(военные очерки, записки, воспоминания) Посвящается советским воинам, сражавшимся за социализм… ГРОЗНЫЙ 89 ГОД СССР разрывался по швам, сшитыми грубыми идеологическими нитками, разваливался на куски, искусственно, но не искусно склеенного «советского народа». Декабрь-86 года в Алматы, безумно спровоцированный безумной властью, был первым «взрывом» и началом тотального развала тоталитарного государства. Его «тектонические» волны прокатились по всей красной империи: Рига, Вильнюс, Баку, Тбилиси, Карабах… Началась агония власти. Сил у неё, чтобы насильно удержать центробежные силы, залатать образовавшиеся лохмотья, не хватало. Она бросала в эти костры все силовые структуры, которые были в её наличии. Даже учебные заведения МВД, Советской Армии и КГБ. Очередь дошла и до Карагандинской высшей школы МВД СССР, на кафедре философии которой я работал старшим преподавателем. В срочном порядке нас со всеми видами оружия, снаряжения и боеприпасов, загрузили в чудовищно огромный военный самолёт (кажется, назывался «Антеем») и в составе двух батальонов отправили в «горячую точку» - Нагорно-Карабахскую область Азербайджанской ССР. Опыт «работы» в «горячих точках» у нашей школы уже был. Она отличилась при охране общественного порядка на Олимпиаде-80 в г. Москве, при спасении людей во время землетрясений в городах Армении Ленинакане и Спитаке и т.п. операциях в самой Караганде. Многие слушатели и преподаватели школы прошли свой воинский путь в Афганистане. Словом, наши батальоны были уже боевыми единицами, готовыми ко всем поворотам судьбы. Не знаю, как у других, но у меня никаких чувств, типа страха, опасения, кроме любопытства и возбуждения, не было. На Кавказе я уже побывал во время срочной службы в рядах Советской Армии, стрелял из многих видов оружия, причём так, что удивлялись даже профессиональные стрелки, проходил курсы рукопашного боя и психологической подготовки. Словом, был зрелым мужчиной, подготовленным воином. Да и в генах, наверное, были элементы воинственных номадов, которые любую войну считали простым и обычным делом мужчины. Это от них пошли словосочетания «ратное дело», «ратный труд». Кроме того, я достаточно сносно знал доступную нам тогда историю, в частности наших предков на Кавказе. Историю 40-тысячного корпуса кипчаков под началом хана Артыка, спасшего Грузию и притчу о пучке емшана (жусана), степной травы, запах которого вернул хана на родину. Перед вылетом я рассказал друзьям эту притчу, а затем, выехав в степи Сарыарки, мы взяли на всякий случай с собой по пучку этой травы. Запах её в самолёте явственно выразил чувство расставания с родиной. КАРАГАНДА - КИРОВАБАД Бывший и нынешний город Гянджа. Здесь был расположен военный аэродром. Приземлились там и мы. Никто нас не встречал. Никто и в курсе дела не был. Во всём был виден разброд, растерянность, беспомощность, деморализация. Расположились батальоны у кромки аэродрома, на голой земле, спали на выданных нам каких-то алюминиевых щитах, размышляя о метафорическом смысле спартанского афоризма «со щитом, или на щите». Ночной холод пробирал до костей. Всё-таки, осень. Была у меня фляжка со спиртом. Разливая его в крышечку от этой же фляжки, дал выпить по глотку каждому бойцу для согрева. Какой-то язва-офицер из батальона, заметив это, уже успел донести его командиру, мол, капитан К. спаивает личный состав. Полковник тут же прибежал сам, стал принюхиваться ко всем. Потом, видать, уловив запашок, стал при всех струнить меня. Но не успел дойти до точки. Раздался оглушительный взрыв. Стоящие бойцы вместе с полковником от удара взрывной волны полетели в поле, прилегающее к аэродрому. Отряхнувшись, увидели столбы дыма, языки пламени. Оказалось, что один из военных самолётов врезался при посадке в другой. Жертвы, конечно, были, но мы отделались лишь ушибами и синяками. Словом, бардак. Уже не помню, два или три дня, уже отойдя от аэродрома, валялись мы на земле, пока не прибыли за нами гражданские автобусы. Корпуса их были похожи на решето. Их прошили автоматными очередями. Эти дыры и окунули нас в реальность и опасность нашей командировки. Погрузившись в них, мы поехали в новую неизвестность. Никто не знал, куда, зачем. Передёрнув затворы автоматов, тревожно вглядывались по сторонам дороги. Проезжали какие-то селения, городишки. Взгляды людей снаружи насупившиеся, мрачные. Ни приветствий, ни вопросов. Почувствовалась наша неуместность и нежелательность. Мы здесь причём? НЕ СТЕПНОЙ СТЕПАНАКЕРТ Оказалось, нас везли в центр Нагорного Карабаха. Уже в это время город был полностью под пятой армянской стороны, азербайджанцев в нём не осталось. Опять лежим на щитах. Местное население уже успело назвать нас «турками», хотя среди нас были не только казахи, но и русские, украинцы, чеченцы, и другие национальности. Видать, в памяти народа ещё остались зарубки об османском геноциде. Взгляды враждебные, холодные. Не дали нам ни крова, ни пищи, ни даже воды. Невольно вопрошали: а если бы мы были на их месте? Мы же не захватчики, не по своей воле прибывшие сюда люди, можно же было дать хотя бы воды. Нет, считали мы, в степи такого негостеприимства не допустили бы. О чём думали военные в генштабе, и думали ли они вообще? Где были идеологи? Бардак продолжался. ИДЕОЛОГ-ИДИОТ «Когда выбирали главного идеолога, думали, что он – садовник, а он – лесоруб» Олжас Сулейменов К слову об идеологах. Ещё до нашего прибытия, в начале конфронтации и войны в Нагорном Карабахе Москва решила уладить её посредством переговоров. В зону конфликта был направлен не кто-нибудь, а главный идеолог страны, секретарь ЦК КПСС Разумовский. К своей миссии далёкий от разума Разумовский приступил лихо. Была организована сходка партийных активов двух республик. Высокий сановник, взобравшись на трибуну, в своей речи произнёс: «И чего вам не хватает двум братским мусульманским народам?» Армяне-христиане тут же, махнув рукой, молча, покинули этот форум. Вместо того чтобы принести с собой добрый мир, этот «мыслитель-мясник» в очередной раз спровоцировал кровавый пир. ДРЕВНЯЯ ШУША, АЗЕРБАЙДЖАНА ДУША «Инсан инсана – дост, юлдаш ва кардаш» Этот знаменитый советский лозунг «Человек человеку – друг, товарищ и брат» на азербайджанском языке висел в Шуше на какой-то стене. Нелепость его в таких условиях и в это время была налицо, она выпирала, как необработанный камень из кирпичной кладки. Друзья стали заклятыми врагами, товарищам уже было не по пути, а братья, как Авель и Каин, резали и убивали друг друга. Эксперимент по «дружбе и братству народов» превратился во вражду, и лютую ненависть. Древний город Шуша находится рядом со Степанакертом, но высоко в горах. Он в то время был в руках азербайджанской стороны. К нему от Степанакерта ведёт единственная спиралевидная дорога. При подъёме по этому серпантину двигатели наших машин заныли. Прибыв в этот город, мы наконец-таки расположились по-людски. Видать, «турки»-азербайджанцы приняли нас за своих. Накормили, выделили нам даже гостиницу. В гостинице в руки попался справочник городских телефонов не только предприятий и организаций, но и местных жильцов. От безделья стал подсчитывать, сколько тут жило армян и азербайджанцев. Было где-то фифти-фифти. А в тот момент уже не было ни одного армянина. Размежевание полнейшее. Чтобы найти причины этого противостояния и войти в курс дела, я под денежный залог выписал в местной библиотеке две книги о Нагорном Карабахе. Автор одной из них – армянин, а другой – азербайджанец. Оба они доказывают диаметрально противоположные версии о принадлежности этих земель. Азербайджанский автор убедительно проводит свою историческую