О боже, за себя я всё могу простить,

Но лучше б ястребом ягнёнка мне когтить

Или змеёй уснувших жалить в поле,

Чем человеком быть и видеть поневоле,

Что люди делают…….

Анна Ахматова.

2ч. МЕТАМОРФОЗЫ.

Даже не знаю, как мягко перескочить от охотничьей развлекухи к политико-бытовым проблемам, придавившим людей на том маленьком кусочке пространства именуемого громкой и грозной аббревиатурой СССР. Как мне представляется, процесс распада огромной коммунистической империи придавил людей на всём её пространстве своей, кажущейся, неожиданностью и дикой непредсказуемостью. В России людей напугала потеря привычных ориентиров, разрушение перспектив, неожиданное осознание того, что шли, вроде бы твёрдо, но оказывается не туда, всеобщая растерянность. Комфортные времена только для подлецов. В такой ситуации, кому какое дело до, каких-то, окраин. Больше всего, людей поражает неосведомлённость, непонимание, беспомощность и я ни чем не отличаюсь от общей массы. Считаю себя, вроде бы, неглупым человеком, а получается, куда ни кинь, тупой, круглый дурак. Начать, хотя бы с денег. Приехал из Москвы, в последний раз, мой старший сын Валерий. В одной из бесед говорит мне: « Батя, если у тебя есть лишние деньги, меняй на доллары». Я что, фарцовщик?- отвечаю ему,- это же преступление. И так думают миллионы порядочных, законопослушных граждан, живущих на зарплату в квартирах - хрущобах. Их же никто не предупредил, что времена честных и порядочных уходят в лету и теперь, чем подлее поступишь, тем счастливее будешь существовать. Люди надеются, что всё устаканится, что снова, пусть в меньшем количестве, появятся продукты и вещи, и в привычных очередях, можно будет что-то доставать.

Редко кто замечает, а скорее делает вид, что исчезают люди из привычного окружения. Ушла из моей жизни семья моего лучшего друга Антона Феллера. Уехали, все с семьями: Миша Муравьёв, Юра Кустов, Эрнест Данкевич, Ульянов Василий, всех не перечислишь. Я испытывал досаду, сожаление, но не мог себе представить жизни вне Таджикистана и до последней минуты не верил, что начинается закономерный процесс развала.

Первыми просчитали этот процесс не евреи, не татары, не корейцы, а немцы. К ним, в массовом порядке, начали поступать вызовы и приглашения из ФРГ. Проявление единства великого народа, смиренно снимаю шляпу, они своих в беде не оставляют. После их исхода, освободилось изрядное количество квартир и рабочих мест, заполнить которые равноценно было невозможно. Первый удар по жалкой хлопковой экономике, существующей за счёт железнодорожных перевозок и жёсткого советского кулака. Смешно, но Душанбинцы больше всего жалеют о бригаде уехавших пивоваров. Великолепный вкус всех сортов таджикского пива я сам помню до сих пор, а после отъезда немцев, пиво, даже по запаху стало напоминать ослиную мочу. А кулак слабеет, деградация неумолима и, всё с большей силой, разрушает привычный порядок вещей. Только мы, шибко умные, муравьи не понимаем ещё, что это не просто метаморфозы, а конец данной формы существования.

Те, кто понял, что грядёт безвластие и что они, неожиданно, как слепые котята, оказались брошенными в чужой стране во власть, оказывается, чужого народа и чужих новых руководителей, бросились в бега. А мы, большинство, пока ещё жалеем только об уехавших пивоварах. Скоро, скоро забудем про них, начнём думать о том, куда удрать, как продать, хоть за копейки, квартиру и барахло, чтобы наскрести денег на билеты, как уберечь детей от насилия и ещё о многих неотложных проблемах, которые, год назад и в страшном сне не могли присниться. Я, пока уезжать и не думаю, кругом же друзья и знакомые, меня уважают, приглашают, советуются, а скоро набьют физиономию. Может тогда очухаюсь.

