- Ну – как знаешь… хочу, не хочу! - я для тебя сделал, всё, что мог! - Шеф брезгливо вытер пальцы о кусок газеты. - Пошла вон. Я пошла вон. На самом деле, он был не очень Шеф… да и не Босс, не господин. Не хозяин. Так, на минуту - уважительное обращение. А – вдруг? Он даже не столько пил пиво, сколько жрал, поглощал, уничтожал рыбопродукты. Чавкал. Это раздражало. Мужик смотрелся плохо… толстым и неопрятным. И жадный. Но с другой стороны, заниматься было некем. Просто – некем. И я ушла домой. *** Когда затихнут последние крики и топот ног, можно посмотреть на звёзды. Клиенты на них не смотрят… никогда! И некогда. Во-первых, им сложно – они глядят под ноги. Во-вторых, ни один из них не знает, что там, над головой, есть Заклинание Желаний, которое все их ублюдочные мысли может превратить в реальность. Но тут уж – кто на что учился… «вчився», як кажуть… Дело в том, что я – кошка. Самая обычная, дворовая кошка, которой просто повезло с жильём. Но это на первый взгляд. Два года назад, когда я стремительно вывалилась из мамки и нашла тёплый, сочащийся молоком сосок, стало ясно, что «обычности», как раз, и нет. Сестра с двумя братцами, только-только облизанные, валялись рядом слепыми комочками, а я уже открыла глаза. Мало того! Я почему-то отлично знала: кто я, где нахожусь, и, самое главное, абсолютно уверена в том, что это уже шестая, а может, и седьмая, моя жизнь! Некоторые из них помнила не слишком чётко, эпизодически и размыто. Я росла нереально быстро. Через пять дней подвал был исследован и прочно закреплён за мной, через неделю, когда мать не вернулась из дежурного похода к мусорному баку – поймала своего первого мышонка. Буквально на следующие сутки огромная крыса Элеонора из соседнего дома - откуда только я это знала! – загрызла моих беспомощных родичей, всё равно умирающих, и утащила куда-то к себе. Со мной связываться не стала – мы постояли, раскачиваясь на лапах, шипя, и убивая друг друга взглядом, но на этом всё закончилось. Моя мать… да, она была старая, худая, некрасивая. Но вот согрешила явно с каким-то кошачим мачо, скорее всего – сбежавшим из дома персом. На валерьянке, наверно, сидел… под кайфом. Как иначе объяснить мою расцветку, чёрно-бело-рыжую? Таких вообще не бывает. Рост, способности? Говорю ж – ненормальная, что-то там с генами намутили… Через день я последний раз обошла подвал, трубы, по которым текла вода, местами прокапывая на тёплый песок пола, и пошла в Мир. Гулять. Сама по себе. *** Как оказалось, быть кошкой, которая гуляет сама по себе – здорово. Особенно летом. Я прошла через несколько больших дворов, где человеческие детёныши гоняли мяч, а их пра-пра-предки стучали какими-то чёрными костяшками по самодельным столам. Познакомилась с местным котячим шерифом Никифором, но он тут же потерял всякий интерес, грамотно распознав во мне малолетку - это ж только с виду я выглядела взрослой дамой, на самом деле – и трёх недель нет! Попила молочка, которое добрая старушенция оставила возле подъезда, как раз для нашего племени, и сбежала на дерево от могучего дворового пса, совершенно не страшного. По его улыбчивой морде было ясно, что за всю жизнь он не убил ни одной кошки, а гонял нас из чувства долга и как бы для самоутверждения. То, что лапы несут меня по чётко определённому маршруту, я заподозревала тогда, когда вместо атаки на стайку воробьёв - чинно прошла мимо, завернула за угол девятиэтажки, и вышла на простор. Город закончился. Ну, не совсем. Закончилась его жилая часть: дальше, через дорогу, стояли гаражи, небольшие здания - производственные и административные (да откуда же мне это известно)! А за ними – несколько