1952 г.

 

Два английских хирурга, два друга встретились на выходе у дверей больницы.

Так получилось, что за весь день, только под вечер они смогли увидеть друг друга. Это им ещё повезло: они могли не видеться неделями.

Больница была расположена в центре города Кембриджа и обслуживала не только горожан, но и жителей областей. Работы хватало. Платили исправно. Но денег никогда не бывает много, врачи искали различные подработки: оставались на дежурства, ездили по вызовам в сельскую местность...

Нужно обмолвиться о том, что кроме служащих обыденной медицины, в больнице работали и представители пластической хирургии. Том Смит и Декарт Россель как раз и были работниками этой отрасли.

Декарт — голубоглазый блондин с шикарными, золотыми волосами. После окончания института в Боливии, приехал и поступил на службу в раннее упоминаемую больницу. После его поступления на службу прошло уже пять лет. Работа хирурга была его мечтой с самого раннего детства. Будучи ещё совсем юным, он без жалости трепал кукол своей сестры. Родители с удивлением выбрасывали изуродованных кукол, а, однажды, даже застали сына за проведением "пластической операции". Особенно возмутился страстью будущего мужчины папа Декарта. Он вырвал из детских ручонок куклу и протянул сыну металлический, игрушечный лайнер. Ребёнок весь съёжился, напрягся, но не заплакал. А после того, как отец ушёл на другую половину дома, лайнер выпал из окна на голову какому-то несчастному прохожему (мужчина показал ребёнку снизу кулак), а кукла, непостижимым образом, вновь оказалась в руках строптивого голубоглазого мальчугана.

Том тоже не представлял себя без медицины, но его больше интересовала исследовательская деятельность. За время работы он накопил кое-какой капитал и открыл при своей же больнице частную лабораторию.

— Слышал, слышал о твоих успехах, — искренне порадовался за друга доброжелательный Декарт, — чем сейчас занимаешься? На пороге какого открытия стоишь? Ну, если не секрет, конечно.

— Декарт, — взволнованно проговорил Том, — у меня возникла сумасшедшая идея… Зови её как хочешь: бредовой, фальсификацией… как угодно...

— Если же она исходит от тебя, то ни в коем случае не может быть бредом.

— Не перебивай, прошу, — Том яростно затеребил свой белый воротничок на куртке, затем принялся теребить ещё и манжету. Это было признаком его необычайного душевного волнения. Таким Декарт видел Тома второй раз. Первый, когда у друга родилась двойня. — Я договорился с работниками кембриджского морга, ну того, что стоит на берегу Кеми, чтобы сегодня вечером прийти туда и поработать. Ты должен пойти со мной.

Декарт был на редкость спокойным человеком, но тут его удивлению не было границ.

— Ты уверен, что я должен пойти с тобой? — Декарт округлил глаза, обрамленные чёрными ресницами; выразительные брови поднялись вверх.

Том понял, что Декарта такая вечерняя перспектива не очень-то устраивала, следующая фраза подтвердила это.

— Но, Том, я не хочу убивать весь вечер после трудного дня в сём "милом" заведении. Может быть, ты следующую ночь предложишь мне провести на кладбище? Я хочу к Мерин, хочу к крошке Сьюзен.

Том вздохнул и огорчённо посмотрел в глаза другу, Декарт опустил их. Чувствовалось, что Тому неловко. Но он продолжал наступать на коллегу.

— Ты же, надеюсь, не против того, чтобы медицина обогатилась, благодаря одному открытию? Ты же не против того, чтобы мы прославились?

— Ты прославился, — поправил Декарт, — открытие целиком и полностью принадлежит тебе.

— Нет, — запротестовал Том, — если ты мне сейчас поможешь, так как я один не справлюсь, то оно принадлежать будет нам обоим.

— Хорошо, я помогу тебе, — согласился Декарт, — если уж я так необходим тебе, то я пойду на кое-какие жертвы.

— Нисколько не сомневался в твоём благородстве.

 

Друзья позвонили по домам с ближайшего аптечного пункта, потом перекусили в ресторанчике "Манхеттен": они выпили по два стакана крепкого бразильского кофе, съели по два гамбургера и по одной сосиске… Не наелись. Скушали ещё по бифштексу с кровью.

