Дорога – проезжая часть, она же и пешеходная дорожка, проходила сразу же за забором нашего дачного участка. В то время, о котором хочу рассказать, автомобилей было ещё очень мало у местного населения, да и мототранспорта, кот наплакал. Все передвижения происходили на велосипеде и пешим ходом. На одиннадцатом трамвае, как выражались мои деды.

 

Опять про дедов, скажет привередливый читатель, плюнет и начнёт писать пародию. А мне того и надо, память о предках будет жить, а это самое главное.

 

Отвлёкся я, однако. Возле низенького штакетника на участке росла, да и сейчас этим занимается в меру сил, огромная сосна-красавица. Одна из двух «сестрёнок», растущих взявшись за руки. Именно они являются местом силы всех продолжателей дедовских трудов, мыслей и фамилий. Корни на многие метры раскинула во все стороны, некоторые из которых, проходят по поверхности почвы, создавая естественные преграды.

 

Сейчас их роль играют «лежащие полицейские», которые, время от времени, воруют прямо с городских дорог. Увозят, без зазрения совести ночами и сдают в приёмные пункты металлического лома. Страна не пуганных идиотов, право слово.

 

И вот, эти коряги, торчат, мешают ходьбе и езде. Хотя, как на это всё посмотреть. Нам не мешают, а наоборот, заставляют проезжающих притормаживать и, не пылить. Проходящих и запинающихся, конечно, жаль, но таких не очень много, да и ноги поднимать при движении, еще, никто не отменял. Вероятно, юморных случаев было больше, но свидетелем двух был лично, про них и хочу рассказать.

 

Пусть не обижаются на меня те, кто попал в действующие лица, кто испытал на себе крепость и строгость кореньев многолетнего дерева, но всегда, во всех делах, есть пострадавшая сторона. И так. Сидим, обедаем, возле стола хлопочет бабуля. Смотрим, идут люди, вереница. Дело привычное, прибыла электричка. Мужчины, женщины, дети. Все с сумарями, а как ещё- то, если в те годы магазинов и ларьков в кооперативе ещё не было, да и в деревенском магазине – шаром покати.

 

Мы кушаем, они торопятся к себе. Сквозь зубы и губы, принимающие участие в пережёвывании пищи, отвечаем на приветствия. Не отвечать, молчать в ответ не позволяет совесть. Отвечать внятно и громко, мешает пища, находящаяся во рту. Так и бубним, мягко, насколько это возможно, проклиная тот миг, когда собрались пообедать, именно в этом месте, в это время.

 

Двое, проходящих в интервале десяти минут, совершили схожие акробатические этюды – растянулись во весь рост, запнувшись о корни. Ёлки – зелёные. И смех и грех. Им больно, нам смешно – все молчим. Они от злости и ушибов, мы – от смеха и жалости. Жалость так хлещет через край, но только находящиеся внутри ситуации, смогли бы меня понять. Первый – молодой человек, лет тридцати, опорожнив бутылку пива, аккуратно, чтобы не привлечь внимания, опустил её к нам в малину, благо, только руку протянуть, ускорился, но…сосна не пустила далеко убежать. Остановила и приземлила. Вторая – женщина, соседка, Зинка, как её называла вся округа. Любопытная, собирающая и распространяющая слухи, сплетни на всё и на всех.

 

Шла медленно, вытянув шею, искоса наблюдая, что необычного творится у соседей. На тебе – грохнулась, не увидев природный тормоз. Самое смешное, что ни один нормальный человек, добрый, порядочный, честный ни разу не запнулся за многие годы. Все жалобы, вплоть до правления дачным обществом, а может и куда выше, поступали именно от таких – завистливых, жадных до горячего, шаловливых и много о себе думающих. Дед и его сват, отпустили в обоих случаях лёгкую тираду из русского народного фольклора, посоветовав, мягко выражаясь, смотреть под ноги и не мусорить.

 

«Пивник», которому теперь уже под семьдесят, вероятно, ходит по другой дороге после того падения, «Зинка» здесь же, но ограничена новым двухметровым забором. Просунуть глаз в щёлочку и глянуть им, нет возможности, подпрыгнуть уже не в силах.

 

Что не говори – естественный отбор жив, природа сама решает, в конечном счёте – кому летать, а кому ползать…

 

Виктор Михайлов.