больших стоянок железных повозок, которые люди называют… то машина, то автомобиль, а то почему-то – дрова… Перебежав дорогу, я проскользнула между гаражами и высоким забором с корявой надписью «Сауна». Резко затормозила. Никаких сомнений - здесь я раньше бывала, и не просто, а часто… только в той, Предыдущей Жизни. На небольшой площадке, зажатой между двумя заборами – автостоянки и какого-то цеха - раскинулись несколько шатров-павильонов с полустёртыми рекламками: «Черниговское», «Славутич», «Балтика». Столики и скамейки – добротные, деревянные. В центре, как и положено, сердце пивнушки – разливочная. Что-то клацнуло в моей бело-рыжей голове, и я вспомнила. Я была женщиной. Не молодой, но и не старой, немного за сорок. И звали меня Алевтина. Только так никто не говорил, в основном – Алька, в лучшем случае – Аля. И я здесь работала… да, жила где-то неподалёку в частном секторе, а тут убирала столы, посуду мыла, ещё что-то… Ладно, потом вспомню. Вальяжно и не спеша, подошла к ближайшему столу, за которым чинно сидел высокий, худой мужик с одним бокалом и пустым одноразовым стаканчиком. А перед ним на газете лежала целая горка мелкой жареной рыбёшки. Мойва! – возвращалась память, возвращалась... - О! Это что-то новенькое… - смотрел он доброжелательно. – Ты откуда такая, разноцветная? На, держи – за знакомство… - сухая ладонь протянула полхвоста. – Смотри, только… Бабайка появится – шкуру спустит! Бабайка. Не помню. Надо понимать – местная царица… ну, это ещё посмотрим, я, можно сказать, домой вернулась. В тени небольшого куста сирени аккуратно скушала рыбку, легла и прикрыла глаза. Прижмурилась… не совсем, понятно. Спать ещё рано. Место проживания кошмарной Бабайки (ну и имечко!) я уже определила – прямо под разливочной. Сейчас там пусто. Меня, кстати, зовут Муррява... тоже – не Бог весть. Только люди всё равно что-то своё придумают. Память о Прошлой Жизни проявлялась всё чётче, но как бы – отстранёно, совершенно без эмоций. Ну и что – была такая деваха Алька, неустроенная мадам… выпить любила, мужиков… весёлая. Помнится, бывало… или – нет? Беззаботная скорее. Тётка простая, деревенская, безалаберная. Ой – не могу! Держите меня! Ужас кошачьего племени! Смотрите - серая, худая… не мелкая, правда, но и не ягуар, понимаешь… бредёт неспеша, меня ещё не чует. Увидела! Пора вставать… между прочим, я не говорила, но в пред-пред-дыдущей Жизни я была не кем-нибудь, а Френсисом Дрейком, на минуточку… Вот здесь теперь и живу, уже второй год. За моей триумфальной разборкой с Бабайкой наблюдало, посмеиваясь, несколько клиентов и сам хозяин заведения Колян, весёлый мужичок лет сорока. - Так, - сказал он вслед низвергнутой царице, удирающей в сторону автостоянки, - похоже, власть меняется… кто ж ты такая, и как тебя звать? Амазонка? Я потёрлась о его ноги, демонстрируя полное признание начальства, и, как могла, представилась – Муррява. - Нет, не годится… Мур-мур – это банально… Амазонка – длинно. Бандитка! – всё это весело изрёк подошедший к нам Доцент (я его вспомнила!). Дедуган и в те времена был завсегдатаем, а как его звали – никто не ведал, Доцент и Доцент. - Мы бандитто-ганстерито… Аль-Капоне… Алька! Во – Алька, Алевтина! Я ж говорила, человеки – они такие, обязательно что-то своё выдумают. Хотя совпадение поражало. Ладно, ваше дело… Я полезла под ступеньки исследовать новую квартиру. *** Когда все столики заняты, очень приятно лежать в тени того самого куста сирени и слушать людской трёп. Если, конечно, народ не набрался. В этом случае, во-первых – мало интересного, во-вторых – даже хорошие знакомые становятся… э-э-э… не очень хорошими, могут ногой пхнуть