Настроение поднялось на уровень отличного, и они зашагали к моргу, благо все бумаги, дающие право на это посещение, были на руках у Тома. Он их оформил ещё днём, и теперь горделиво нёс под мышкой в папке.

Чувствуя от Декарта волны любопытства на энергетическом уровне, он не стал оттягивать объяснения сути дела.

— У всех людей, как ты знаешь, на ладони есть линия, которую все определяют как "линию жизни". Я по этой линии могу определить возраст человека. Но это — не особый какой-то дар. Нет. Просто статистическое соотношение между линиями на правой руке и возрастом. — Поняв по взгляду Декарта, что он не всё понял, Том продолжил. — Так вот, на днях я понял, что по этой самой "линии жизни", но на левой руке, можно определить возраст смерти: то есть, во сколько лет этот человек умрёт. Это всё узнаётся по соотношению между размером ладони левой руки и длинной "линии жизни". Следовательно, наше умерщвление — заранее подготовлено судьбой. Видишь, как точно откликнулась народная мудрость фразой: "от судьбы не уйдешь" на нашу смерть. Мы, люди, ещё только рождаемся, а судьбой нам уже отмерен отрезок жизни. Судьбой уже всё предначертано… Помнишь, я месяц назад уходил с работы на похороны своей бабушки? Ну, мы ещё встретились с тобой на лестнице?

Декарт кивнул.

— Так вот, я взял бабушкину руку и измерил ей ладонь левой руки и "линию жизни"… и мне, чуть не сделалось дурно, хотя дурно мне уже и так было от всей этой церемонии. Природа предначертала ей эту смерть именно в возрасте 82 года, не раньше и не позже. Полное соответствие.

— Всё?

— Нет! Дело в том, что две недели назад ко мне на приём пришла одна женщина, мадам Букле. Она попросила меня избавить её от папилломы на руке. А я как раз недавно печатал в журнале статью по сему образованию. И так как мадам очень меня просила объяснить, что же у неё такое выросло, то я ей всё очень быстренько рассказал: что сей нарост, вызванный вирусом папилломы — это доброкачественная опухоль, которая содержит соединительный сосочек, покрытый эпителием. Так же объяснил, что папиллома не такая безопасная, как кажется человеку. Ведь человек может отковырять, расцарапать, случайно травмировать сей нарост и — печальный результат не факт. Опухоль может переродится в злокачественную. Сообщил, что лучше с ней не жить, а лучше удалить с глаз вон. Обычная папиллома, но очень внушительных размеров. Эта оказия была неподалёку от её ладошки. Измеряя размеры нароста, я измерил и левую ладонь женщины. Ей было 52 года, а жить ей оставалось, по моим подсчётам, совсем чуть-чуть. В 52 года она должна была покинуть этот мир. После операции, путём замораживания папилломы, что я ей провёл, она ушла домой. Но телефон её был вписан в карточку. И я ей три дня назад позвонил...

Том остановился, сверкнул на Декарта большими карими глазами и продолжил.

— Она умерла, да! Это ужас! Но — это так! Её дочь спросила, кто я, а я был так шокирован этой новостью, что ничего не смог ей ответить… Я как будто онемел… И просто повесил трубку.

— М-да, — жалобно промычал ошеломлённый Декарт. — Знаешь, — продолжил он, — я не дам посмотреть тебе на мою ладонь, как бы ты об этом не настаивал, ни за что не дам...

Произошла небольшая заминка в разговоре, после чего друзья продолжили свой путь к моргу.

— Вот поэтому, мы сейчас и идём туда, куда идём, — как-то умно заявил Том. — Там мы на законных основаниях проведём обследования множества ладоней, результаты отразим в диаграмме. Ты — мастер по этой части.

— Я, кажется, всё понял, — довольно потрепал себя за ус Декарт. — Если точки, представляющие соотношение между размером ладони и соответствующей линии жизни сгруппируются около прямой, изображающей действительный возраст умерших, то ты сделаешь величайшее открытие в мире! — почти кричал он Тому.