Из четырёх коренных народов Средней Азии, больше всего, не повезло Таджикистану. Социализм, коммунизм, и тем более, демократия этим народам подходят так же, как паровозный свисток или его труба верблюду. Народу нужен султан, жёсткий, неумолимый, обладающий абсолютной полнотой власти. В Туркмении, очень ко времени, нашёлся Туркменбаши Ниязов, великий человек, хоть и с причудами. В Узбекистане, ещё больше ко времени, оказался Ислам Каримов, действительно умный, даже более, мудрый и жёсткий правитель. В Киргизии умница Акаев решил создать, хотя бы видимость, демократии, теперь благополучно преподаёт в Москве. В Таджикистане, даже такого лидера не нашлось. Пока ещё спокойно, я много езжу по республике, беседую со студентами, а в кишлаках с их родителями. На меня обрушивается куча новостей, верить в которые не хочется, но последующие события, вдруг подтверждают, что говорят-то правду. Некоторые из ребят, по настоящему ко мне привязавшиеся, беседуя, смотрят на меня с непонятной грустью. Видимо, понимают, что я скоро тоже драпану, хотя сам ещё об этом не подозреваю. Из многих источников явствует, что во всех трёх республиках налажены устойчивые связи с организациями ваххабитского толка, действующими в Афганистане и Иране. Эти организации занимаются вербовкой молодёжи в республиках. Налажена постоянная переброска молодых людей за кордон через афганскую границу, их специальная идеологическая и боевая подготовка, а затем переброска обратно по местам жительства. В это верилось и не верилось, и неужели силовики об этом не знают? Но вот на экзамене по методике п. о. ( я ввёл процедуру, когда во время ответа, студент не стоит, а сидит перед преподавателем) мне бросились в глаза наросты на ударных костяшках кулака на руках, сидящего передо мной студента. Спрашивать было неудобно, но кто-то же его научил этим методам тренировки.

На каникулах, в незначительной ссоре, этот парень сломал челюсть ударом кулака своему товарищу, навыки пригодились. Парень на вид, совсем не богатырь. Его судили и мне его было жалко. Но один из моих студентов сказал мне: « Не жалейте его, муаллим, он «ваххабит».

Я принялся расспрашивать его, кто такие ваххабиты и получил ответ: « А, они все чёкнутые». Он выразился немного покруче, но о ваххабизме больше ничего сказать не мог. Усилия по поиску литературы, касающейся этого вопроса, так же закончились ничем.

Вообще-то, как я сейчас понимаю, безумный кавардак должен был начаться в Узбекистане с Сурхандарьинской и Кашкадарьинской областей, граничащих с Афганистаном. Но в городке Денау произошёл, по идиотски нелепый, инцидент. Возможно, такие инциденты были где-то ещё, но мне известен только этот. Денау, город моего детства, там живут мои родители и я всё узнаю из первых рук. Собирающихся заговорщиков-террористов подглядел и подслушал племянник одного из заговорщиков, муллы-хозяина дома. Этот мальчик комсомолец, с чувством выполняемого долга, пришёл с донесением в милицию. Говорили, что в Денау прибыл сам Каримов, но это вряд - ли. Скорее всего, он прислал уполномоченного эмиссара. Тот собрал всех мулл, до которых дотянулась рука, построил их, прочитал внушительную лекцию и предупредил, что даже при малейшем намёке на повтор, санкции будут самые свирепые. Из этого дома вывезли много оружия и боеприпасов. Закручивание гаек, чисто в азиатском стиле, последовало быстро, очень своевременно и не без жестокости. Сколько народу погибло при укрощении бузотёров, готовых бросить Узбекистан на исламистское растерзание, под демократическими лозунгами, я сказать не могу, не знаю. Люди, тогда говорили порядка сорока тысяч, у страха глаза велики. Но что, наверняка, могло произойти, не будь наведён жёсткий и необходимый порядок.

Семь основных племён, составляющих узбекский народ, плюс солидная таджикская прослойка. Внутри некоторых племён, ещё родовые подразделения, живущие отдельными улицами и кишлаками. К примеру: один род зовёт соседей мышами, а эти соседи их кличут лягушками и, мягко говоря, не дружат. Теперь вбрасываем в эту нелюбовь, крикунов, вопящих о демократии и справедливости. Из Афганистана, пожалуйста, море оружия и подрывной литературы, а чего делить всегда найдётся, хотя бы землю и воду, про разногласия в вероисповедании скромно молчу. В Таджикистане погибло около миллиона человек, в Узбекистане это страшное море крови, было бы раз в пять больше. Ислам Каримов спас свой народ от этого бедствия и глубокий поклон ему за это. В том же городке Денау, пока нет минаретов, но вместо пионерской зорьки, пять раз в день, по репродуктору, через мощнейший усилитель, муэдзин призывает правоверных к молитве. Новые времена, однако, господа. А в Таджикистане такого человека не нашлось. Очень умных, но слишком мягких ленинабадцев быстро отстранили от власти и началась вакханалия. Я уже подзабыл всех мелкотравчатых лидеров, пытавшихся безуспешно зацепиться за власть, но некоторые фамилии начинают всплывать в мозгу: Набиев, Кенджаев, Искандаров….Последний Рахмонов, зачем-то сокративший окончание фамилии ов, наверно в аристократы хочет. Все эти лидеры искали поддержки у русских военачальников, а те растерялись, видимо, без строгих указаний сверху. Сначала держали нейтралитет, а потом поддержали, да не того. Потом, то ли спохватились, то ли получили нагоняй сверху, с трудом исправили ошибку.