точку зрения о том, что азербайджанцы приютили армян в этих местах во время османской резни. Армянский автор берёт в союзники более древние времена, начиная историю ещё с царства Урарту. Разумеется, у обоих авторов выглядит всё убедительно. Истину я так и не нашёл, пришлось довольствоваться реальностью. Шуша – город маленький, компактный. Но с точки зрения древней стратегии жизни и войны, место его расположения выбрано идеально. Высокая, почти крутая, а не пологая, гора. На ней-то естественное плато, где и была воздвигнута некогда крепость, ставшая впоследствии городом. Низина обозревается со всех сторон, что даёт обороне неоспоримые преимущества. Воздух идеален. Ребята наши шутили, что после Караганды они в этих условиях стали задыхаться от избытка кислорода, и что приходили в себя, лишь надышавшись выхлопными газами у глушителей машин. Весь город можно спокойно обойти в течение 2-3 часов. Мы ходили по магазинам, в них были товары, отсутствовавшие в Казахстане. Например, мягкие игрушки. Цены терпимые. В одном из магазинов какой-то мальчишка лет 10-11 стал тыкать в нас пальцем и смеяться. Было понятно, что он смеялся над чужеземцами, над тем, что они не знали его языка и, вообще, что они были не похожи на местное население. Мне тут же пришёл на память случай с нашим предком Анахарсисом, посещавшим Элладу ещё до нашей эры. Там тоже над ним смеялся какой-то юноша-грек, над тем, что он носил другую одежду, с сильным акцентом говорил на его языке, оскорбляя не только самого мудреца, но и его страну, называя её варварской. Тогда Анахарсис произнёс свою знаменитую фразу: «Хорошо, пусть моя страна будет моим позором, но ты – позор своей страны». Но Анахарсис-то говорил по-гречески, а мы азербайджанского языка не знали. Поэтому никакую тираду я произнести не смог, сказав лишь одно слово, которое пришло мне на ум, казахское слово «ахмах», т.е. остолоп, недотёпа, полудурок или придурок. Реакция оказалась убийственной. Парнишка понял его, осёкся и покраснел. Женщины в магазине тут же набросились на него с тем же словом, - ахмах, при этом посмотрев на меня и уважительно, и по-свойски. Однажды в Шуше произошёл один незабываемый случай. Как-то обратился к нам комендант города из военных СА с просьбой помочь одному азербайджанцу. Под моё начало дали четыре-пять автоматчиков, грузовую машину и отправили вместе с этим азербайджанцем в Степанокерт. В кабине у него я выяснил о цели этой поездки. Оказалось, он – бывший степанакертовец, беженец. Хотел забрать кое-что из своего имущества, оставленного в бывшем доме. Подъехали к его огромному особняку, он строил его полжизни, надеялся, что оставит в наследство своим детям и внукам. Напрасный труд! К машине тут же подтянулись зеваки или его бывшие соседи. Никто ни с кем уже не здоровался, смотрели исподлобья, в воздухе витало ощущение злобы и ненависти. На всякий случай я приказал передёрнуть затворы автоматов, загнать пули в патронники. Азербайджанец вбежал в свой дом, я последовал за ним. Роскошный особняк был изгажен, стёкла окон выбиты, мародёры унесли всё ценное. Бедняга-хозяин бегал из комнаты в комнату, собирал своё годами нажитое имущество, которого в доме уже почти не осталось. Загрузив в машину свой скарб, он тоже сел в кузов, и мы поехали наверх. Приехав в Шушу, я узнал, что при отъезде он, что-то вспомнив, выпрыгнул из машины и снова вбежал в свой дом. Бедный, жалко его стало, да к тому же я стал опасаться, как бы его самого не убили его же соседи. Подъехав к комендатуре, к своему несказанному удивлению и облегчению, я увидел того самого азербайджанца. Оказалось, что он быстрее дошёл напрямую, чем мы доехали по серпантину. Этот парадокс гор, конечно, нас удивил. В Шуше мы пробыли недолго, батальоны наши разделили, один из них попал в Лачин и Кубатлы, а другой направили в Зангелан. УЛАНЫ ЗАНГЕЛАНА «Отрежьте, соберите и сосчитайте головы убитых врагов!» атабек Зенги (из «Книги назидания» Усамы ибн Мункыз) Зангелан… Один из райцентров бывшей Нагорно-Карабахской области. Как мне думается, городок этот назван именем Зенги (Занги), тюркского раба, принадлежавшего сельджукскому султану Мелик-шаху, а затем ставшего атабеком города Мосула (середина 12 века). Этот средневековый рыцарь-тюрк отлично проявил себя в битвах с крестоносцами, его имя осталось в исторических анналах. Имя это, возможно, происходит от слова тізе (колено). Тізенгі (Тзенги, Зенге, Занге) – щиток-подколенник. А, может быть, его имя – кличка, в которой отразилось его рабское прошлое, – коленопреклонение? Как бы то ни было, название города имеет следующую этимологию: Тзенге улан (сын Тзенги), превращённое в Зангелан. Оно вписывается в целый модельный ряд: тот же город Мосула – Мыс улы, Медиолан (бывший Милан) – Мади улан и т.д. Правители или основоположники могли называть города своими сыновьями, т.е. творениями, произведениями. А, может быть, эти города основывали или переименовывали сыновья этих великих людей, чтобы увековечить и своё, и отцовское имя. В таком случае, он мог быть основан сельджукским сановником Нур ад-Дином, сыном Зенги. Это предположение имеет то веское основание, что сельджуки к тому времени захватили Иран, Афганистан, Кавказ, Египет, Сирию и многие другие страны. Они-то и «отюречили» персидские племена Азербайджана. В основном всю эту кавказскую эпопею я провёл в этом районе. Население в целом приняло нас достаточно радушно, видело в нас не просто миротворцев, а своих защитников. Основное место дислокации было в самом районном центре, а посты – разбросаны по приграничным с Арменией территориям. Было у нас относительно спокойно. Армянские боевики свой основной удар для присоединения Карабаха с Арменией сосредоточили в Степанакертском направлении, на пути которого встал наш второй батальон. Некоторые наши бойцы в Лачине и Кубатлы получили ранения, контузии, а нас миловала сама судьба. От штабной службы, на которую вначале меня назначили и которую, как и на всякой войне, сравнивают с крысиной вознёй, я отказался, попросился на самый дальний пограничный пост. Этому даже кое-кто обрадовался, появилось тёплое вакантное местечко. Обрадовался именно тот, кто с самого начала проявил свою крысиную натуру, тот самый гнилой тип, кто уже с самого начала стал стучать на всех, выслуживаться. Эпизод со «спаиванием» личного состава на аэродроме с его подачи донесли уже до самой Караганды, поставили в известность генерала, начальника школы. Меня могли и отозвать по этой нелепости, но, видимо, нашлись здравомыслящие товарищи, объяснившие начальству суть дела. На пост мы добирались на дрезине. Сменив там караул, почти неделю несли службу по охране маленького аула, расположенного напротив армянского города Кафан. Узенькая горная речушка выступала в роли государственной границы между двумя республиками. Связи со штабом никакой. Десяток бойцов, да сам себе и бог, и царь. Вооружение, не ахти какое. Самое эффективное оружие – автоматические ПСМ, со складными прикладами. Дальность убойной силы где-то с километр. Тогда как на вооружении у армянских боевиков были самые совершенные снайперские винтовки, артиллерийские установки, мины различных образцов. Им помогала многочисленная армянская диаспора всего мира. Кто знает, сколько раз мы были под прицелами этих боевиков. Сообщали, что один из бойцов нашего второго батальона был ранен из турецкой винтовки с отравленными пулями, результатом чего явилась потеря зрения. Некоторые бойцы того же батальона получили контузии, ранения, взрываясь на минах, установленных под тяжёлую технику. А в тех случаях они сопровождали машины, гружённые тяжёлыми строительными