— Да, но вот ещё что. Если смерть была насильственная, то это можно будет определить сразу же, без особых исследований. Да юристы на нас молиться будут. Ай, да мы! Ай, да я!

— Послушайте, дорогой коллега. Если всё так, мы можем впасть в искушение и за соответствующую плату, а лучше за кроны королевы Виктории, будем искусственно удлинять линии жизни своих пациентов, — пошутил Декарт.

 

За умными разговорами друзья не заметили, как уже подошли к большому длинному зданию, окна которого были просто огромны и завешены изнутри зелёными, плотными шторами. С наружной стороны окон зияли металлические кованные решётки.

У большой дубовой двери друзья остановились, Том дёрнул за шнур большой и медный колокольчик. От его звона вздрогнули оба.

Дверь открыл молодой мужчина в белом халате.

— Доктор Том Смит? С помощником? Я предупреждён о вашем приходе, — не дал и рта раскрыть служащий морга. — Если вы не возражаете, то я проверю ваши документы.

Друзья с готовностью предоставили паспорта.

После небольшой формальности, коллеги были впущены в холл здания.

— Господа, — наконец-то представился служащий морга, — Я — Эдвард Сток, заведующий сего заведения.

Сток проводил друзей до места, отведенного им для исследовательской деятельности, по пути объясняя кое-какие моменты.

— К сожалению, через двадцать минут почти все наши служащие разойдутся по домам: их рабочий день на сегодня закончен. Но я буду здесь до утра: у меня дежурство. Если вам понадобиться моя помощь — я к вашим услугам. Вот на этой стене есть кнопка розового цвет, — Сток показал указательным пальцем на кнопку, — нажимайте её и я прибегу к вам на помощь. Городской телефон в углу на столике.

Сток открыл стальную серую дверь.

— Вот в этом отделении здания находятся стеллажи. Мы их называем стеллажами первого и второго уровня. В нижних камерах, то есть на первом уровне, лежат трупы людей умерших естественной смертью; на этаже второго уровня — трупы людей убитых, погибших и самоубийц. Итак, вас интересуют сначала...

— Люди, умершие собственной смертью, без насильственного вмешательства, — поспешил Том.

— Хорошо, приступайте. Я включу вам яркий свет для работы. — Эдвард щёлкнул по выключателю костлявыми длинными пальцами и яркий свет от десятка ламп резко ударил по глазам. Сам же он молча удалился, поклонившись.

Том и Декарт переоделись в халаты, которые для работы им также любезно предоставил мистер Эдвард, затем — подошли к стеллажам. Скорее всего — это были полочки с ручками. На каждой полочке — бумажная этикетка. Дэвид подошёл к ближайшей ручке первого этажа и дёрнул за неё. Тут же выкатился большой продолговатый, деревянный ящик с распростёртым в нём покойником. Дэвид надавил на ящик рукой, и тот задвинулся обратно.

— На табличке мы видим фамилию и имя умершего, дату рождения и дату смерти, а также — причину смерти. А это что за кнопка возле ручки? — Дэвид нажал на неё — ящик с покойным выехал и опустился ближе к полу. — А, это чтобы, если понадобится, спустить труп. Приступим к работе, коллега?

— Приступим.

— Знаешь, Том, — вздохнул Декарт, — мне здесь как-то не по себе. В последний раз я был в такого рода заведении вместе со студентами нашего курса. С тех пор прошло уже столько лет. Да и как-то прохладно здесь.

— Ничего, привыкай! — подбадривал Том, хотя и сам чувствовал себя как-то неловко. — Нам нужно сделать сенсационное открытие. Мы должны исследовать, по меньшей мере, пятьдесят тел.

— Боже милосердный, — воскликнул Декарт тихо-тихо. — Но на это уйдёт вся ночь.

— Совершенно верно, — согласился Том, — но наука жаждет открытия, наука требует жертв.

Том приготовил бумагу, перо с чернильницей, лупу и линейку с циркулем.

Декарт, пытаясь скрыть нервную дрожь, протёр очки несколько раз носовым платком. После чего сообщил о том, что готов к работе.

