Иван смотрел в окно общего вагона поезда. Поезд шел в Киев. Туда подросток с компанией ехал на матч Спартак - Киевское Динамо. Спокойствия на душе не было. Мать денег на поездку не дала. Более того, кричала парню, которому шел шестнадцатый год, что она не хочет, чтобы его там покалечили. Украина, хоть и откололась от России, но еще билеты можно было купить свободно. В ту пору таможенного контроля не было, но националистический угар витал в воздухе и подогревался. Естественно, что мать боялась за сына. И в Москве-то, бывает, головы не уберечь. Но в нем, Иване, проснулось что-то от отца, желание настоять на своем, даже, если другие были правы. Кроме того, не хотелось в глазах знакомых ребят выглядеть маменькиным сынком.

Матч начинался в 19 часов по Киевскому времени. Выехав рано утром, сказав, что в школу, вся компания набилась в поезд. Тут яблоку негде было упасть от таких же задиристых, взъерошенных подростков.

Двое из ребят вообще ничего дома не сказали о поездке. А денег взяли в долг у Витьки, у которого отец работал в какой-то фирме и давал сыну на карманные расходы. Витька копил деньги на крупные приобретения, вроде суперсовременного принтера или блока памяти для компьютера. Да и сам компьютер из четверых приятелей был только у Витька. У остальных работали только матери да еще на таких работах, что никогда на стоящее дело (компьютер, машину), по мнению ребят, не заработаешь. Денег Витька хватило только на общий вагон. Обратно, одному или двоим, предстояло ехать зайцем, передвигаясь электричками местных поездов.

Честно говоря, Иван не очень любил футбол. Ходил в секцию карате. Но стадный инстинкт подростка толкал его на компанейство:” Все идут, значит и мне надо”. Кроме того, хотелось доказать матери свою самостоятельность. Надоела ее вечная боязнь за него, вечное желание оградить, избавить. В мальчишке еще не пробудился мужчина. Внутри сидел скорее подростковый скандалист. В нем было два противоположных начала. С одной стороны неясная еще глубина материнской натуры, остро чувствующая все изменения мира, а с другой – нависающая, довлеющая власть сверстников, хорохорящихся один перед другим и совершающих порой немотивированные поступки. Взрослый человек, взрослая ответственная личность еще в нем не заговорила.

За окном пролетали дома, полустанки, участки редкого леса. Иван нечасто выезжал один, тем более из Москвы и ее окрестностей. Но чувство свободы его не охватило. Он старался не думать о последствиях своего вояжа в Киев. Мать, школа, разборки – потом.

Ребята вели себя по-разному. Витька захватил гитару и пытался петь под аккомпанемент одного пальца. ”Дрын”- раздавался стон струны, и дальше этого не шло.

Мать Ивана разошлась с его отцом пять лет назад. Отец вначале куда-то уехал на заработки, пробовал создавать свое дело, или, по современному названию, бизнес. Два года назад он женился, и даже обзавелся другим сыном. Приходил отец редко, в основном, когда дома была мать. Иногда он звонил. Ивана звали посетить новую семью, посмотреть на сводного братца, но он не пошел. Разговоры с отцом чаще касались денег. Отец платил алименты непосредственно матери, но иногда подбрасывал что-то сыну. Как- то спросил, кем Иван хочет стать. Иван ответил: “ Миллионером”. Отец засмеялся и похвалил.

С матерью у Ивана отношения были сложные. Жили вместе - все на виду. Мать многого не успевала по дому, просила сына сходить в магазин, в мастерскую Иван считал, что делает ей великое одолжение. И как-то со злостью сказал в ответ на ее сетования: “Жила бы с отцом, была бы у тебя прислуга!”. Она швырнула в него книжкой и сказала, что за свои ошибки уже сполна заплатила. И пошла , и пошла… Все в том духе, что жить не только с отцом, но и с сыном, не в состоянии. Тогда он впервые подумал, что он в тягость матери.

Лешка, что сидел от него справа, начал дремать. Он - смирный, как и его мать. Лешкина мать никогда сына не ругала, все сама делала по дому. Отец Леши властный, упорный, часто рукоприкладствовал. Один раз Лешка даже оставался ночевать у Ивана, когда отец особенно разбушевался. Владислав, самый младший из компании, ему только-только четырнадцать стукнуло, был, пожалуй, и самой жуткой язвой среди приятелей. Мог сделать, что угодно на спор, и остро переживал, что у него нет отца. На замечание учительницы как-то дерзко ответил: ” Я – сын матери-одиночки! Что Вы от меня ждете?” Конфликты были его стихией. Более того, он хотел и стал верховодить ребятами. Матери его вечно не было дома, она работала в двух местах. И вся ребячья ватага собиралась у Славки-Владислава. Тут никто не мешал визжать, курить и даже распивать пиво.