Но вернёмся к событиям на просторах Таджикистана. С того самого момента, когда Россия объявила о своём суверенитете, в нашей горной стране наступило полное безвластие. Я уже имел возможность узнать, что внутри таджикского народа нет единства и рассказывал о драке кулябцев и выходцев из Гарма, где я, волею случая и моей глупости, оказался центральным лицом. Но последующие события показали, что пропасть между людьми одного народа, одной веры намного глубже. Она глубока настолько, что без железной властной структуры привела к гражданской бойне. Хронику отношений между людьми в период безвластия хорошо описал Иван Бунин в «Окаянных днях». Мы, русскоязычное население, были чем-то вроде кучи мусора и обломков, от, неожиданно взорванного, уютного дома. Мы здорово мешали дерущимся, путаясь под ногами, удирая, кто-куда и бросая всё. Мне, оказавшемуся очень близко к центру этих событий, ничего не оставалось, как наблюдать и вспоминать эти «Окаянные дни», ибо они вернулись. Нас бросила Россия , но нас не убивали, благодаря ей. Такая громадина, с полугнилой и бездейственной властью, влиять не может, но может придавить. В моём техникуме, это разделение начало проявляться без убийств и взрывов, но занятия проводить, стало невероятно сложно. Все группы разделились на белых исламистов, сторонников ваххабитов (ваххабиты, до сих пор, носят белые шапочки) и «красных» сторонников дружбы с Россией. Группы с исламистским уклоном утверждали, что Таджикистан кормит Россию, что Россия вывозит все таджикские богатства, а взамен ничего не даёт. Группы настроенные пророссийски, по пунктам, доказывали обратное, но безуспешно. Конфликт назревал по всей республике и уже начинали гибнуть люди. Народ требовал порядка и жёсткой руки. Удивительнейшим образом выразилось отношение народа к этой беде, смертоубийства люди не хотели. Южане, более склонные к дружбе с Россией: это Куляб, Дангара, Кургантюбе, Шаартуз, Регар, я называю только наиболее крупные населённые пункты, сели в пикет на центральной площади, задом к памятнику Ленина, передом к дому правительства. Исламисты: Памир, Гармская сторона, Гиссар, склонные признать изуродованный вариант учения аль Ваххаба и ненавистники России, уселись тоже в пикет, хотите смейтесь, хотите плачте, на площади улицы Путовского перед огромным зданием ЦК КПСС! Вот где исламистам нужно правду искать. Ещё советская, воинская часть, стоит на улице Чапаева в километре от обеих площадей в полной боевой готовности. Её отцы командиры не могут не наблюдать за происходящим. У меня нет достоверных сведений, но, кто-то же предложил, уверенным в своей правоте и силе южанам, не известно в какой форме, убраться с площади. Южанам, как я понимаю, деваться было некуда и они ушли. На выезде из Душанбе они устроили канонаду из всех видов стрелкового оружия, с криками: мы ещё вернёмся! Так к власти пришёл происламистский лидер Искандаров. Правитель он оказался, если очень нежно говорить, совершенно непригодный. А исламисты, заполучив полное раздолье для своей деятельности, начали творить такое, что взбунтовали весь Таджикистан. Всё, как в революционные годы. Почти в каждом кишлаке, а тем более, в городке, появлялся свой лидер с группой, до зубов, вооружённых джигитов. Разумеется, каждый творил дела по своему толкованию обстоятельств. От моих студентов я, всё больше, узнавал о ваххабитах и их делах. Ещё раз говорю, что научных источников мне найти не удалось и передаю толкование, предложенное таджикскими парнями, людьми грамотными и не лишёнными интеллекта. Мы с ребятами полностью доверяли друг другу, а наши отношения базировались на взаимном уважении. Я говорю это, чтобы сказать, недостоверных сведений тащить ко мне не было смысла. Так вот. Ваххабиты делят людей на три категории: 1) Истинные мусульмане- это они сами. 2)Неверные- это мы с вами и всё немусульманское человечество. 3) Кофиры- это мусульмане, отошедшие от истинной веры и потому погрязшие в грехе. Если неверных нужно убивать, как бешеных собак, то кофиров необходимо принуждать к истинной вере пытками. Первая пыточная, о которой я узнал, была организована в помещении бани, бывшего, очень богатого, колхоза « Ленинград». В этом колхозе наш техникум, одно время, собирал хлопок и эту баню я видел. Об этой пыточной бане пошли по республике ужасающие, по своей бесчеловечности, рассказы. Один из диких эпизодов: беременной женщине вспороли живот.., дальше писать рука не поднимается. В Душанбе заработали так же несколько пыточных, одна из них, в посёлке Калинина, символично. Нас туда, конечно, не пускали, но слухи, слухи, один страшнее другого и говорят о них, совсем не фантазёры. Я, теперь гражданин, чёрт знает какой, страны, плыву по течению, не всегда удачно, барахтаясь и применяясь к обстоятельствам. Совсем плохо стало с продуктами, а семью нужно кормить. Сразу стало понятно, Таджикистан перестал кормить Россию. Я постоянно езжу в Узбекистан в город Денау, где похоронен мой отец и, одна в доме, живёт моя мать. Когда-то я постоянно возил продукты родителям, столько, что, иной раз в легковушке не помещалось. Теперь всё резко изменилось. В более стабильном Узбекистане, на фоне всеобщего ухудшения, с продуктами было значительно лучше. Поэтому, навещая мать, я, заодно, рыскал по узбекским магазинам в надежде, хоть чего-то раздобыть. Но ездить на машине становилось всё опаснее, да и топлива совсем не стало. Последняя попытка была совсем дурной и едва не закончилась трагически. На таджикско-узбекской границе два поста. Через таджикский нас с трудом, но пропустили. Через триста метров узбекский пост и здесь полный тормоз, получен приказ, в Узбекистан ни кого не пропускать. Со мной жена дочка и младший сын. Чёрт меня дёрнул, взять их с собой. Стоим час, стоим другой, ни уговоры, ни деньги не помогают, придётся ехать назад. К нам подходит лейтенант, форма ещё советская, спрашивает, чего стоим. Объясняю ему ситуацию, говорю, что еду к матери. Мы с ним разговорились. Оказалось, что этот лейтенант учился в школе милиции в Ленинграде, даже предположить такого не мог. Разумеется, лейтенант узбек. Он говорит: «Сейчас на проверку подойдёт автобус, как проверка закончится, и он начнёт ехать, объёдешь его и гони, только не говори ни кому, как проехал. Добрая душа и в такой ситуации, крепко жму ему руку. Сейчас бы встретил, обнял как брата. Через десять километров по шаргунской дороге, целый взвод узбекских ментов. Разумеется, останавливают. Выхожу из машины и, на полусогнутых, спешу к командиру. Он сидит под дорожным навесом и смотрит на меня, как на нашкодившего щенка, настоящий мент, настоящий полковник по осанке, правда в чине старшины.