материалами. Непонятно, кто их туда посылал, ведь такие функции не должны были исполняться миротворческими силами. ЖАРОВНЯ На первых порах на посту мы питались лишь консервами. Их надо было на чём-то подогреть, чтобы смешать с гарниром. Посуды у нас не было, и мы пошли просить сковороду. В горном ауле время застряло где-то в средневековье. Молодые женщины или девушки шарахались от нас, как от прокажённых. По обычному исламскому праву (адат) они не имели права общаться с посторонними мужчинами, это считалось преступлением, за которое наказания были жестокими: избиение камнями, палками… Нашлась старушка, которой долго пришлось объяснять на языке междометий (типа: «шыж-пыж») и жестов, что нужна сковорода. Вдруг она переспрашивает: «Жаровен?» - Жаровня, жаровня, - обрадовался я. Так началось изучение мною азербайджанского языка. ШАРОВНЯ В Зангелане мы, группа офицеров, зашли в ресторан. Не ради того, чтобы поесть и выпить, а просто для ознакомления. Денег у нас на застолье не хватало, и мы зашли в бильярдную. Местные бильярдные «каталы» тут же предложили сыграть на интерес. А в нашей команде почти все были искусными игроками. И мы пошли на риск: поставили на кон всю нашу наличность. Первую партию мы выиграли вчистую. Согласились и на реванш. Обкатали местных мастеров в пух и прах ещё несколько раз. Тут они предложили ва-банк: сыграть на угощение в ресторане. Денег уже хватало и на ресторан, ужин в котором мы опять выиграли. В этот вечер в ресторане-шаровне жаровня шипела для нас. ВОЕННАЯ СМЕКАЛКА Несём, значит, службу в дальнем селении Зангеланского района. По договору с районными властями мы установили бартер: менялись, отдавая местным семьям свои консервированные продукты, а они должны были кормить нас по очереди домашней пищей. Вначале так и было. Кормили сносно: супы, овощи, лаваш. Особенно неплохо обслуживали нас после ночных перестрелок с армянской стороной. Но со временем и, особенно во время затиший, кормёжка прекращалась. Мы понимали: бедность в ауле была неимоверная. Каждый дом имел не более десятка баранов, два-три десятка индюков и кур. Мы вынуждены были охотиться на горных кабанов, отстреливать одичавших бесхозных лошадей. Но не всегда удача была на нашей стороне. Возвращались на пост голодные и усталые. Наши ребята-афганцы, о чём-то пошушукавшись, подошли ко мне и вынесли предложение, как добыть пропитание. Ларчик открывался просто: ночью часть наших воинов переходила на армянскую сторону и открывала огонь в воздух, а мы со своей стороны отвечали им тем же: палили по звёздам на небе. Результат превзошёл все ожидания. Наутро нам несли горячие блюда. Что ж, с моральной стороны, может быть, это было и некрасиво, но «на войне, как на войне», надо было выживать. НЕ ДЕТСКИЕ ИГРЫ В первый же день на наш пост пришёл аульный мальчишка лет эдак семи-восьми. Пухленький красавчик, как выяснилось потом, сын местного учителя. - Ильдар, - представился он на наше радушное приветствие после знакомства. Мы угощали его чаем, консервами, словом, сближение состоялось. Русского языка он совершенно не знал. Но при медленном произношении его язык был понятен, хотя и с трудом. Через некоторое время он обратился ко мне: - Тапанша вер. Я понял, что он просит пистолет. - Тапанша негя киряк? – Зачем тебе пистолет? – задавал я ему вопрос, коверкая казахский язык на якобы азербайджанский лад. Хотя понятно было, что он просто хочет поиграть оружием. Вынув обойму, я дал ему «Макарова». Он взял его в руку и, прицелившись в сторону армянского города Кафан, стал имитировать стрельбу: «Пуф-паф!». Я доходчиво спросил, зачем он стреляет в этом направлении. Ответ его, меня ошеломил: «Ермянляр меним душманлярым!» («Армяне - мои враги!»). Он сказал не «наши», а «мои» враги. Его хрупкое, ещё не оформившееся «сознанишько» уже было отравлено войной и национализмом. Ему сейчас около четверти века, кем же он стал? КОРОВА Первое слово, которому научил меня маленький Ильдар, было «инах», т.е. корова. Я его буквально вымучил, «мукал», «быкал», тыкал малыша рогами-пальцами, он весело смеялся и, наконец, понял, чего от него хотят. Назвал имя коровы. Теперь же, вспоминая содержание книги Олжаса «Язык письма», убедился в его правоте об обожествлении коровы, которая попала даже в Коран. Первым сугубо азербайджанским словом в моём словаре стало одно из имён Бога. Легче стало, когда Ильдар принёс мне букварь («Алифба») ручки, бумагу и карандаши. Художником я когда-то был в своём далёком детстве, но не реалистом, а абстракционистом, т.е. обычные реальные предметы рисовал очень плохо, тянуло на какие-то фантастические или фантасмагорические картины. Много было у меня и друзей-художников, меня знал весь Карагандинский художественный фонд. Опять-таки, не как художника, а как художественного критика-самоучку, поражающего их воображение своими оригинальными интерпретациями тех или иных картин, которые сами творцы объяснить никак не могли из-за отсутствия знаний по всеобщей истории культуры и искусства, да и философского мышления, в котором, по сути, у них необходимости и не было. Оно было даже вредно для художественного творчества. Коль речь зашла о животном мире, я неважно нарисовал коня. Ильдар понял по копытам, вернее, по «однокопытностям» его, а иначе подумал бы, что речь идёт о козле или чёрте. Он спросил то ли «Ит?», то ли «Ат?», чему я несказанно обрадовался. «Ат. Ат!» - воскликнул я. Тогда он, гавкая, попросил меня нарисовать собаку. Но мои потуги в этом плане оказались нерасторопными, получался даже не шакал или волк, а нечто среднее между собакой и конём. Ильдар был недоволен. Просил нарисовать ещё и ещё раз. Измучившись, я вспомнил сюжет из «Маленького принца» А. Экзюпери. Антуан не мог нарисовать барашка, пока не догадался нарисовать ящик и внушить мальчику из далёкой звезды, что в этом ящике находится его барашек. Фантазия малыша сама дорисовывала картину, а сам мальчик получал удовлетворение. Надо же, рецепт действовал безотказно. Но, убедившись в моей бездарности, мальчик-горец и сам отказался от этих художественных опытов. Ильдар очаровал на посту всех. Не было дня, когда бы он ни появлялся у нас. Мы вместе с ним заучивали слова, он учил меня азербайджанскому языку, а я его – казахскому и русскому. Русский язык он учить не хотел. Я спрашивал, почему он относится к нему негативно. И тут он рассказал, а отец его дополнил, как до нас в этом селении находились другие миротворцы, войсковая часть каких-то сибиряков. Они врывались с автоматами в их дома, угрожая этим, требовали тутовую водку, вино, продукты. Получив, таким образом, всё, что хотели, они напивались на посту вдрызг. Да так, что теряли оружие, боеприпасы. Эти потери приводили к новому витку угроз, шантажа, насилия. Под видом изъятия оружия, они занимались грабежами, обысками в домах, перепродавали изъятое оружие. Словом, вели себя по-хамски и, тем самым, заработав дурную славу, вызвали ненависть ко всему русскому. Загладить эту вину было невозможно. Нам же надо было проявить добро, любовь и уважение к местному населению, но не искусственно, а по зову сердца, духа и мысли. В этом нам сильно помог Ильдар. Он оказался именно тем мостом, который связал нас и горный аул. Через него мы познакомились с его отцом, учителем. Он оказался умным, красивым мужчиной, понимал всё, даже больше, чем мы предполагали. Опережая итоги наших военных похождений, и без всякого лукавства скажу, что наши ребята, среди которых были и атырауcцы, не допустили ни единого случая жалоб на них, невежливости или некорректности. Аул нас начал уважать. Стал приглашать на свадьбы. А что за горная