Я стоял на втором этаже аэровокзала в ожидании своего рейса. Было далеко за полночь. Счастливчики, успевшие с вечера занять скамейки, спали. Остальные, лишенные и сидячих и лежачих мест, были свободны в своих действиях. К таковым относился и я. На душе было смутно, к обычной дорожной неустроенности примешивалось желание выспаться, досада на наш первобытный сервис. Когда стояние наскучило, я медленно побрел вдоль рядов, пытаясь определить, кого из счастливых лежебок заберёт грядущий через несколько часов рейс в Новосибирск. Постепенно бодрость от движения прошла, голова стала наливаться тяжестью, и я не скоро осознал, что совершаю многократные прогулки вдоль одной и той же скамейки. Усмехнувшись такому открытию, я продрал глаза и увидел в проходе костыли и мужчину с подвернутой штаниной, спящего на скамейке. Теперь уже не усмешка, а какое-то колючее чувство шевельнуло память. Присмотревшись, я заметил и помятый костюм, и давно немытые волосы, свисавшие сосульками, и тощую хозяйственную сумку под его головой. Спал он, повернувшись лицом к скамейке, и тяжело, с присвистом, дышал. Я шагнул поближе, заглянул ему в лицо. Произошло короткое «замыкание» памяти – и мне стало не по себе от солнечного света, заливающего стадион. Только что закончился футбольный матч на первенство школы, отзвучало традиционное физкульт-ура, и я, усталый и возбужденный, уходил с поля вместе с одноклассниками. Я чувствовал себя на вершине счастья. Еще бы, ведь в первом тайме я «замкнул» подачу с углового, и мяч от моей ноги влетел точнехонько в девятку, а во втором тайме я спас свою команду от верного гола, отбив мяч от пустых ворот. Я чувствовал себя героем и не шёл, а почти летел к раздевалке сквозь толпу ребятни, высыпавшей на футбольное поле. И вдруг мое движение остановил сильный удар в лицо. Боли я не почувствовал, лишь слёзы обиды брызнули из глаз. Обидчика моего оттащили в сторону, но я успел заметить изуродованное злобой лицо, затравленный взгляд и услышать странное прозвище Клок-Собака. Все эти видения в какие-то доли секунды пронеслись в моем сознании. Да, это действительно он, тот самый Клок-Собака спит на скамейке, положив в проход костыли. Видать, жизнь крепко его ударила – за тот ли солнечный день или за другие неведомые мне дни, в которые он убивал чужую радость. Мои воспоминания прервала скороговорка диктора, объявившего регистрацию на один из ночных рейсов. Расслышав знакомые цифра, мужчина проснулся, сел на скамейку и провел пятерней по заспанному лицу, а несколько минут спустя прошел мимо меня, грузно опираясь на костыли… |