— Итак, приступаем. Пиши… — Том подошёл к стеллажам и спустил один ящик. — Джон Рей Столп Сон, 71 год, инфаркт миокарда. Так, я беру левую руку бедняги Джона, измеряю длину ладони левой руки и длину линии жизни...

То, что Том проговаривал, он тут же сопровождал действиями.

— А! — завопил он так неожиданно, что бедный Декарт как пуля подлетел со стула, — смотри! Смотри! Я был прав. Вот его "линия жизни" — длину я тебе продиктовал, вот я сопоставляю размеры… Смотри — ровно в 71 год бедняга и должен был покинуть этот грешный мир. Смотри! — чуть ли не тыкал носом Декарта в листок с измерениями Том. — Видишь?! Смотри лучше!!! Стопроцентное совпадение.

Декарт уставился в лупу, произвёл размер ладони сам, записал ещё раз измерения, провёл расчёт и… в итоге — тот же результат, что и у Тома: 71 год. Декарт ещё лучше начал понимать порядок соотношений в расчётах и логику друга.

— Ты пиши, пиши. Но, может быть, ещё сомневаешься? — Том опять разволновался. — Декарт, подойди к другому ящику. Я — не подхожу к нему. Следовательно, не вижу возраста умершего человека. Закрой цифру с обозначением даты рождения и даты смерти. Так… Я иду...

На этот раз — была женщина. Даже мёртвой она была прекрасна. Смерть, со всеми своими разлагающими свойствами, ещё не справилась с природной красотой покойной: лик не был испоганен, волосы, густо вьющиеся, обрамляли бледное лицо. Декарт и Том поневоле залюбовались ею.

— Итак, я беру её руку, — Том внимательно изучил ладонь женщины через лупу, сделал измерения, Декарт всё записал, — так, ей… 31 год. Верно? — Декарт открыл надпись на табличке.

— Да, верно. Написано: Стелла Никнет, 31 год, смерть от родов.

Оба врача почувствовали необыкновенное, творческое возбуждение. Они бегали, как сумасшедшие, от одного ящика к другому, проводили измерения, сопоставляли диаграммы. Всё у них сходилось!

 

Только около двух часов ночи, посмотрев наконец-то на часы, Том вытер пот со лба салфеткой и вздохнул. Ему было жарко. Потом, он окинул взглядом не менее измученного Декарта.

— Сколько трупов мы обследовали?

— Восемнадцать.

— Ну, что? Ещё тридцать два… Всё равно за окном ещё ночь. Пробудем здесь до рассвета. Заодно, всё ещё раз хорошенько проанализируем.

За время исследования и записи данных, Декарт очень точно понял суть дела, и мог, уже без помощи Тома, установить возраст смерти умерших.

— Давай я этого, — кивнул он Тому на очередной стеллаж.

— Пожалуйста, — воскликнул Том и прикрыл бумажную этикетку папкой. — Имя скажу: Дэвид Кол. О возрасте тебе не сообщаю, сам узнавай, ученик.

Декарт склонился над рукой умершего. На этот раз он обследовал и измерял размеры руки очень долго, почему-то всё время хмурился и сопел. Наконец, недоумённо посмотрел на Тома.

— Послушайте, коллега. Я — ничего не понимаю. Возраст покойного на вид — 41-42 года, возраст, обозначенный смертью — шестьдесят восемь лет. Что-то у меня картинка не складывается. Что там на ящике написано? Кстати, — Декарт ещё больше нахмурился, — я вчера во время обеда прочитал в газете "Английские ведомости" о безвременной кончине главы Флоринской корпорации. Точно… Точно, я видел его лицо, — он кивнул на покойного, — на обложке газеты.

— А на карточке возраст — тридцать девять лет. Разрешите, мой милый друг, посмотреть на ладонь самому.

На этот раз Том долго обследовал ладонь. Он три раза протирал салфеткой лупу, два раза стирал носовым платком пот со лба. Несколько раз кашлянул, хотя кашлять ему вовсе не хотелось и, в конце концов, встал со стула и попил воду из графина.