свадьба без стрельбы? Всё равно, что пресный лаваш. Старцы просили разрешения на стрельбу из стартовых пистолетов или охотничьих ружей. Я, как своеобразный комендант аула, это разрешение давал без всяких раздумий, ответственность брал на себя. Более того, понимая, что идти на свадьбу с оружием некрасиво, сам просил разрешения на это, ибо обстановка была боевая. Они же, в свою очередь, понимая это, не огорчались, а даже, возможно, гордились тем, что на празднествах были их защитники. Пост мы не оголяли, на свадьбу шла лишь бодрствующая смена. Встреча невесты, с окрашенными хной в ярко рыжий цвет волосами на голове, венчалась неимоверной стрельбой, которая усиливалась нашими автоматными очередями, запуском ракет из сигнальных ракетниц. Словом, устраивали мы настоящий фейерверк. Люди свистели и визжали от восторга, а мы были довольны тем, что смогли угодить ментальности местного населения. Мы прекрасно знали, что в ауле – целый арсенал оружия, но его не изымали, хотя приказ об этом получили сверху. Но, так как вооружённое население было нашим добровольным союзником, партизанским формированием, во главу которого негласно был назначен отец Ильдара, то об этом арсенале даже не заикались. Никаких нападений со стороны аула на город Кафан не было. Оружие держалось только для самообороны. Конечно, находились в нашей среде горячие головы, предлагавшие пострелять, взорвать склады ГСМ в Кафане. Но эти безумные затеи и попытки поиграть в «войнушку» сразу же пресекались. Убедил своих воспитанников в том, что мы все должны возвратиться домой целыми и невредимыми, к своим матерям и отцам, семьям и детям. Что на той стороне живут такие же, как и мы, невиновные ни в чём люди. Что это не наша война, тьфу, тьфу - плюю через плечо. ДЫХАНИЕ Наше военное предприятие стало превращаться в отдых. Население стало кормить нас с удовольствием, мы прекратили добывать пропитание нечестно. Помогали людям налаживать быт, хозяйства, разрушенные или полуразрушенные войной. Бродили по горам, охотились, дышали великолепным горным воздухом. Вначале подъёмы на более высокие горы давались с великим трудом. Мучила одышка и непривычка. Но потом открылось новое дыхание. Мы уже скакали по вершинам, как архары. Хождение по косогорам и крутым горам представляло собой великолепное физическое упражнение, помогало сохранять форму, бодрость тела и духа. Думалось: конечно, в таких условиях люди невольно живут долго. На память приходили реальные истории и анекдоты. Пресса Советского Союза писала много о некоем, если мне не изменяет память, Шерали Муслимове, старце азербайджанце, который установил мировой рекорд долголетия. Этот долгожитель, как сенсационно сообщали в советской прессе, прожил (пробыл? просуществовал?) на белом свете целых 168 или 169 лет. Этому я не верю, думаю, три-четыре десятка лет ему прибавили для сенсации. Быть может, отталкиваясь от этого факта, был сочинён кем-то следующий анекдот. Приехали, значит, иностранцы в какой-то горный аул. Встречается им плачущий старец. Конечно, удивлённые этим чужеземцы спрашивают: - Уважаемый, почему же Вы плачете? - Меня сильно и больно побил отец, - всхлипывая, отвечает старец. - Вот это да, а, сколько Вам лет, почтенный? - 125. - Ничего себе! А отцу Вашему, старче? - 145. - Уму непостижимо! Так, за что он Вас побил-то? - За то, что я на юбилее моего деда, которому исполнилось 170 лет, я напился и учинил драку со своими сверстниками, - прошептал старец и снова заплакал навзрыд. Столь долго люди живут, в первую очередь, благодаря чистому воздуху и дыханию. Не зря в основе философии и гимнастики йогов лежит система дыхания, которую они подразделяют на три ступени. «Дыхание лягушки» (не глоток, а огромный объём воздуха глубоким вдохом через нос загоняется и задерживается в самой нижней части живота). «Дыхание змеи» (тот же воздух, как змея, переливается или перекатывается в среднюю часть живота). «Дыхание тигра» (тот же набор воздуха, продолжая волнообразное движение змеи, наполняет грудь, а затем уже выходит через рот). Таким образом, все необходимые и полезные элементы воздуха (кислород, озон и др.), отделяясь от побочных и вредных частиц, оседают в организме, остальное выдувается из него. Для этого-то и необходима задержка воздуха в организме, его естественная и дополнительная фильтрация самим организмом. Воздух, как и вода, - основанная пища тела. Они так же, как и растительная или животная пища должны очищаться перед потреблением, перерабатываться самим организмом. Задержка дыхания аналогична жеванию твёрдой пищи, её глотанию и переработке в организме. Это лишь, ещё раз повторяем, - основа дыхания. Но есть ещё способность задерживать дыхание надолго, которым йоги поражают непосвящённых. Йога можно закопать и держать несколько суток в земле, а затем откопать живым. Закопанный йог, задержав вдох, использует объём воздуха предельно рационально. Йоги всегда упрекают обычных людей в неправильном дыхании. Обычные люди дышат неестественно, т.е., раскрыв рты, как рыбы. Вдыхают воздух ртами, выдыхают его из ноздрей. Дыхание не задерживают, т.е., как следует, не перерабатывают вобранный в тело воздух, оставляя в организме лишь мизер полезных элементов. Они спешат выдохнуть вдох, считая учащённое дыхание нормой. На самом деле, ноздри имеют естественные фильтры воздуха, т.е. волосяные покровы, которые являются запрудами для противных организму элементов, пыли, смога. А рот и гортань таких фильтров не имеют. Но эти фильтры надо постоянно очищать от указанных наносов. А основным способом их очищения является сморкание. Лишь невежественные люди считают сморкание признаком бескультурья. Тогда как, и по природе, и по рациональности, сморкание – необходимый и важный элемент профилактики здоровья. Но для йогов и этого мало. Они, продевая специальный шнур в одну ноздрю, выводят его через другую, а затем начинают, подёргивая за два конца шнура, чистить промежность между ноздрями. Но, конечно, основой основ является сама природная среда, достаточно дышать, хотя и неправильно, просто чистым воздухом. Вряд ли йоги прожили бы так долго, как горцы, если их поместить в города, накрытые газами и смогом, дымом и гарью. Дышите на здоровье! Дышите правильно! КОНИ «Смешалось в кучу: кони, люди» Лермонтов «Бородино» Горные лошади намного мельче наших степных коней. Они, как и ослы там, - животные тягловые, грузоподъёмные. Мы знали, что азербайджанцы (хотя и считают себя тюрками), как и китайцы, русские, иранцы, европейцы, словом, все народы, кроме тюрков и монголов, конину не едят. Мы должны были уважать местные обычаи, но и они должны уважать нравы и традиции пришельцев. Наступал День Революции, да к тому же и День Милиции. Какой мы подарок должны были преподнести себе, нашим ребятам в целом? Конечно же, как степняки, праздник живота! Решили зарезать коней, которых надо было ещё приобрести. Мы посоветовались с местными старцами, как бы получили их благословление. Они посоветовали нам просто отстрелять одичавших в результате войны уже бесхозных коней. Но мы же подумали, что такое действие чревато последствиями. А вдруг найдутся их хозяева, возникнут претензии. Нет, лучше всё же, купить их. Цены никто не знал. Мы, десятка два офицеров, решили купить их вскладчину. Сбросились по десять червонцев и всего лишь за две сотни рублей купили двух, хотя и не откормленных, но всё же сносных на вид лошадей. Люди бывалые посоветовали, режьте, но не показывайте этого местным людям. Мы так и поступили. Зарезали. Засолили. Закатали казы. Сварили бешбармак, приготовили жаркое и иные блюда из конины. Провели со слушателями беседы, чтобы