-Ти как сюда проехаль мужик, тебе кьто пропустыль?

-Товарищ командир, меня ни кто не пропускал, я местный, знаю все дороги, у меня в Денау больная мать, я её увижу и уеду назад, пропустите, пожалуйста.

Начальник говорит с остальными ментами. Я не очень хорошо понимаю по узбекски, но достаточно, чтобы понять, что речь идёт о нашей судьбе. Будь я один или только с женой, наша жизнь могла прекратиться недалеко от того дорожного навеса, но дети. Видимо, среди этих господ нашёлся такой же лейтенант и консенсуса не получилось, да и запорожец не машина. Ладно, езжай,- сказал старшина-полковник,- если в Юрчах не задержат, доедешь до Денау. Маме привет передавай, а если ещё раз сюда приедешь, больше ни куда не вернёшься, ты меня понял? Понял, товарищ командир,- бодро сказал я,- спасибо. Только километров через десять пропала дрожь в коленках. До сих пор не знаю, чёрт или ангел надо мной поиздевался за то, что так рисковал моей семьёй. Юрчинский пост я объехал, потому что, действительно знаю, местные дороги. С машиной я больше рисковать не стал, но мать бросать, тогда зачем я живу. Очень редко, ещё ходят старые автобусы и, на удивление, регулярно возит людей дачный поезд. Через две недели решил поехать в Денау на автобусе.