— Ошибки с нашей стороны я не нашёл, — наконец молвил он. — Знаешь, Декарт, ты способный ученик. Этот человек, по всей видимости, умер не своей смертью. Я делаю такой вывод. Давай же, раз уж мы с этим случаем столкнулись, узнаем прямо сейчас истинную причину его смерти.

Том внимательно посмотрел на покойного, вздохнул, явно сожалея, что тот ушёл из жизни раньше времени.

— Видимо, кому-то помешал Дэвид Кол. Не понимаю, право, как можно взять и отнять человеческую жизнь! — продолжил Том. — Это так гнусно, низко, гадко!!! Бог дал этому парню нить жизни, а какое-то ничтожество осознанно эту нить перерезало. Итак, наша жизнь, как вспышка огонька на гигантском небосклоне. Свет зажжётся на секунду и померкнет навсегда. Это быстро: раз… и всё! А чтобы ещё и ускорить этот процесс! Не понимаю… Моя сестра Шарлотта, ну, ты же знаешь её… Она старше меня на десять лет. После рождения второго сына, муж её бросил, и она потеряла смысл жизни. Однажды, пребывая у неё в комнате, на столе я обнаружил листок со стихотворением. Я его выучил наизусть. Послушай, пожалуйста:

 

"Ведь для чего-то же я родилась?

А для чего?

Это трудно понять.

Двух мальчуганов я миру дал.

Всё? Отрожала.

Теперь мне куда?

 

День сменит вечер,

Потом придёт ночь

Утро, день, вечер —

Суточки прочь.

Тянутся месяцы, годы, века...

Скоро в могилу —

Участь така.

 

Я понимаю, что жизнь коротка,

Я понимаю, что сладкая мгла

Мне навевает красивые сны.

Сон, ты действительность лучше верни!

И объясни, для чего ж я живу?

Чтобы вставать, есть и… снова ко сну?"

 

— После этого её стиха, я вдруг понял, что могу потерять свою дорогую Шарлотту. Я понял, что она близка к самоубийству. Я почти перестал оставлять её одну во время депрессии. Всё своё свободное время посвящал ей и её детям. Даже взял отпуск на работе. И… однажды, спустя месяц, она проснулась в хорошем настроении… Я был так счастлив. Я ушёл в другую комнату и заплакал. Да, я плакал, я плакал от счастья. Я понял, что я ей помог. Просто в трудный момент её жизни, я оказался рядом. Я понял — дальше она справится сама. И она справилась: занялась хозяйством, детьми, огородом. Развела столько цветов на участке, не сосчитать, красивые такие все. А потом и муж вернулся. Нагулялся жеребец! Простила. Что сделаешь? Женщина. Просто я — стал её шансом на дальнейшую жизнь. А когда убивают — тут уже без шансов и без вариантов. Тварь выбирает жертву и всё.

— Ладно, успокойся, — похлопал по плечу Тома Декарт. — На табличке стеллажа покойного написан диагноз: рак желудка. Проверим? Ну-ка, подкати Том сюда вон тот стол на колёсиках и захвати инструменты для вскрытия, что справа от тебя находятся. Мы не имеем право на вскрытие, но ради эксперимента, я думаю, мы рискнём. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское? Верно?

Тома и уговаривать не пришлось. Друзья при помощи приспособления, напоминающего подъёмник, переместили труп мужчины на стеклянный операционный стол на колёсиках.

Ещё более друзья были удивлены тем, что диагноз был поставлен. А вот на основании чего он был поставлен? Друзья не обнаружили ни одного шва от вскрытия, и они решили, что врачам из морга была дана особая резолюция: не открывать истинную причину смерти. Том и Декарт решили поставить правильный диагноз.

При вскрытии желудка коллеги не обнаружили никакой опухоли. Не было даже хоть какой-то маленькой язвочки или эрозии. Никаких симптомов рака! Никаких! Наоборот, Дэвид Кол по области гастроэнтерологии был абсолютно здоровым человеком. Зато… Явные признаки отравления были на лицо.