никто из них не проговорился об этом событии. В столовой, где мы питались, питался и наш местный гражданский персонал из водителей, техников, горничных и других профессий. Они ели все те блюда, которые были приготовлены из конины, но информация всё же просочилась. Результат был неутешителен. Больше в эту столовую никто из местных людей и ногой не ступал. Чтобы не выглядеть в глазах других варварами, мы решили подобные эксперименты прекратить. БОРОДА «Так и быть, отпущу себе бороду и бродягой пойду по Руси» С. Есенин Мы бродили по горам, как бродяги. Отпустил себе бороду. Это избавляло от необходимости бриться на посту, подогревая воду. Да и никто не выдавал нам денег для туалетных принадлежностей, приобретения самых необходимых аксессуаров: бритвы, кремов, одеколонов. Зарплаты мы не получали. Борода получилась пышная и длинная, как у Карабаса-Барабаса. Но кому-то из высокого начальства, которое с инспекцией посетило наш батальон, она не понравилась. Перед всем батальоном этот штабной пижон визгливо стал отчитывать меня. С его сумбурных слов я понял, что бороду носить не полагалось. От него разило водкой, хотя её запах приглушался ароматом французского одеколона. Я заупрямился. Во-первых, он, отчитывая офицера в присутствии его подчинённых, сам нарушал воинскую этику, и поступал не по уставу. Во-вторых, в том же уставе нигде не говорится о том, что бороду носить запрещено. И, наконец, условия-то были военные, а этот штабист, видать, сидя в своём уютном и благоустроенном кабинете, этого совершенно не понимал. - Хорошо, - ответил я ему при всех же, - я буду бриться регулярно, если вы будете посылать ко мне на пост брадобрея с горячей водой, кремом для бритья и французским одеколоном. На его глупейшей физиономии изобразилось нечто вроде попытки осмысления услышанной тирады. Но коль он кашу скандала уже заварил, то отступать пред всем честным народом, было уже поздно. - Ты ещё поговори… Я специально приеду ещё раз, чтобы к этому времени этой бороды у тебя не было! – Начал возбуждаться он. - Вы… - Рубанул я. - Что, вы? - Не что, а кто. Соизвольте обращаться ко мне, как офицер к офицеру, на «вы». Полковник скатывался в яму, вырытую им самим. Лицо его стало цвета сёмги. - Мы продолжим разговор в другом месте! - стал он мне уже угрожать, но, оглядевшись по сторонам, начал чувствовать, что хватил через край. Я не видел лиц своих товарищей, но был уверен, что они стояли в строю, ухмыляясь и издевательски оглядывая этого самодура с ног до головы. - Как хотите, - буркнул я. После строевого смотра меня тут же вызывают к командиру батальона. Наш комбат перепуган не на шутку. Я сдаваться не собирался. Всё зашло уже слишком далеко. Но всё было на моей стороне: воинская этика, честь офицера, устав, хмельной полковник, целый батальон свидетелей, в показаниях которых в свою пользу в случае дальнейших разборок, я не сомневался. Видимо, угомониться полковнику не давали хмель и спесь. - Прибыл, бородач, как фамилия? – Начал он раскручивать новый виток разборок. Как положено по уставу, я представился. В воздухе витало напряжение. Чтобы не быть свидетелем каких-то эксцессов, комбат под каким-то предлогом смылся. - Я же могу тебя стереть с лица земли, капитан, стоит мне только доложить о безобразии в этом батальоне, - решил снова подавить волю своего визави этот держиморда. - В эту вырытую яму мести можешь угодить сам, на моей стороне весь батальон, хочешь лишиться карьеры, то мы тебе это устроим. А «тыкать» начал ты сам. – Не выдержав этого хамства, я пустил боевого коня в галоп. Полковник начал понимать, что бьётся уже головой об утёс. Но упрям был, как горный осёл. - Я всё равно приеду снова, чтобы бороды не было! – Продолжал он гнуть свою линию, но уже без прежней самоуверенности и попытки подавления сопротивления. - Хорошо, я потеряю бороду, но ты в следующий раз можешь потерять голову. A LA GUERRE COMME A LA GUERRE! * – Добивал я уже струсившего инспектора. - Честь имею! – Козырнув, и, на всякий случай, издевательски подмигнув ему, я удалился. Ребята наши после моего рассказа о приключении в штабе ржали, как кони. Этого незадачливого вояку мы больше так и не увидели. Прим.: * «A la guerre comme a la gerre» – «На войне, как на войне» (фр.). СТРАДАНИЯ После очередной службы на посту, обратно в Зангелан нас довозила дрезина. Мы отмывались в бане, продолжали учебный процесс. Мной были прочитаны целые курсы по философии, её истории, проведены семинары, практические занятия, экзамены. Всем слушателям я ставил пятёрки не по знаниям, а за страдания и лишения. Ребята это хорошо понимали, у нас наладились тёплые отношения и чувства уважения друг к другу. Именно так должно складываться воинское братство. Мы доверяли друг другу, старались поддерживать ближнего своего, ибо прекрасно осознавали, что в трудную минуту только лишь мы сами сможем оказать любому из нас спасение или взаимопомощь. Главной целью на войне, конечно же, является победа над врагом. Но это лишь в том случае, если ты защитник или захватчик. А когда же ты находишься между защитниками и захватчиками, смысл войны становится совсем иным. Мы научились жалеть, сопереживать, даже воспитывать. Но кому-то, всё равно, хотелось разрушения. Эти кто-то находились и с этой, и с другой стороны. Некоторые азербайджанцы упрекали нас за то, что мы связываем им руки своим присутствием. Армяне возмущались тем, что мы–де защищаем азербайджанцев, как бы нарушаем нейтралитет, тогда как никто из них даже не подумал подать нам воды. В этих условиях находились и «озверевшие» миротворцы из других войсковых частей. Они целыми подразделениями поднимали бунт, уходили в леса и горы, предъявляя ультиматум о возвращении их домой, по домам. Обычно, такие факты начинались после того, как миротворчество затягивалось на 3 месяца и более того. Хорошо, хоть нашлись военные психологи, «вычислившие» этот синдром и давшие тот рецепт, согласно которому служба в такой роли не должна превышать 2,5 месяца. Конечно, мы страдали. От ностальгии, тоски по родным и близким. Из-за того, что были оторваны от привычного состояния не по своей воле. От того, что не было никакой концепции миротворчества. Из-за риска потери не только здоровья, но и самой жизни. Буквального издевательства над свободной волей, принуждения к вражеским чувствам и неуважению к людям. Так, мы не без удивления и огорчения узнавали, что в случае потери какой-либо части тела и даже самой жизни, семье или родственникам полагалась компенсация, размер которой составлял порядка двух сотен рублей. По ценам тех времён этих денег не должно было хватать ни на перевозку тела, ни на похороны. Слава Тенгри, что такая компенсация не понадобилась никому из нас. А страдания… Они обостряют разум, куют волю, ваяют характер, пробуждают веру, надежду и любовь. ДОЧЕРИ Огромное счастье: любить иль влюбиться… Дочь мне раскрыла любви той страницу. В то время писать она лишь училась: «Стихи», - заглавие письма получилось. «Я папу люблю, я маму люблю, я брата люблю», - «стихи» занимали только строку. Но, всё же, какая в них сила! Какая в ней тема! С ней не сравнится никакая поэма! «Стихи» получились поэзией в прозе, в них только признания, но нет там вопросов. Наивно пусть в них содержание слов, там вместо рифм - большая любовь. …Когда родилась малышка моя, в «точке горячей» какой-то был я, видел страдания там, муки и кровь, спасла же меня к дочурке любовь. Думал о ней я в грязном окопе, где не было чая, не было кофе, не было песен, отдыха, сна, стояла в глазах лишь только Она. Она не стояла тогда на ногах, но всё же «смышлинка» читалась в глазах. Мало в ней