В автобусе, когда он начал движение, ни повернуться, ни шелохнуться было невозможно, а на каждом сидении люди сидели по трое. Первый пост ГАИ у поворота на Шаамбары. Всем было велено выйти и предъявить паспорта. В автобус вернулись не все, Восемь человек завели за домик поста. Автобус не успел тронуться с места, как там раздались выстрелы. Так впервые я столкнулся с тем, что творится, как я понял потом, на каждом таджикском посту. Инакомыслящих и не там прописанных просто отстреливали. Так здорово пригодилась советская прописка. Как мало, оказывается, стоит жизнь и как легко её отнять. За что, зачем? Об этом ни кто не узнает. И что толку содрогаться, возмущаться, исправить можешь что-нибудь? Самому бы выжить. А напишешь об этом, ни кто не поверит. Из Денау решил ехать на дачном поезде. Хорошо, что добрые люди предупредили, что в вагон нужно лезть через окно. Я сначала даже не понял, отучила машина ездить на общественном транспорте, а тут такая смена приоритетов, но совета благоразумно послушался. Подходит поезд, во всех вагонах ни одного стекла. Заскакиваю в окно, оказывается ничего сложного. Занимаю пустую скамейку, место у окна берегу для братишки, он тоже шустряк, успевает занять это место. Вагон заполняется значительно полнее, чем тот автобус. Не успел ничего понять, как меня оттеснили на край скамьи, между скамьями и в проходе люди изображают селёдок в бочке. Для полного комфорта на моё « «могучее» плечо уселась молодая девушка узбечка, а когда я выразил недовольство, она так на меня рявкнула, что я невольно заржал от восторга, она колыхалась вместе с моим телом и смотрела вниз на меня с удивлением. Всё бы ничего, но амбрэ, исходящее от девушки, было плохо переносимо. Только в Пахтаабаде нашлось место для стояния, но я не мог встать, чтобы уступить ей место. Но зато из поезда ни кого не вытаскивали на расстрел. На одном из занятий ребята мне поведали об умном и смелом, полевом командире Файзали. Он простой водитель, а его отец, по всей видимости, был партийный работник. У ваххабитов обнаружились удивительные мастера живодёры. Такой вот мастер снял с его отца кожу, с живого целиком вместе с ногтями. Ребята не сказали, как попала эта кожа отца к сыну, и придушил ли Файзали этого мясника. Последствия знаменательны. Парень собрал крепкий отряд единомышленников и начал бомбить исламистов, довольно талантливо. Садясь у дастархана, он клал кожу рядом с собой и говорил: « Пусть папа будет со мной». Наверно в моей душе тоже прячется варвар, ибо такие рассказы доставляли мне удовольствие. Но это, всего лишь рассказы. Зато достоверность другого эпизода, задевшего меня лично, могу гарантировать. Мой выпускник, крепкий, рыжеватый, из настоящих мужиков, парень, живёт в винсовхозе Фахрабад, сразу за Фахрабадским перевалом. Мне невероятно жаль, что мой мозг не удержал его имени. Когда я побывал в его кибитке, первое, что меня поразило, его старшая сестра. Выходит молодая женщина в чистом, но застиранном азиатском одеянии, похожем на балахон. Обычно женщина, если что-то приносит к дастархану, кладёт и уходит. Эта сначала поздоровалась на чистейшем русском языке, а когда я, немного изумлённый, ответил на приветствие и попросил её присесть, что обычно не принято, она выполнила мою просьбу, непринуждённо поддержала беседу, а затем перевела разговор на русских и немецких классиков. Вот так бывает. Такую же женщину я встретил, года четыре назад, в кишлаке Джавони, что недалеко от Обигарма. Её выдали родители замуж, сразу после окончания ею института. Зачем училась, аллах знает. Но я отвлёкся. Этот живой, умный, не зашоренный идеологиями, парень оказался противником исламистов. Ему пришлось скрываться. Его кибитку ежедневно посещали эмиссары исламистов с намерением убить, возможно, с пытками. Парень твёрдо знал, что его ждёт, и ему надоело прятаться. Он переоборудовал совхозовский самосвал КАМАЗ в бронемашину, вырезав, в бортах кузова, бойницы сваркой. Вокруг него быстро собралась группа бойцов, и ваххабиты, в очередной раз узнали, что люди не бараны и от насилия уже давно отвыкли. Народ быстро умнеет, столкнувшись с тупой, бессмысленной жестокостью. Всё крупнее становятся кулябские, курганские, дангаринские, регарские…отряды. Всё больше разговоров о мелких и крупных стычках, о массовой гибели людей. Я не могу рассказать обо всех страшных событиях этой тупой, бессмысленной войны и боюсь, что, вырывая из контекста отдельные эпизоды, не сумею передать всю боль и безысходность, повисшие над клочком раздолбанной империи, дивным горным краем. Этот край всевышний создал для благоденствия и любви, но люди, скорее нелюди, решили по другому. В Душанбе бесконечная война. По ночам ни кто не высовывает носа из квартир. Перебои с электричеством и газом. По утрам по улицам ездят тракторы с тележками для сборки и перевозки трупов. Около сорок шестого микрорайона большая электроподстанция. Вокруг неё вырыты большие канавы для укладки новых кабелей. Понятно, что кабели проложить не успели, зато канавы пригодились для сваливания, собранных, после бурной ночи, трупов. Вокруг канав толпятся люди, родственники, убитых ночью, людей и любопытные. Родственники понятно, но почему так много любопытных? Чем так притягательна чужая смерть? О чём думает человеческий индивид, глядя на, выброшенное в канаву, своё подобие? Всевышний создавал нас по образу и подобию своему, набившая оскомину истина. Учёные давно доказали, что по молекулярному строению мы очень напоминаем вселенную. Тоесть, каждый из нас маленькая вселенная, со всеми её проблемами. И вот, открывается грязный борт тракторной тележки, две грубых, мало чего чувствующих, вселенных хватают за руки и за ноги третью вселенную и швыряют её в канаву. Она летит, непроизвольно раскинув конечности, и с нею летят в бездну мириады, безвременно погибших, звёзд и планет. По краям этой бездны стоит куча вселенных, с ещё живыми, бледно работающими, мозгами, и пучит глаза на погибшие миры. О чём они думают, неужели это только чувство тайного удовлетворения, что не они летят в эту канаву-бездну, из которой уже нет возврата? Редкие родственники с плачем достают своих, узнанных, родных и любимых. Какое глупое и нелепое слово «счастье» в этой ситуации, но другого не придумали. И действительно, горькое счастье, что нашли, что не валяется в грязной яме, что есть возможность предать земле родного и любимого и прийти к нему не могилку. Я вынужден наблюдать за этим, ставшим обыденным, куском нашей жизни, пробегая мимо подстанции на работу и с работы. И посещает меня, каждый раз, чувство тоски и безысходности.