— Здесь где-нибудь должен быть ящик с реактивами или полка с индикаторами. Том, поищи, пожалуйста. Я взял соскоб со стенок желудка, нужно провести реакцию.

Том, нашедший всё необходимое, протянул пробирки с кислотами коллеге. Пока шла реакция слизи и реактива, оба молчали, потом их взгляды встретились.

— Том, это цианистый калий. Загляни покойному в рот.

— Не буду, — категорически отказался Том, — я и так представляю, что там делается. Да, смерть не из лёгких: при поступлении в организм цианистого калия, его циангруппа связывается с железом и блокирует дыхательные ферменты (цито хромы), которые находятся в клетках. В результате этого, клетки перестают воспринимать кислород, приносимый кровью. Развивается тканевая гипоксия. Смерть наступает быстро, если имело место тяжёлое отравление. Интересно, что эффект проявляется уже спустя пять или пятнадцать секунд. Смерть развивается от рефлекторной остановки сердца. В общем, я уже звоню в полицию.

— Да, да! И, побыстрей, а то у меня уже мурашки по коже бегают.

— У меня они уже давно бегать начали, с того самого момента, как я перешагнул порог морга.

 

Зашивать несчастному Колу живот не стали, накрыли его только простынёй. Декарт старательно делал записи. Том стал звонить по городскому телефону в полицию. Дозвонился...

— Дежурный Мэнсон слушает.

— Уважаемый, — лепетал Том, — вам звонит доктор Том Смит. Мне очень срочно нужно поговорить с инспектором полицейского округа.

— Это невозможно. Вы на часы не пробовали посмотреть?

— Соедините меня с ним. Дело очень большой важности, можно сказать, даже не можно, а точно — государственной важности. Инспектор потом вам сам спасибо скажет, а может быть и премию даст. А, если вы сейчас мне откажете в такой малости, как поговорить с инспектором, то наверняка потеряете своё место...

— Хорошо, — после непродолжительной паузы, нехотя промямлил дежурный, — ждите.

Через пару минут ожидания, в трубке раздался грубый голос инспектора. Он и так не слыл очень вежливым человеком, а уж в четыре утра и вовсе стал походить на полного невежу.

— Какого чёрта?!

— Извините...

— Не пошли ли бы вы со своими извинениями! Я лёг в кровать в час ночи, мне подниматься не службу в шесть утра, и на ваши извинения я просто плюю! Я дома, чёрт вас подери! И я — отдыхаю!!!

— Это говорит Том Смит. Пожалуйста, не кладите трубочку и выслушайте меня. Это очень важно, иначе я не стал бы вас беспокоить. Я работаю в больнице, я — пластический хирург. Но сейчас я нахожусь не в больнице, а в морге. Послушайте, мы с моим коллегой доктором Декартом проводили здесь исследование. И, совершенно случайно, обнаружили здесь труп Джорджа Кола, — Том стал говорить быстрее, часто сбивался, — Дело в том, что сообщение о том, что он якобы умер от рака — неверное, на самом деле — его убили, отравили цианистым калием. Мы с коллегой можем это доказать. Мы вскрыли ряд нарушений, которые были допущены при установлении причин его гибели. Все доказательства налицо. Мы провели вскрытие, никакого рака. А отравление доказали индикаторы после реакции, хотя даже без индикаторов было всё ясно.

— У вас были полномочия на вскрытие?! — заорал пронзительно инспектор. — Кто вам велел производить вскрытие?!

— Нет. Полномочий у нас не было. Мы готовы понести соответствующее наказание, но факт остаётся фактом.

— Ждите полицию в морге и никуда не уходите! — напоследок рявкнул инспектор полиции и бросил трубку.

— Какой-то странный этот инспектор, — за недоумевал Том, — ну, что же? Будем ждать, раз приказано.

Том присел на краешек табурета, подумал о чём-то несколько минут, и вдруг вздрогнул.

— Ты знаешь, Декарт, — молвил наконец-то он, — у меня такое ощущение, что мы зря связались с этим делом.

— С каким делом? С исследованием во имя науки или с...

