Валерию Александровичу Горобченко, руководителю Школы Юных Журналистов имени Н. Островского в Ярославле, моему учителю и другу... Воздух струился от зноя. Солнце нещадно палило и деревня будто вся вымерла. Только серые вороны бродили по улице с раскрытыми клювами и распахнутыми, как бы в бессилии, повисшими крыльями. Толстый слой пыли, по щиколотку, испачкал голые ноги Егорушки и страшась измарать в вездесущей пыли еще и новенькие красные шорты на помочах, он забежал домой, поскорее скинул всю одежду, оставшись только в темных трусиках. На заднем дворе, для полива огорода, стояли деревянные бочки. Все были полнехонькие и Егорушка, не долго думая, вымыл ноги в одной, а в другую залез весь. Погрузился по глаза, будто крокодил и только глядел перед собою. Вода в бочке нагрелась, теплая, она ласково согревала и в то же время охлаждала разгоряченное жарой тело мальчика. Огород спускался к пруду, ровные, зеленые гряды, как бы сужались, подходя близко к воде. У пруда, под спасительной тенью мостков, на мелководье, сгрудились утки и гуси. Сухопутные куры залезли поближе к сырой земле, под сарайку, только изредка какая-нибудь что-то сонно квохтала и снова замолкала. Егорушка соскучился, в бочке решительно нечего было делать, он попытался было устроить морское сражение из щепок, что отломил от края бочки, но игра ему быстро разонравилась. Общее дремотное состояние передалось и ему. И он, покинув бочку, побрел в дом. На крыльце еще задержался, подергал ручку, крепко ли привинчена, на прошлой неделе он лично прикручивал ее крестовой отверткой. Убедившись, что работа была проведена на совесть, он отодвинул тюль, что висел в раскрытых дверях спасением от мух и ос, вошел, тщательно вытирая мокрые подошвы голых ног о коврик, неслышно ступая по светленьким домотканым дорожкам настеленным по всему дому, прошел в кухню. Долго, маленькими глотками, пил холодный морс и слушал деловитое гудение холодильника. А напившись, внимательно наблюдал за попытками тощей наглой осы пролезть сквозь москитную сетку натянутую прямо на раму окна. Натягивал сетку дед и предупреждая действия хитрых насекомых стремился не оставить ни одной щелочки. Егорушка ему помогал. Правда, вслух он не высказал своих сомнений по поводу усилий деда защитить дом от, как говаривал дед: «всякой летающей нечисти». Егорушка считал, что мухи и осы очень умные существа. Мухи берут наблюдательностью и терпением, он сам видел как-то жирную черную муху примостившуюся на листике молодой яблони. Муха, привлеченная запахом малинового варенья, что готовила бабушка, смотрела и размышляла. А после, улучив момент, когда дед отодвинул тюль, чтобы пройти в двери, ринулась за ним в образовавшийся проем. Скоро она была в доме и с аппетитом пообедала сладкой капелькой теплого варенья растекшейся на полу, а после, вылетела вместе с дедом, обратно, на свободу. Правда, при этом муха не заметила любопытного взгляда мальчишки, который проследил за всеми ее действиями, а может и заметила да виду не подала. Осы берут наглостью и какою-то тупою назойливою приставучестью. Вот и эта оса стараясь пролезть сквозь маленькие ячейки москитной сетки так и тыкалась упрямой головой. - Ты не оса, а осел, - прошептал ей Егорушка и легонько дунул на нее. Оса замерла, поерзала брюхом и покинула сетку, напоследок покружив только в воздухе, чтобы изучить хорошо видного ей противника. Егорушка сразу расстроился, осы очень злопамятны, эта непременно его подстережет и ужалит. В прошлом году он запуская воздушного змея бегал по полю, на ходу сбил большую осу, случайно, конечно сбил. Оглушенная оса плюхнулась в траву, а он замешкался, сворачивая длинную веревочку и притягивая «змея» к себе. Нет, чтобы сразу убежать. Оса, тем временем, очнулась, пришла в чувство и конечно же разглядела своего обидчика, а после подстерегла его в саду и ужалила без предупреждения, когда он за малиной полез. Было очень больно и обидно. Вспоминая, Егорушка даже всплакнул. И до чего же вредные насекомые эти осы, зачем они живут, какая от них польза и кто их создал, зачем?.. "Наверное, осы — это