Русскоязычный народ мечется по городу. Билет на самолёт, на поезд, даже втридорога, не достать. Не достать товарный контейнер и невероятно трудно отправить. Деньги превращаются в резаную бумагу. Предприятия города закрываются одно за другим. Давно прекратилось строительство всех государственных объектов. А ещё, не так давно, я рассказывал ребятам о Рагунской ГЭС, и о семи электростанциях, которые планировалось построить на Пяндже. Маниловщина, чёрт подери. Среди людей, отправляющих контейнеры, на товарной станции ходит старый мулла и повторяет одну и ту же фразу:

« Русские не уезжайте»! Хоть один человек догадался, чем грозит Таджикистану массовый отъезд работяг. Правительству Искандарова все дела до лампочки, лишь бы удержаться на троне. Телевидение превращается в скверный анекдот. Довольно неплохой, для провинции, творческий коллектив разбежался. Пришедшие на их места новые «звёзды телевещания», включать и выключать систему научились, но несли с телеэкрана такую ахинею, что даже смеяться не хотелось. «Всё это было бы смешно, коли бы не было, так грустно». А я к этим словам великого поэта, ещё бы добавил уже совсем не в рифму, стыдно, горько и страшно. По республике начинается натуральный голод. Хорошо, что местное население, наученное тысячелетним опытом, всегда запасает продукты впрок. Но всё, когда-то, кончается. Подвоз прекратился давно, а поля республики на девяносто процентов покрыты хлопком, и нужен он стал, разве только, для подтирания одного срамного места. Люди начали доставать и делать старинные омачи (плуги) и вспахивать, с помощью ишаков, холмы и пустые неудобья, засевая пшеницей и ячменём. Кое-где восстановили старинные мельницы. На масложиркомбинате, который строил ваш покорный слуга, работая крановщиком, остался в рабочем состоянии только цех отжима масла. Оно получалось чёрным, как дёготь. Везде, во дворах, на самодельных печках в казанах, хозяйки перекаливали этот сырец, получая нечто годное в пищу. Из Джиликульского района от ваххабитских притеснений, всем скопом ушли туркмены, испокон веков жившие в низовьях Вахша. Ушли в Туркмению и вряд ли вернутся.

А по низовьям Пянджа таджиков начали притеснять узбеки, которых там большинство.

Ваххабиты показали народу, что есть неуправляемая жестокость и натворили столько бед, .что было ясно: правительству Искандарова долго не продержаться. Отцы командиры воинской, теперь уже российской, части, видимо, спохватились, а может, получили нагоняй за неверную ориентацию. Не могу сказать точно, помогали они кому-либо или держели нейтралитет. Отряды Искандарова были выбиты из города и южане с новым лидером Рахмоновым пришли к власти. В городе стало немного спокойнее, а по всем контрольным пунктам началась ловля ваххабитов и им сочувствующих. Окружение Рахмонова, хоть и не вовремя, спохватилось по поводу проблем оттока населения. Мне представляется, что приди к власти сразу Рахмонов, такого бегства русскоязычного населения могло и не быть. Жёсткий порядок, быстрое восстановление связи с новой Россией и, как минимум, пятьдесят процентов промышленных предприятий могли быть сохранены, соответственно с оставшимся населением. А теперь, попытка прекратить отток методом запретов и ограничений, ни какого результата не дала. Оставались только самые беспомощные. В это время, как на грех, вернулась из России русская семья. Большей дурости представить было невозможно. Люди продали жильё, всё запаковали в большой контейнер и отправились в Россию в стандартную русскую деревню к дальним родственникам ( какая область не знаю). Понятно, что есть русская деревня, работы нет, живём на пенсию стариков и свой огород. Гоним самогон и гудим. Приехали бедные родственники с полуголодными детьми. Сердобольные люди понесли им, кто ведро картошки, кто молочка, кто банку огурцов и даже алюминиевые чашки и ложки. Широка русская душа. Когда пришёл контейнер, расширились, от удивления, деревенские глаза: два холодильника, телевизор, мебель и много, много барахла. Благодарные беженцы устроили праздник, пригласили всю деревню. Погуляли хорошо, но через неделю сожгли, чтобы не выпендривались и стали совсем бедными. Рассказ из уст потерпевшей. И правильно, какое имеешь право быть богаче и благополучнее МЕНЯ? Я пью, и ты пей! Я валяюсь в канаве и ты ложись рядом, а не нравится рядом, переползи на другую сторону раздолбанной дороги и ложись там. Этот случай быстро получил огласку в городе, но остановить убегающих не мог. А я всё медлил. Техникум не закрывался. Со студентами великолепный контакт. В горы ездить стало невозможно, кроме одного направления, о котором я уже говорил, в кишлак за Эсанбаем на берегу Кафирнигана. Ваххабитами здесь не воняет, жизнь, по прежнему, спокойна. Нам с