— Да-да. С этим "или"… У меня нехорошее предчувствие, а оно меня ещё никогда не обманывало. Может быть кому-то нужно, чтобы о смерти главы корпорации думали, как о смерти, а не как об убийстве.

— Да, но мы всё правильно сделали.

— Конечно, без сомнения. Но… кажется мы не туда обратились.

— Что ты этим хочешь сказать? — Декарт даже побледнел, а Том весь напрягся.

— Нам нужно уйти отсюда, — Том подбежал к тяжёлой, стальной двери и хотел открыть её — не тут-то было, — закрыта снаружи.

Том нажал на розовую кнопку. Из громкоговорителя раздался голос Эдварда Стока.

— Я слушаю вас, господа.

— Коллега, — заволновался Том, — мы всё закончили, голубчик, и собираемся пойти домой. Вы не соблаговолите открыть нам дверь?

— Сожалею, господа. Но мне пять минут назад звонил инспектор полиции и приказал вас не выпускать, до его приезда сюда. Городской телефон меня тоже попросили отключить, что я и сделал. Это всё. Сожалею, господа, что вам придётся ещё немного здесь задержаться. Но вам придётся дождаться полицейских. Да они с минуту на минуту уже будут в морге. Не расстраивайтесь.

Том и Декарт в изнеможении опустились на стулья. Лбы обоих покрыл холодный пот.

— Двери заблокированы, — прошептал Декарт, — на окнах решётки.

— Мы в ловушке.

— Может быть, спрячемся куда-нибудь, — как-то по-детски, наивно предложил Декарт.

— Куда? В ящик к покойнику? Они нас здесь всё равно найдут.

— Может, пообещаем, что вся информация, которой мы, дурачки, овладели, останется неразглашённой? — обнадёживающе и опять по-детски, наивно спросил Декарт то ли у Тома, то ли у самого себя.

Том безнадёжно пожал плечами.

— Это я осёл, сам залез туда, куда не надо, ещё и тебя заманил, — стал корить себя Том, — бестолочь… Лопух… И никто и никогда не узнает ещё об одной тайне человеческого бытия.

На глазах Декарта появились слезинки. Он их не стеснялся.

Через десять минут за дверью раздался топот десятка ног. Дверь открылась. На пороге появился инспектор полиции в сопровождении своих подчинённых и ещё каких-то людей в штатском.

Инспектор подошёл к коллегам, представился, и стал жать каждому руку. Он был доброжелателен и вежлив. Не узнать было тот недружелюбный голос, который слышал Том в трубке.

— Спасибо, спасибо вам, уважаемые господа, — инспектор даже приобнял и похлопал по плечам и Тома и Декарта, — Мы сейчас сами во всём разберёмся в деле Дэвида Кола. А вы… Вы можете быть свободны. Идите домой, отдыхайте...

Том и Декарт, удивившись такой скоропалительности решения проблемы, быстро попрощались и вышли. Инспектор напоследок успел им крикнуть, что завтра ждёт их у себя в кабинете к девяти часам утра, а сейчас даёт возможность отдохнуть.

 

Всё это было как-то быстро и странно. На улице, глотнув свежего воздуха, друзья успокоились.

— Вот! — радостно воскликнул Том. — Мы были правы во всём: и в том, что совершили открытие, и в том, что разоблачили ложь, и открыли истину. Я счастлив!

— Я — тоже, — как-то неуверенно проговорил Декарт. — Возьми бумаги, в них всё записано: и о яде в желудке тоже.

— Сейчас перекрёсток, а там нам в разные стороны, старик, а жаль. Знаешь, а жизнь — прекрасная штука. Живё-ём!!! — закричал Том и, обняв Декарта за плечи, закрутил его на месте. — До завтра. Ой, вернее, до сегодня, но более позднего сегодня.

— До свидания, коллега. Благодарю за компанию.

 

На следующий день в вечерних новостях города Кембриджа сообщалось о том, что были найдены два трупа. Оба, по случайному совпадению, оказались врачами одной и той же больницы. Один мужчина по имени Том Смит погиб из-за своей невнимательности: его сбила машина.

Декарт Россель, по - видимому, решил свести счёты с жизнью, и бросился в воду реки Кеми.