было телесного веса, но всё же была, видать, поэтесса! …Когда мы пленили боевиков, услышал я голос: «Не надо, пап, кровь»… Те же вояки, - коль были не правы, - с опаской ждали кровавой расправы. К ним, подойдя, я начал беседу, дал им понять, что мы милосердны. Только лишь нравственно их наказал, без лишних эмоций, просто сказал: - Не тронем мы вас, хотя и сердиты, вы, всё-таки, люди, хотя и бандиты, не упадёт с голов даже волос, коль подаёт дочь моя голос… И выпил я с ними тутовую водку, немного, всего лишь какую-то «сотку», они мне подали тонкий лаваш, при этом сказали: «Парень, ты – наш, гордое имя ты носишь, Бекет, ты не убийца, ты – горный поэт!» И тут же родились стихи, а не кровь, за ними стояли Дочь, да Любовь… ТУТ АРАГЫ Так называлась у них тутовая водка, проще говоря, самогон из плодов тутового дерева. Процесс её приготовления был прост. Расстилали под тутовым деревом брезент, трясли дерево, плоды осыпались, ими наполняли деревянные бочки, где происходил процесс брожения. Образовавшийся и профильтрованный спирт и назывался «тут арахы». Крепость около 80-90 градусов. Особого сивушного запаха или привкуса почти не ощущалось, пьётся она без какого-либо омерзения. Сами азербайджанцы её хвалили, говорили, что она имеет лечебное свойство. Поскольку нам никаких медикаментов не выдавали, мы брали эту водку на пост и держали её там, в качестве средства от шока при ранении, называя её «антишокином». Эту водку подавали и на свадьбах. Местные мужчины пили её много, но не пьянели. Мы тоже прикладывались, но бдительности не теряли, пьянеть в этих условиях не полагалось. ЗАСАДА НА СВАТОВ Однажды на охоте в горах мы обнаружили пепелище от костра, а рядом с ним пустые банки из-под консервов, этикетки которых были на армянском языке. А это значило, что здесь, возможно, были лазутчики. Мы решили устроить засаду. Где-то лишь на третий день она принесла свои плоды. Задержаны были два старца. Как выяснилось, они были сватами: один - армянин, другой – азербайджанец. Но, так как к тому время размежевание между сторонами было полнейшее, то они встречались тайно. Дети их и внуки-метисы не могли жить ни в Армении, ни в Азербайджане, они подались то ли в Россию, то ли ещё куда. А сваты делились между собой вестями о них. Разумеется, задерживать мы никого не стали, хотя и должны были. Проклятая война! Она лишила людей крова, родины, родственников. ГИДРА КОРРУПЦИИ «За каждым солидным состоянием кроется преступление» Бальзак В Карабахе тех времён процветала открытая коррупция. Люди откровенно рассказывали, что искусственно созданная безработица (хотя существовал закон о тунеядстве) открывала дорогу коррупции тем, кто имел отношение к трудоустройству. Даже уборщиц брали на работу следующим образом: чтобы получить работу, они целый год трудились бесплатно, расписывались в ведомости о получении зарплаты, но деньги оседали в кармане хозяина. Этот факт следует безошибочно обобщить: продавались и покупались не только рабочие места, но и должности, вплоть до самых верхних ступеней, процветал и своеобразный рэкет со стороны государственных служащих. Все несли и получали дань. Например, участковый милиционер два раза в день обходил магазины и базар на своей территории. Утром: для того, чтобы убедиться в том, что «подшефные» торговцы вышли на работу, вечером: чтобы собрать дань. Конечно, эта мзда оседала не только в кармане участкового, а большей частью «отстёгивалась» по иерархической лестнице «наверх», которая использовалась там для покупки должностей, обучения детей, отдыха и лечения в престижных санаториях. Те же милиционеры Зангелана, при каждой беседе с нами открыто задавали вопрос, сколько стоит поступление в наше высшее учебное заведение. Наши же обескураженные этим вопросом офицеры могли лишь отвечать вопросом на вопрос, - сколько же стоит такое поступление в Бакинскую высшую школу милиции. Назывались какие-то астрономические цифры. Не стоит об этом лукавить, по сравнению с этими цифрами подношения и «вознаграждения» наших абитуриентов и офицеров-заочников своим протеже в виде товаров и услуг: застолье в ресторане, отдых в сауне, ворох вяленой воблы или банка икры (которая в то время особого товарного спроса и не имела) показались детской шалостью. Конечно, и у нас уже тогда существовали и блат, и завуалированные формы взяточничества (например, преднамеренные крупные проигрыши и выигрыши в преферанс), и прочие коррупционные выкрутасы, но они процветали в высших кругах. Но мы-то не платили за трудоустройство, нас не заставляли брать мзду и нести часть её начальству, не увольняли с работы за то, что это начальство не «подмасливали». Да и зарплата была у нас очень высокая (получали наравне с академиками), были бесплатные коммунальные и проездные услуги, уверенность в завтрашнем дне. Помпезных особняков тогда не строили, иномарки не покупали, копить иностранную валюту было незаконно, а на остальные затраты хватало с лихвой, поэтому случаи и факты каких-либо попыток и стремлений к обогащению, алчбы встречались редко. Поэтому коррупционная открытость в такой же союзной республике поражали нас своим цинизмом, всеобщностью и размахом. Конечно, от всего этого страдал простой народ, в особенности сельчане. Государственные налоги, обложение граждан данью высасывали у них последние соки. Бедность в селениях, как было уже отмечено, была чудовищная. Но при всём этом народ был безропотным, подавленным гнилой системой. Например, даже появление какого-нибудь бакинца в сёлах было подобно снисхождению бога на землю. Перед ним заискивало и льстиво гнулось даже сельское начальство. Баку в представлении сельчан был чем-то вроде Олимпа, где обитали эти боги, - богатые, процветающие, начальствующие. Разумеется, эти «боги» были безжалостными кровососами, снобами и нарциссами. Они упивались своей удачливостью, положением, высокомерно и брезгливо морщась от вида отсталых сельчан, их убогих лачуг и образа жизни. Пропасть между столицей и селом, и даже периферийными городами была бездной. В столице под формой социализма процветал безобразный, коррупционный и дикий капитализм, а в сёлах под этой же формой застыло дикое средневековье. Коррупция, эта многоголовая гидра, сидя на социалистическом Олимпе, распустила все свои щупальца, которые вползли во все поры и норы общества того времени, расшевелили и разбудили спящих или дремлющих в них зверьков и зверей, заставили их грызться между собой в кровопролитных сражениях и войнах… СНЯТЬ ПОСТЫ! «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэй И вот наконец-то спустя 2,5 месяца с начала нашей миротворческой компании и за неделю до наступления нового 1990 года поступил приказ о свёртывании службы наших батальонов и их отправке домой. Радость наша достигала горных вершин! Мы сняли посты, начали готовиться к отъезду. Власти Зангеланского района (первый секретарь райкома партии, начальники КГБ, милиции и другие официальные лица) пригласили офицерский состав на банкет по случаю окончания нашей командировки. Стол был накрыт так, что ни в какое сравнение с питанием в горном ауле не сравнить. Только было, уселись за стол, как тут же в банкетный зал ресторана входит какой-то удручённый человек, и что-то шепчет на ухо первому секретарю райкома. Тот, выслушав его, обращается к нам: - Товарищи, мне сообщили, что после снятия постов резко активизировались военные действия со стороны армянских боевиков, - обстрелы, нападения, переходы границы. Я бы попросил руководство батальона отправить ваших бойцов на пограничные заставы, помочь нам отразить атаки армянской стороны. Один из наших хмельных штабистов