Тимофеем Фёдоровичем нравится здесь бывать. Тимофей делает великолепные ножи, отремонтировал Курбану ружьё и сидит в гостях, пока я охочусь. Я обнаружил в отрогах Актау поле, засеянное зигиром. Это горный лён, его семена идут на зигирное масло, не уступающее по качеству и вкусу, кунжутному. С этого поля я ни разу не ушёл без добычи, но только дикобразы. Кабаны на зигир не ходят. Мы с Абдурахманом ездим туда по тропам на мотоцикле, и я уже привык к этим головокружительным поездкам.

Перед Кафирниганским мостом на курганской дороге давнишний милицейский пост. Прямо перед ним поворот дороги на Гиссар. В первом кишлаке после поворота живут мои друзья. Я, по мере надобности, езжу к ним в гости. В одну из таких поездок, на выезде из города увидел моего бывшего студента. Он выпустился в прошлом году и был старостой моей группы. Его фамилию мой мозг, так же, не удержал. Помню что он из Руфигара. Это кишлак в верховьях речки Сардаймиёна. Вот куда нужно было везти Наташу. Вспомнил и защемило сердце. Такая поездка по настоящему опасна, но там, действительно, много форели и дичи. Наташа, именно такого хотела, а я дико боялся за неё и упустил эту возможность. Я подзываю парня, он узнаёт меня, бежит к машине, садится на переднее сидение, и мы едем по курганской дороге. Начинаю его расспрашивать и содрогаюсь от его рассказа. Его направили в Кокташское ПТУ. Там работают, в основном, узбеки и он, конечно, пришёлся не ко двору. Пришлось ему уйти на работу в милицию. Живёт в кишлаке за Кафирниганом.

-Эх, малим, зачем я только пошёл в милицию! Я сейчас совсем не могу спать. Я так ненавижу таджиков, я бы их всех перестрелял. Он говорит это как в горячке, чуть не плача. Я пригляделся к нему повнимательнее и увидел, что он сильно похудел и осунулся.

-Вы знаете, чем я сейчас занимаюсь? У нас с товарищем трактор с тележкой и экскаватор. Знаете за Кафирниганским мостом озеро?

-Да какое там озеро, просто большая лужа, там, кажется, сомов разводили.

-Вот в эту лужу сваливают убитых людей. Наша задача погрузить этих мертвецов на тележку и похоронить. Каждый день двадцать восемь, тридцать человек. Сначала так было при Искандарове. Потом власть поменялась, и на посту стали ловить других. Опять каждый день до тридцати трупов. Если приходят родственники, мы отдаём, остальных хороним.

Мы, как раз, проезжаем мимо поста. Мой бывший староста прерывает свой рассказ и смачно произносит: у дари куссати бугом (крепкое матерное ругательство).

Я решил довезти моего расстроенного старосту до его кишлака. Мой пассажир съёжился на сидении, как побитый щенок, когда мы проезжали это злополучное озеро-болото. Кто ездил по дороге в Кургантюбе знает, что через два километра от Кафирнигана вдоль дороги начинаются крутые глинистые холмы. Сразу перед подъёмом большой кишлак.

-Смотрите, малим, сколько мы людей похоронили.

Я вышел из машины и стал смотреть на верх холма куда показал парень. Экскаватор универсал «Беларусь» копает яму, точные размеры определить трудно, на срезанной вершине холма. Подальше холмики внушительных размеров, братских могил. Я насчитал их тринадцать штук, выкапываемая яма четырнадцатая.

-Скоро мы и эту яму заполним,- понуро опустив голову, сказал мой бывший студент.

Я содргнулся от этих слов. И кто, скажите, осудит человека, за то, что он ненавидит своих собратьев. Ну и чем я мог ему помочь? Я не поехал к друзьям, как собирался и загнал машину в гараж. А по дороге думал: сосчитает ли кто-нибудь количество таких захоронений, покрывших, как оспяными болячками, таджикскую землю и сколько, среди убиенных, ни в чём не повинных людей. За что и кому, заплатил такую жестокую цену талантливый и трудолюбивый народ?