или даже мелким гравием запустить. На следующий день, конечно – сю-сю-сю, Алечка, вот рыбка… кис-кис, там, и прочие нежности. Но это к вечеру, а днём… … Высокий научный спор начался после только что отзвучавшей по радио песни Высоцкого. - Реинкарнация! – Доцент победно оглядел притихшую компанию. - Щас-с объясню! – он сделал уверенный глоток из бокала. – Это – переселение Души… вот у тебя, Лексеич, душа – есть? Есть! Был бы ты бездушный, нипочём не поставил бы пива страждущему… но! Но! Когда твоя старуха всё-же загонит муженька в Мир иной – куда она денется? Душа, в смысле… - Да – никуда! Здесь и останется… витать над бокалами и маяться, что видит око, да зуб неймёт! Гы-гы! Оратор сбился с голоса. Такой поворот темы не вписывался в общепринятые теории, хотя выглядел вполне реальным и достойным обсуждения. - Чукча ты неграмотная! Нет! Восточные люди, мудрецы – говорят, что тело сгинет, как отслужившая тара… бутылка, скажем, а Душа переродится, и станешь ты… только не будешь помнить, кем был раньше. Слесарем шестого разряда или верблюдом в пустыне! - Понятно! Была Душа пивная, станет коньячной… гы! - Может, и так… но скорее – наоборот! Родишься каким-нибудь язвенником и будешь минералку сосать до следующей ре… ик-ик-карнации. Слышал же, чо Семёныч пел: Но если туп, как дерево - Родишься баобабом… И будешь баобабом, Триста лет, пока помрёшь! - Сам ты дуб-дубом… давай ещё, по полтинничку… Разговор ушёл в сторону. Можно, много чего можно было бы добавить! За последний год я вспомнила все свои жизни, коих было ровно восемь, включая нынешнюю. А у кошек их девять. И, скажу я Вам, не всё так, как принято думать. Например, после пиратских безобразий Дрейка, я реинкарнировалась в червя. Ну, тут вроде как принцип «и если жил ты, как свинья, - останешься свиньёю» соблюдался. Это была самое жуткое перевоплощение! Меня, и ещё три десятка родственников, выкопали, посадили в душную, тесную банку, и долго везли куда-то. Потом её открыли, и только мы вдохнули воздух и стали расползаться, выяснилось, что это – казнь! Да какая! Нас, один за другим, сажали на кол!!! Кол был острым, изогнут в виде крюка и привязан к прочной прозрачной нитке. Но и этого садюгам оказалось мало – нас потом топили! Лично мне, можно сказать, повезло. Через несколько часов палачам надоело, я услышала: «… да пошло оно всё… не клюёт, зараза…» и нас, оставшихся, вышвырнули в реку. Я уже почти добралась до берега, когда жуткое, огромное чудовище квакнуло и… дальше не помню. А вот, почему после старого саблезубого тигра Грэсти, заколотого копьями в момент преступления – кражи детёныша вождя племени – я обернулась Наташей, сестрой милосердия времён Первой Мировой – это загадка. Ну, и самый большой вопрос – зачем мне всё это? С какой такой радости память выдаёт картинки прошлого? Наверно, дело в том, что я – кошка. Люди не помнят, черви, птицы (я была чайкой по имени Джонатан), а кошки – помнят. *** Дружба с красавцем Прохором началась давно. Подлая Бабайка уже на следующий день после моего восшествия на престол привела районную власть, явно выплакавшись ему, что какая-то залётная трёхцветная выдра слишком много о себе мнит. Местный «смотрящий» появился из кустов утром и направился ко мне с грозным видом Чака Норисса в роли американского шерифа. Не хватало только классической шляпы «стетсон» и шестизарядного кольта. Ябеда маячила позади в нескольких шагах. Дело принимало скверный оборот. Прохор был не намного крупнее меня, но главное – опытный котячий мужик, несколько лет правящий бал в этих местах. Это дорогого стоит. Плюс серая сучка, готовая в любой момент… плохо. Очень плохо. Власть подошла на