легкомысленно заявляет: «Какой разговор! Мы всегда готовы помочь нашим друзьям». Видать, его заворожило обилие выпивки и закусок на столе. Он даже не думал о том, что опасность резко обострилась и она чревата последствиями для тех, кого он собирался снова отправить в пекло. Он же – штабист, а не окопник. Возможно, его заинтересовал какой-либо посул, обещанный местными божками. Тут же нашёлся и здравомыслящий товарищ. Он совершенно правильно заметил: «Мы получили приказ о снятии постов и свёртывании функций, а приказы не обсуждаются, выполняются». С этим не согласиться было невозможно. Банкет был расстроен. Зато нас ждал долгожданный возврат на родину. КРАХ КАРАБАХА Развал СССР совпал с тем, что Карабах, в результате кровопролитной войны был присоединён к Армении. Толпы и волны беженцев подались кто, куда. В 2001 году, посетив Баку, я узнал, что несколько миллионов человек обосновались в столице Азербайджана. Они, резко увеличив население и без того крупного мегаполиса, создали новые сложные проблемы. Кто-то успешно наладил свой бизнес, кто-то влился в ряды криминала, люмпен слоёв. Не обошлось без противоречий и с коренными бакинцами, которые всегда почти снобистски относились к своим согражданам из периферии. Многие беженцы выехали за пределы страны. Ныне только в Москве насчитывается более миллиона азербайджанцев, многие из которых - бывшие жители Карабаха. Они влились в основном в сферы торговли и криминальные формирования. Бизнес торговцев прост. Они за низкие цены скупают в ближайших к Москве губерниях овощи (в основном картофель) и продают их на московских базарах в пять раз дороже. По части же криминала они обошли другие этнические группировки. Обложив данью рынки, водителей такси и другие сферы услуг, торговли, эти иностранцы доставляют серьёзные хлопоты экономике и правоохранительным органам. Властям города уже приходится наложить вето на торговлю, преследовать их криминальный бизнес. Азербайджанские беженцы Карабаха, включая курдов, контролируют торговлю оружием, наркотиками, людьми и в других губерниях России. Отчасти они и их образ жизни спровоцировали появление националистической истерии и шовинистических институтов и движений в России, отвратительных убийств людей скинхедами на расовой и национальной почве. Вот во что обошлась искусственная тасовка народов, территорий, человеческих жизней, устроенная тоталитарным режимом СССР! ГРОХОТ ВОЙН ИЛИ МУЗЫКА МИРА? За период с 3600 года до нашей эры и по нынешнее время история знает около 15000 больших и малых войн, в ходе которых погибло, умерло от голода и военных эпидемий около 4 миллиардов человек. Такова цена, которую человечество заплатило за свою воинственность, стремление к взаимному уничтожению. Война – организованная вооружённая борьба между государствами (их союзами или альянсами), классами, нациями (народами). Она – та же политика. В этом ракурсе её и определял немецкий военный теоретик 19 века фон Клаузевиц. В своей работе «О войне» он писал, что она «… не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами». Ленин эту мысль буквально скопировал, пытался развить в рамках марксизма. Мы помним положения марксизма о классификации войн, разделения их на войны справедливые и несправедливые, даже его тенденции оправдания войн. Например, Маркс писал: «Война подвергает нацию испытанию… Подобно тому, как мумии мгновенно распадаются, когда подвергаются воздействию атмосферы, так и война выносит окончательный приговор социальным учреждениям, которые утратили свою жизнеспособность». Может быть, оно и так, но проявления войн ужасны. Они уничтожают не только устаревшие социальные учреждения, но попутно и человеческий материал, втянутый в её орбиту. Многочисленные жизни людей, многие из которых так и не познали суть своего появления и существования на свете, не реализовали уникальную возможность принести пользу человечеству, стать матерями, отцами, посеять или сотворить доброе, вечное, человечное. Война неправомерно и несправедливо забирает эти ей заведомо не принадлежащие жизни, которые были дарованы людям природой и должны были быть отобранными самой природой же. С этой точки зрения любая война, пусть для кого-то она и справедлива, является несправедливой по отношению к безвинно погибшим от её смертоносного урагана и умершим от её страшных последствий. Во время любых войн большей частью гибнет гражданское население, а не политики, военное начальство и даже вооружённые формирования. Если для стратегов простые солдаты – «пушечное мясо» (выражение Наполеона), то для политиков гражданское население – стада скота, предназначенных для убоя во имя их политических интересов и планов. Огромные массы простых людей оказываются средствами, заложниками, жертвами политических и военных амбиций. Именно кто-то из политиков или военных стратегов придумал циничный, бездушный и безнравственный афоризм «A LA GUERRE COMME A LA GUERRE» («На войне, как на войне»), понравившийся последующим воякам и носимый ими на устах, как кинжал на боку. A LA GUERRE COMME A LA GUERRE «А ля гэрр комм а ля гэрр» – «На войне, как на войне»: кровь, страдания и смерть, всё оправдано вдвойне. Бьются нации и страны, эпигоны разных вер на фронтах и на экранах – а ля гэрр комм а ля гэрр. «Инонаци», иностранец, «инословец», «иновер» - приглашай врагов на танец «А ля гэрр комм а ля гэрр». Если враг залез в окно, то распахивай и дверь. Всем известно и давно: а ля гэрр комм а ля гэрр. Попадётся враг под руку – разорви его, как зверь. Если струсишь от испуга – а ля гэрр комм а ля гэрр. Воин – «пушечное мясо», смерть его – другим пример. Кровно он с войною связан: а ля гэрр комм а ля гэрр. Все равны на поле боя, что солдат, что офицер. Разно только трус с героем: а ля гэрр комм а ля гэрр. Всё рассудит поле брани: кто герой, кто дезертир, кому орден, кому раны - а ля гэрр комм а ля гэрр. На войне иной вояка – мародёр и изувер, не указ ему присяга – а ля гэрр комм а ля гэрр. Кто за правду, кто за ложь – всё едино, бари бер.* Прим.: * Бари бер – всё едино, Что насилье, что грабёж – всё равно (каз.) а ля гэрр комм а ля гэрр. Сбросил атом, например, и войне подвёл конец. «А ля гэрр комм а ля гэрр» – эпитафий всех венец. Вместо выстрелов и взрывов нам бы только фейерверк. Хуже всякой Хиросимы «А ля гэрр комм а ля гэрр». Схоронить бы эту фразу, «А ля гэрр комм а ля гэрр», не со временем, а сразу и, желательно, теперь. Конечно, верить в безвозвратные и окончательные «похороны» войн утопично. Для этого, надо упразднить политику, что является невозможным на сегодняшний день занятием. Всё будет так же продолжаться: конфликты стран, народов, наций ведут к смертельной конфронтации, браваде, смерти, униженью. В итоге – к уничтоженью. Всё также… будут в боях воины биться, бойню, устроив, будут мириться, Будде, Христу, Аллаху молиться, Боли полезут болезнью на лица. Так же будут заперты двери, в каждом останется что-то от зверя, падшие думать только о смерти, павшие – верить в витки круговерти. Но войны, особенно современные, в своей общей массе ведут человечество в пучину конца света, в Армагеддон. С точки зрения выживания всего мира, они стали уже неразумными. Взрываются бомбы, горят скважины, склады с оружием и ГСМ, вырывается огромная масса энергии и её отходов, что увеличивает температуру на Земле, ведёт к глобальному потеплению, загрязнению атмосферы. Поэтому с точки зрения экологии, война – несёт угрозу гибели не только индивидов, но и всей планеты. Война стала ещё и экономически невыгодным занятием. Она растранжиривает огромные средства, как по ведению, так и по устранению её последствий. Например, гонка