В тот день мать Ивана была рассеянной в начале работы. Хотя она не дала сыну денег на поездку и запретила ему ехать, однако в глазах сына увидела усмешку, которая так раздражала ее в бывшем муже.

- Была-не была! - она набрала номер учительской и попросила позвать сына по срочному делу. Через десять минут ожидания к телефону подошла обеспокоенная классная руководитель и сообщила, что Иван и Леша (Витька учился в другом классе) сегодня в школу не пришли. Была уже половина одиннадцатого, когда мать позвонила домой Витькиным родителям. Мать Вити ответила, что сын ушел в школу рано утром, и, что, если прогуливает, отец ему задаст.

- Он не мог уехать в Киев? – спросила мать Ивана с дрожью в голосе.

- Ну что Вы! – засмеялась Витькина мама. – Он у нас - домашний, послушный. До такого не додумается, - и повесила трубку.

Когда начнется матч в Киеве мать, конечно, не знала. – Скорее всего, вечером, - решила она и поспешила в аэропорт, заняв денег у профорга.

Стадион Киева был заполнен до отказа. Подростки двух стран предвкушали драки после матча. А сейчас на трибунах стоял дикий гвалт. Мало кого интересовало, кто победит. Царствовала стихия беспризорной свободы, грозившая увечьями и драмами. Тысячи лохматых или наголо обритых подростков, похожих на выброшенные из моря водоросли, облепили чашу стадиона. Иван, охваченный всеобщим порывом свиста и неистовства, вдруг почувствовал, что его хватают за плечо. Сначала он дернул плечом, думая, что это трогает кто-то из болельщиков, привставших сзади. Но руки дергали его все неистовей.

- Вот ты где! - Он поднял глаза и увидел мать. Она протопала по чужим ногам к его месту, и неистово, что было ей несвойственно, начала колотить Ивана. Свист с ближайших мест прекратился. Все смотрели на худенькую женщину, которая плача и ругаясь, била своего сына. На глазах у всех. Сын был уже выше ее ростом. Мать выволокла Ивана в проход между трибунами, выкрикивая: “ Как я тебя нашла!” Действительно, как она отыскала его в чужом городе, на огромном стадионе среди тысяч людей!

Сын даже не пробовал защищаться, ибо она непрерывно колотила его по всем доступным частям тела. Ее крик тонул в крике всего стадиона. Ивановы приятели и другие знакомые из Москвы (держались вместе на одной трибуне из-за возможной необходимости обороняться от киевлян), не отрываясь, смотрели не на поле стадиона, а на невысокую женщину, примчавшуюся за сыном из такой дали и задававшую ему необходимую трепку. Многие хотели бы оказаться на его месте, чтобы маленькие руки с визгом волокли взрослеющего парня к выходу...

Иван с матерью ехали обратно в плацкартном вагоне. Слезы у матери иссякли еще в трамвае по пути на вокзал. По милому киевскому обычаю, битком набитый трамвай не останавливался на остановках, несмотря на протесты пассажиров, вез их до конечной остановки, на вокзал. Мать ни на минуту не отпускала Ивана, даже в очереди в кассу и буфет. Ввалившись в вагон, она первым делом достала из сумки, купленные в привокзальном буфете сухие булки и стала просить чаю. Иван с упоением жевал булку (целый день ничего не ел!) и чувствовал, что он счастлив. Это счастье он неосознанно почувствовал, когда увидел мать, нашедшую его, песчинку, на огромном стадионе. Непостижимо, как она его нашла! Чувство радости наполняло его, когда она била его и царапала (Сейчас она виновато смазывала его царапины водкой, одолженной у одного из пассажиров-соседей). Чувство радости росло в нем, когда мать крепко прижимала его к себе в переполненном трамвае, у окошка в кассу вокзала, когда она смотрела, как он жадно ест жесткую булку, купленную на вокзале, просит еще кусок сахару и печенье для него у проводника.

Наконец, она загнала сына на верхнюю полку. – Спать, - сказал ее охрипший голос, и обветренные губы невольно прикоснулись к его голому колену, торчавшему у края полки. Он свесил голову. Мать укладывала его куртку и ботинки в пластиковый мешок и прятала к себе под подушку.

- Мам, - сказал Иван. - Не бойся, я не убегу…