пару шагов и уставилась мне прямо в зрачки. - Ну, красавица… давай, не молчи… кто, откуда, с чего это такая резкая… - начал он, и вдруг отвёл взгляд. О-о! Все знают – наше котячье племя общается тремя способами: горлом, взглядом и телепатией. Причём звуки – это так… реакция на внешние раздражители, типа людское «а-а!», «э-э-э…», и уж совсем классическое «… блин!». А вот глаза и прямой обмен мыслями… - Как зовут, трёхцветка? – он спохватился, смотрел опять остро, по-хозяйски. - Алька. Алевтина, – почему-то я представилась прошлым именем, людским. Хотела замолчать, но вдруг, ни с того ни с сего, стала бормотать о предыдущей жизни, где была посудомойкой в этой пивнушке. - Врёт! Врёт, зараза! – по-плебейски, горлом, заорала Бабайка и кинулась в бой. Я без усилий отшвырнула дуру в сторону и закончила рассказ. За нами с интересом наблюдали несколько первых посетителей, пришедших с утра поправить здоровье. - Сейчас подомнёт… тот ещё котяра… - дядька в старомодных роговых очках допил бокал и хлопнул им по столу. - Не знаю, не знаю… Алька, понимаешь, штучка не простая… - это Колян, за своих, значит, руку держит… - Сто грамм на мужика! - Идёт! Принято! Сотка на Альку! Но шериф уже всё решил. Зыркнув на Бабайку так, что чучело отлетело назад на пару метров, он сел и стал чесать покалеченное левое ухо. - Вопрос открыт. Завтра договорим… без дамы. – Это – мне. - Брысь! – это уже серой сучке. Та покорно ушла. Ушёл и Прохор, медленно, не теряя достоинства. Публика зашумела. Колян побежал отпускать призы триумфаторам, взимая деньги с протупивших. Особи, не принявшие участия в пари, брали выпивку самостоятельно, в виде бонуса. Пошёл дождь. Тёплый, летний. Было, что-то было в мудрых янтарных глазах этого матёрого худого кота с половиной левого уха. Что-то, кроме моей истории, его остановило, знал он какую-то высшую истину… знал или чувствовал. Ладно. Сказано – завтра, значит, завтра… *** - Да что ты в этом понимаешь?! Крутишь свою баранку, и – крути! Регионы, Батькивщина… белые, зелёные, золотопогонные… один хрен! - Не, не скажи! Вот партия Могилевской… - Ой, блин! Колян, ты только послушай! Могилевской! Да ты хоть сам понимаешь, что несёшь?!! Ну, скажи, скажи – шо то за пани… - Дык-ить - это… лидер партии! - Так – Королевская же, Наталья Королевская! – от осознания своей правоты и момента истины Доцент аж приплясывал. – А Могилевская – это балерина, плясунья такая… «Танцы со звёздами» - видел?! - Да что вы тут… политика, танцы… вот, вчера по телеку смотрел – в Чёрном море выловили гибрид дельфина и пираньи… клыки – во! – как у моей тёщи… - Брехня… Я лежала в тени любимого куста и вяло слушала послеобеденный трёп эрудитов. Прохор не пришёл. Ни завтра, ни через сутки, ни через неделю. Первые два дня я думала – слава Богу, забыл и – ладушки. А потом поняла, что жду… жду… жду. Я скучала! Это было дико и оскорбительно, меня раздражали вкуснейшие подачки, сиреневый куст и доброжелательность Коляна. На седмицу я так шуганула двух забежавших барбосов (мелких, правда), что они с неприличным визгом унеслись куда-то в сторону реки. Потом всё прошло. Я так думала. … - Брехня! Дельфин и пиранья – не пара. Да и старо… мою Русалку давно с этой рыбкой скрестили… - Привет. – Он сидел рядом, смотрел в сторону. Шерифские усы блестели в лучах закатного солнца. - Привет. – Я потянулась всем телом и широко, как могла, зевнула. А что ещё оставалось? - Муррява… красивое имя. - Откуда знаешь? - Да… я ж смотрящий, полагается… Элеонора трепалась, будто появилась тут мелюзга, а подойти – боязно. - Сам – мелюзга… - за последнюю неделю я вымахала поболее Прохора. Ну – не меньше! - Наглая. Умная… какая