вооружений для социалистической системы оказалась не по карману, она расшатала её экономические устои, привела к разрушению самой системы. Те же последствия ожидают и неоколониализм, и неофашизм, особенно в лице США, взявшими на себя миссию мирового жандарма, вершителя судеб народов и стран мира. Политика США, особенно в последнее время, стала отвратительной, циничной и неприемлемой для всего современного мира. Политические силы США под флагом борьбы с мировым терроризмом протаскивают государственный терроризм самих США. Эта провокация приводит к тому, что остальной мир (за исключением проамериканских стран и правительств) под давлением со стороны самих США начинает создавать антиамериканские альянсы, коалиции, союзы. А это явление ведёт к новому витку конфронтации мира, обострению противоречий. Нам, казахстанцам, подавшим другим странам и народам бесподобный пример сердобольности, сочувствия и гостеприимства в отношении репрессированных народов и мигрировавших людей, мудрости в деле сохранения межэтнической и межнациональной стабильности, миролюбия в деле поворота к мирному безъядерному сосуществованию по силам быть самими передовыми людьми современной планеты, выступать в роли биев, т.е. мировых судей в разрешении международных конфликтов и коллизий. Нам же, прикаспийцам, включая многострадальные народы Азербайджана, Ирана, Казахстана, Туркмении, да и самой России, важно не превратить каспийский узел во второй «Персидский залив», в погоне за нефтяными прибылями не скатиться на уровень военной конфронтации, уметь предвидеть ужасные результаты и последствия войн, взяв не на вооружение, а на заметку весь предшествующий опыт человечества. Главное, сохранить наш собственный дом от взрывов и пожарищ, кровопролитного безобразия и трагических судеб. Гром и грохот войн до сих пор сотрясают наши уши, способна ли муза и лира мира, вытеснив их, проникнуть в наши сердца? АТЫ-БАТЫ 1 «Аты-баты, шли солдаты, аты-баты, на войну». Аты-баты, губы сжаты, не на радость, на беду. Аты-баты староваты, страшноваты, как сам мир. Аты-баты от приматов, кровью правивших свой пир. Аты-баты от команды, их родил язык войны. Аты-баты «тюрковаты»: ат – стреляй, а бат – тони.* Азиаты «аты-баты» знали, как обычный труд. Скифосаки и сарматы это – лук, копьё и кнут. Аты-баты, меч булатный скован в кузнице Степи, рукоять мочили в злате для Атиллы, Истеми. Аты-баты каганаты когда это было надо, будто стаю или стадо, вырезали волков татов.** Аты-баты, кельты, барды – *** выходцы из Азии. Аты-баты – галлы (галды),**** Рим они дубасили. Аты-баты, аргонавты, вроде б, вывезли руно. Эти клады в результате сам Ясон унёс на дно. Аты-баты, это анты неоднократно били Рим. Анты те от слова «анти»: против Рима шёл экстрим. С «аты-баты», свены, даты бороздили все моря. Бородатому пирату дали имя: Враг (Варяг). Аты-баты, халифаты на мечах несли ислам. Аты-баты, «крестобратья» шли с войной к «святым местам». Аты-баты, коган Батый многих в иго погрузил. После аты стал он «Батей» для подавленной Руси. В «атах-батах» многовато проходили времена, результаты – только даты, цифры, строки, имена. 2 Аты-баты, светят латы, режет глаз их острый блеск. А над ратью жизни ради вырос стройно копий лес. Аты-баты, слитно, статно, туго стрункой стянут строй. Аты-баты, если надо, встанут воины стеной. Аты-баты, не за плату расшибаются рога. Не за славу, не за злато, - за свободу бьют врага. Аты-баты, франтовато на Россию шёл француз. Но солдаты Бонапарта напоролись на конфуз. Аты-баты, дурковатый шёл ефрейтор против нас. Бесноватый триумфатор истерично взвизгнул: «Фас!». Снова «аты», снова «баты», автоматы на плечах. Канонады не дебаты, огнемёты не свеча. Аты-баты, грубоваты тон, манеры, речь бойца. Аты-баты это – маты от макушки до …яйца. Аты-баты, фюрер – падаль, делу Гитлера – капут! Аты-баты, очень рады победители. Зер гут! Аты-баты, многократно протоптал к нам враг тропу. Аты-баты, славно, ладно защищать свою страну. 3 Но когда-то колонизатор перекраивал весь мир. Аты-баты не виваты, то не понял «Бомбардир». Император хамовато хапал всё, что есть вокруг. А сатрапы, тоже хваты, были также из хапуг. Аты-баты, азиатов притесняли каждый раз. Аты-баты: Крым, «прибалты», кровью залитый Кавказ. «Истоптать всех «бунтоватых!» – снова кровь и снова стон. Аты-баты – казематы всех народов и племён. 4 Это брата на собрата залп «Авроры» натравил. Красноватым – по мандату! Беловатым – «бат» в крови! Основатели истмата кровью красили свой флаг, с ним усатый сверхдиктатор утопил в крови ГУЛАГ. Дух разврата партократов снова нас привёл к войне. Туповатым – по награде! Острословам – быть на дне! Аты-баты, мы не сватать шли с гранатой в дом чужой. Разве к брату воровато лезут с чёрною душой? Аты-баты, ренегаты посылали нас в дозор. Аты-баты, «афганавты» бились, чтобы смыть позор. Перестроечный «Новатор» злее был, чем внешний враг. Аты-баты – кровь Алматы, Рига, Вильнюс, Карабах. 5 Аты-баты, вновь набаты разбудили ночью нас… Аты-баты, виноват ты, темпераментный Кавказ? Аты-баты, - это «Банда», так народ был очернен. А каратель беспощадный оказался ни при чём. Крутоватые комбаты рубят все и всех сплеча. Вся в засадах и заплатах, но еще жива, Чечня! Чтобы с «аты» «чечневатых» «всех в сортирах замочить», «демократы», аты-баты, наточили вновь мечи. Снова к «аты» /газавату/ призывают мусульмане. Жестковаты их цитаты, хоть берутся из Корана. Аты-баты, хамоваты те, кто лезет на рожон. Аты-быты, завоеватель будет, был и есть пижон. 6 Аты-баты, страны НАТО – надзиратели Земли. Их диктаты нагловаты, беспардонны, глупы, злы. Аты-баты, нет гарантий, что наступит вечный мир, что не быть военкоматам, вместо стрельбищ будет тир. Может, хватит «атать», «батать», хвастать мощностью ракет? Тот, кто «атит», - все утратит, все вокруг сведет на «нет». Против «аты» «бочку катят» пацифисты всех мастей. Демонстранты, транспаранты вы сложите из костей! Надо к «аты» ультиматум резковато предъявить, разных гадов-интриганов ятаганами рубить! После «аты» мы – мулаты, полукровки мы, метисы, Евро-афро-азиаты: крови нет уж «этночистой». Аты-баты, геокарту перестать, пора кроить, ведь чревата сверх расплатой «перекройка на крови»! И не надо компроматы на противников копить, компроматами богаты, кто готов давно убить. Аты-баты не парады, не бравада и не смех. Аты-баты – врата ада, из грехов он – высший грех. Никогда по «аты-баты» чемпионатам не бывать, чемпионаты по «аты-баты» прямиком затащат в ад. 7 Аты-баты, грянул атом и до солнца вырос гриб. Аты-баты, ноги – вата, в горле комом хрипнет крик. Аты-баты, мы – мутанты, а уродство – наш удел. Нет обратно нам возврата к первородству душ и тел. Аты-баты – поджигатель, а планета наша – печь. Мы – собратья Герострата, всё вокруг готовы сжечь. Аты-баты – эскалатор, он несёт в Армагеддон. Там где «аты», там и «баты», непреложен, сей закон. 8 Мы прижаты жутковато неминуемой войной? Аты-баты – наш вожатый, поводырь наш в мир иной? Аты-баты это – фатум, достижение культуры? Аты-баты, мы - фанаты и убийцы по натуре? Аты-баты, прав был Данте, впереди нас только ад? Ад – родные нам пенаты, где нам мёртвыми лежать? С «аты-баты» нам не сладить? Или сладить? Не пойму… Аты-баты – «хлеб» солдата, он уходит… на войну. Прим.: * Ат – стреляй, бат – сгинь, утони, исчезни (тюрк.). ** Тат – земледелец, осёдлый хозяйственник (тюрк.). *** Кельты, кельды – пришёл, прибыл, появился, барды – ходил, бродил, посещал (тюрк.). **** Галлы, галды, калды – осел, остался (тюрк.) Потомки кельтов или галлов сохранили предания о могилах своих предков в глубинной Азии МИР ВАШЕМУ ДОМУ! |