Не могу не вспомнить на этих страницах ещё один дикий эпизод - доказательство этой чудовищной ксенофобии, охватившей людей республики. Такое ощущение, что она давно, специально и грамотно взращивалась, что имеет место и сейчас, уже в России. Меня неожиданно посетил мой друг и бывший студент Бахтияр из городка Шахринау. Он узбек, крепыш невысокого роста. Он всегда весел, очень смышлён, никогда не унывает, из него так и прёт человеческая доброжелательность. И отец у него такой же. Мы с ним уже договорились о походе в верховья Каратага, где он обещал мне отличную охоту. Я и сам знаю, что там много кабана, медведя и форели, правда, ходил только до местечка Лабиджай.

С отцом Бахтияра я мечтал попасть в места, почти недоступные, для русских охотников. Но начались эти уродские события, в корне изменившие наши планы. Бахтияр зашёл ко мне во время перерыва, весь, как новогодняя ёлка, увешанный воинской амуницией. Автомат, подсумки с автоматными рожками, пистолет и ещё чего-то. Мы обнялись по азиатскому обычаю. Я действительно был рад его видеть. Вдруг, среди малозначащих, обычных фраз, он спрашивает: « Малим, вы не знаете где Ширинбек Зарифбекович»?

-В соседней аудитории, а зачем он тебе?

-Там его нет, убить его надо.

-За что, Бахтияр, что он тебе сделал?

-Он же памирец!

-Ну и что, ты же знаешь, он хороший человек, никогда ни кого не обидел.

-Всех памирцев и гармских нужно убивать.

-Ничего не понимаю, Бахтияр, ты всегда был добрый человек, таких добрых людей, как твой папа, редко встретишь, что с тобой случилось?

-Малим, я телохранитель Ибода. Он послал меня с отрядом в нижний Пяндж для помощи нашим. Там знаете, что ваххабиты сделали?

Я молчал готовый слушать.

-Эти звери затолкали всех стариков, женщин и детей партийных работников в цистерну из под бензина и подожгли. Они все там задохнулись. При мне их вытаскивали по одному. Люди сходили с ума и я чуть не сошёл.

Его руки, при этих словах, вцепились в автомат, готовые сломать эту машинку для убийства. Я положил свою руку на его предплечье, не зная, что сказать. Мы некоторое время молчали, а потом он стал вырывать свою руку, пытаясь уйти. Подожди, Бахтияр, подожди немного. Я уцепился за него другой рукой, пытаясь удержать, но он осторожно убрал мои руки, боясь меня обидеть. Приезжайте к нам, малим, мы всегда вам рады,- сказал Бахтияр и ушёл. С тех пор я его больше не видел. Ширинбека успели спрятать. Я предложил отвезти его вместе с сыном по объездной дороге без постов мимо Гиссарской крепости, кишлака Акмечеть, через хребёт Бабатаг, в Денау. Дорога небезопасна и её мало кто знает. Забыл сказать, что в период правления Искандарова, приходилось прятать кулябцев, а потом в сокрытии нуждались памирцы и гармцы. Ширинбек от моего предложения отказался. Он сказал, что за свою жизнь мало беспокоится, а больше боится за жизнь сына и пока над ним такая опасность,он никуда не поедет, а так его перевозить тоже опасно. Настоящий мужик, я его всегда уважал и, в такой ситуации, думаю, поступил бы так же. Я немного расстроился из-за отказа от моего авантюрного предложения, но это его решение.

Своё отношение к пребыванию в Таджикистане, я резко пересмотрел после драки с боевиком из полуразгромленного отряда полевого командира Лангари Лангариева. Господин боевик соизволили потребовать отпустить с занятия его знакомого студента, а получив отказ, оне залепили мне по моей недостойной физиономии, морде, не знаю как правильнее, по морде правдивее звучит, хотели ещё двинуть в пах своей божественной ножкой, но падая, я этот удар успел отбить. Завершив это вразумление, господин соизволили в гневе удалиться, а я, чёрная кость, очухавшись от оплеухи, кинулся из аудитории за ним, чтобы получить ещё. Во дворе догнал и получил. Силы были неравны. Господин, в праведном гневе, махали кулаками и лягались ножками, а я, недостойный идиот, только парировал удары. Когда во дворе собрались наши мастера и вышел директор Муродов, Бозор, так зовут этого великого, многоуважаемого господина, соизволили обматерить всех, причём, русским матом и удалились. А я, окончательно очухавшись, возблагодарил всевышнего за то, что у великого господина не оказалось с собой оружия. Не писать бы мне этих строчек. Вывод убийственный: ваххабитов победили, а безвластие будет ещё долго господствовать в краю, где мы стали чужими. Уезжать из Таджикистана стало очень трудно, но мне с семьёй это удалось. Спасибо тебе, о великий Бозор, вразумил. После действий, подобных твоим, даже самые недотёпистые стали делать ноги.