабушки, не было запахов нашего детства, хотя они всюду мерещились мне.

Свою сестру я встретил на рынке. Папа привез меня туда. Немножко подвыпившая, но она радостно встретила меня. Вечером с отцом и тетей Галей (новой женой отца) мы приехали к ним в гости. Прием был самый радушный. У нее уже был сын Лешка, и она была очень рада, когда мы приехали к ним в гости. Сестренка не хотела отпускать меня. Я остался у них ночевать. Вечером, как в старые добрые времена, мы вышли на крыльцо дома и рассказывали друг другу о прошедших годах, событиях, которые с нами происходили. Было такое ощущение, как будто все вернулось встарь. Но только бабушки уже не было. К сожалению, в мире все изменилось.

Сейчас, вспоминая те времена, я даже не знаю, мог ли я помочь чем-то. Наверное, мог, но только не знал, что все закончится так трагично.

Год спустя, зная, как тяжело отцу, я уволился с работы, продал квартиру, решил переехать в Камышин. Так как у меня были две собаки – Рада и Ника, везти их поездом или самолетом было довольно-таки затруднительно, я купил машину, на которой и переехал в город Камышин. Тридцать шесть часов я ехал почти не останавливаясь, разве что для того, чтобы заплатить штраф гаишникам за превышение скорости.

В Камышин приехали поздно ночью. С огромным трудом мне удалось разыскать улицу и дом моей сестры, но чтобы ее не будить, я остановился возле двора, попытался уснуть в машине. Но не тут-то было. Увидев, что к дому подъехала машина, которая разбудила их, Иришка и ее муж Сережа, вышли из дома. А когда Иринка увидела, что за рулем сижу я, обняла меня и расцеловала, а на следующий день они устроили здоровенный праздник в честь нашего приезда.

Младший сын Танюшки, двоюродный брат Лешки, гостил у Иринки с Сергеем. Вечерами все вместе мы часто ходили на Солдатский пляж, чтобы искупаться. Вечером мы садились на веранде, накрывали стол из свеженарезанных овощей, собранных со своего огорода, и частенько вспоминали о стародавних временах.

Несколько раз мы ездили в Красный Яр. И там встретились с лучшей подругой Иринки, были у них в гостях в их собственном доме.

Вечером мы снова вспоминали детство, танцы на танцплощадке в парке. Мне всегда вспоминаются эти танцы под магнитофонную ленту. Может, помните, были еще тогда бобины, здоровые кругляки с намотанной на них лентой? Вот под эту музыку с бобинных магнитофонов мы и танцевали – под музыку «Машины времени», «Землян», «Воскресения» и многих других. А еще мы вспоминали, как воровали колхозных коней и катались на них полночи без седла, только с небольшим недоуздком. Девчонкам очень нравилось сидеть за нашими спинами, а мы, мальчишки, чувствовали себя кентаврами. Правда вот, на ягодицах от таких поездок у нас часто появлялись кровавые мозоли. Вроде бы вспоминаешь недавние события, но всегда возвращаешься в детство, где все было легко и просто. Утром мы уехали в Камышин.

Я уже купил себе однокомнатную квартиру, но так как она была еще пустая и контейнер еще не пришел, то жить продолжал у сестры и ее мужа. С Лешкой, ее сыном, мы очень сдружились. Хотя у них и не было компьютера, но Лешка очень ими увлекался и очень хотел иметь свой домашний компьютер. Когда пришел контейнер, мы все дружно его разгружали, размещали вещи по местам.

А потом так получилось, что за общими семейными заботами, работой и прочими мелочами мы стали встречаться намного реже.

Потом умер папа. Сестренки из сил выбивались, стараясь достойно провести поминки. Снова приехали родные из Калача-на-Дону, которых я давно не видел. Мы сидели и вспоминали старые добрые времена, когда все были вместе.

Я обратил внимание на то, что Иринка все больше и больше начинает пить. Даже когда не было для этого повода, а был просто мой приход, она находила возможность выпить. Дальше хуже. У нее начались проблемы в семье. Она почти уже рассталась с мужем, когда Лешку провожали в армию. Мы сидели с ней на крыльце, вспоминали то, что было. Она жаловалась мне, что уже не может удержаться, что теряет свою семью. Чем дальше, тем хуже. И тормозов уже нет.

Серега ушел от нее. Лешка служил в армии. А она все больше и больше спивалась. Несколько раз ее пытались кодировать, клали в больницу, но, к сожалению, все это не помогло. Несколько раз она приходила пьяной к моей маме, к брату, ко мне. Каждый раз с другими мужчинами. Каждый раз приносила с собой водку. И выпивала ее фактически одна.

А седьмого июля мне позвонил брат и сообщил, что Иринка повесилась. Ему сказал об этом Серега. Утром Сергей и Леша пришли в дом, чтобы взять документ. Дверь была заперта изнутри. И сколько бы они ни стучались, им так и не открыли. Выбив стекло, Алеша проник в дом и открыл дверь. Он спустился вниз, увидел свою маму, стоящую на пороге. Правда, когда он присмотрелся, он понял, что она не стоит, а висит, повесившись на перекладине.

Вызвали милицию. Когда шнурок снимали с шеи, вышел последний вдох, последний звук ее голоса. Это услышал мой брат, который вынимал ее из петли. А потом когда уже для похорон тело взяли из морга, был найден клочок бумаги, адресованный ее сыну и мужу.

 

«Алеша, Сережа, я очень вас люблю. Вы моя семья, без вас я жить не могу и не хочу.

Без вас не жизнь – существование. Я по своей вине потеряла все. Семью, дом, работу, друзей, родню. Очень многим сломала жизнь. Жить сама не имею права. Казню себя сама, в моей смерти никого не вините.

Простите меня, пожалуйста, Алешенька, Сережа, Таня. Простите меня все. Алеша, сыночек, береги свою жизнь, устраивайся на работу, карабкайся вверх, держись отца, не стань таким, как я. Ни в каком случае. У тебя все будет хорошо. Ты молодой, здоровый, такого груза, как на мне, на тебе нет.

Я сама загнала себя в угол. У меня нет другого выхода. Многие пытались мне помочь, но тщетно. Спасибо всем. Бездомная бомжиха с кучей долгов, которые погасить нереально. Алеша, вылезай из этой ямы, поживи за нас обоих.

Не поминайте меня лихом.

Прикопайте, пожалуйста, как-нибудь, я ведь не безродная.

Рязанцева Ирина

27.06.10»

 

Сестренка! Прости, что я не сумел остановить тебя!

 

Моей двоюродной сестре посвящается.