Жизнь? Седьмая? - Восьмая. - У меня – седьмая. Я уже сидела возле него, прижавшись к тёплому боку. Любовь. Человеки, зачастую, произносят это слово с оттенком иронии. Иногда - даже коверкая: «Любофф»… а, бывает – и с маленькой буквы: «любофф». - Расскажи, - попросила я, - расскажи, кем был, когда… странно всё это. Люди, травы, облака… бабайки… - А ты все Жизни помнишь? - Пять – чётко, две… смазано, чуть-чуть. Одну не помню. Совсем. - Да. А у меня – наоборот. Все смазаны, а одна, пятая – как сейчас, ярко и – мя-у-у-у! – он взвыл, не подобрав определений. Типа – «блин…»! Прохор начал говорить. Говорить… говорить… И я вспомнила. *** Сумасшествие. Толпы людей, мечущихся по наклонной плоскости. Я пытаюсь бежать наверх, вместе с каким-то типом в чёрном фраке и с алой бабочкой, перекосившейся у него на горле, словно крест. Он тянет меня за руку и кричит: «давай, давай… мы сможем!» - и рёв, рёв тысяч глоток, сливающийся в одну, ещё никем не названную ноту. Вода. Но мы бежим не от неё – следом гонится разъярённый красавец с револьвером. Он стреляет. Одна из пуль проходит так близко, что я чувствую её горячую траекторию. - Давай, давай, - яростно хрипит Прохор, - да, да, это он! – и почти перебрасывает меня через резные перила, спасая от очередного свинца. Катимся вниз, по лестнице, и с головой ныряем в ледяной, бурлящий мрак воды… …звёзды. Мои волосы покрыты льдом. Ухватившись за холод металлических поручней, мы стоим обнявшись, неестественно высоко над поверхностью океана и реально близко к Большой Медведице. Я не знаю, как меня зовут, где я… я… я… Я отрешённо смотрю вниз, с ошеломляющей высоты, а корма гигантского лайнера неумолимо погружается в чёрную тушь Вселенной. …холод. - Мы не умрём? – лицо Прохора близко, только я – на плоту, а он – внизу, в хаотической смеси воды и звёзд. - Нет, любимая. Мы будем жить… долго, счастливо. - Долго? - Да, ещё несколько Жизней… *** Я открыла глаза и ткнулась носом в шерифские усы. Правый бок, а у него – левый, оставался тёплым, но в принципе, уже похолодало. Вечер. Колян включил свет, от чего окрестности потемнели, а центральное пятно заведения высветилось ярко и весело. - Да, рыцарь. Всё так и было. И – встретились. - Конечно. Я же обещал. - Ты всё знаешь… хоть на одну жизнь меньше. Слушай, а тот, красавец с бешеным лицом… и револьвером… кто? Я не всё помню. Найти бы… От центрального столика, с шумом и непринуждённо матерясь, двинулась на выход большая компания. Их путь, по-любому, проходил в опасной близости от нашего куста. Прохор, якобы целуясь, задвинул меня плечом глубже, в тень. - Ну-ну, рыцарь… бережёшь? - Зря ёрничаешь. Когда-то меня звали Айвенго… - Не ври. Ты ж говорил, что ничего больше не помнишь! О-о! Я-я! Мя-у! Человеки протопали мимо. Прохор отвалил и стал вылизывать шерсть. Было очень хорошо, хотелось петь… м-м-м… что-то людское, типа: Near far wherever you are I Believe that the heart does go on… Интересно, откуда я знаю английский? От Дрейка, наверное… - Элеонора. - Что? Причём эта тварь? - Ты хотела найти сумасшедшего мужика, с револьвером. Я и говорю – Элеонора. Неплохая тётка, кстати, скажу тебе… жаль, что – крыса. А так… - Убью. - Зря. Зря… она не помнит. Пивнушка пустела. Был тот период, когда приличные люди шли домой, а босота ещё не изготовилась к броску в шальную ночь. Прохор заснул. Я помнила, что у людей - когда была ещё Алькой – так же. Странно. Все они хотят изменить судьбу, все недовольны настоящим. Просто, мало кто знает, что есть Заклинание Желаний. Надо поднять глаза в небо, отыскать свою Звезду, и сказать: - Хочу быть… Жаль, что это могут только люди. ХОЧУ БЫТЬ… *** |