обленившиеся пчелы",-думал Егорушка и все еще размышляя побрел в комнаты, где на полу, прямо на полосатых матрацах вповалку спали его родные, вся его семья: дед, бабушка, отец и мать. Егорушка прилег на свободный матрац, приготовленный вместе с легкой, набитой шелухой гречихи, подушкой, как видно, приготовленной специально для него. В голове его еще бродили всякие-якие мысли, но как-то так растворились, убаюканные сонным посапыванием родных, чтобы вернуться вместе со звоном посуды, гомоном и спором. На кухне, за обеденным столом дед, что-то доказывая бабушке стучал кулаком. Выглядел он при этом весьма взъерошенным воробышком. Маленький, щупленький, в серой рубашоночке с короткими рукавами, он отчаянно жестикулировал, подпрыгивал на стуле, сучил ножками обутыми в маленькие домашние тапочки и в целом только еще не чирикал. Бабушка, очень полная и большая по сравнению с ним, спокойно ему отвечала. Наконец, дед окончательно вышел из себя, не выдержал и вышмыгнул вон. На заднем дворе, возле бочек, висел рукомойник. Дрожащими руками дед умылся, пригоршнями схватывая теплую воду и надолго прижимая ладони к покрасневшему от гнева лицу. Егорушка молча наблюдал за ним, глядя из-за угла дома. Здесь, его нашла мать и увела за собою потихонечку, чтобы дед попускав пузыри ярости, успокоился, так успокаивается огонь пожара не найдя что бы еще спалить... - Чего это они? - спросил Егорушка у матери, имея в виду спор деда с бабушкой. - А из-за бога поссорились, - улыбнулась мать. Егорушка знал все ее улыбки. Мог сразу же, без слов, по одной лишь улыбке догадаться о том, что она скажет сейчас или подумает. Вот и тут, без слов, одной улыбкой она выразила целую фразу: «Поссорились, будто дети малые!» А следующей улыбкой она сказала Егорушке: «И было бы из-за чего!» Между тем, спор с бабушкой о боге продолжил отец Егорушки. Слова он произносил спокойным насмешливым голосом. А нервничала уже бабушка. В ледяных голубых глазах отца было осуждение. Егорушка знал этот его взгляд. Особенный взгляд, когда отец очень сильно сердился, но страшась выйти из себя, вкладывал всю силу своего гнева в глаза, будто стремился заморозить противника, сковать его льдом и таким образом, обезвредить. Теперь пришла очередь бабушки умываться на заднем дворе. Егорушка тут же подошел к ней, он всегда был на ее стороне. Про него родные так и говорили: «Бабушкин внук - наш Егорушка!» - Не плачь, ба, не плачь, - запричитал Егорушка, заметив, что бабушка плачет от обиды и сам всхлипнул, уронив светлые слезинки ей на руки. Они обнялись и выплакавшись, умылись, успокоенные. Ровное, светлое настроение, будто голубое небо после пронесшихся дождливых туч, воцарилось в их душах. - Слезы у нас с тобой, как вода, да? - улыбнулась ему бабушка. Егорушка только кивнул, разгладил ладонями морщинки на ее лице, погладил самую глубокую вертикальную морщинку над переносицей, три горизонтальных на лбу, несколько мелких вокруг глаз и поцеловал одну возле рта. Бабушка ответила ему не менее ласковым поцелуем. - Вот они говорят, Бога нет, - задумчиво глядя в глаза Егорушке, произнесла бабушка, - а я верю, что есть. Ведь вот, ежели ему горячо помолиться и попросить его хорошенечко, Он все даст! - Все? - изумился Егорушка. - Все! - убежденно закивала бабушка и указывая на небо, произнесла со значением, - Он — Всемогущий! В тот же день Егорушка залез на чердак. Здесь, ему никто не мешал. И прижимая руки к сердцу, он шептал Богу одно: - Господи, дай мне велосипед! Больше ничего у тебя не прошу, Великий Боже, только одно, дай мне велосипед! Егорушка молился и верил, отчаянно верил, что Господь исполнит его просьбу. Промолился он до глубокого вечера и спустился с чердака очень усталый, вымотанный, но со светлою надеждою в душе лег спать. Всю ночь ему снился двухколесный новенький велосипед дожидающийся его в сенях дома... Однако, прошел день, наступил следующий, затем еще один... Мальчик терял терпение, велосипед ему не подарил дед, не купили родители, он не упал на него с неба, а ведь Егорушка хорошо помолился и вполне искренне, как же так?! После недели ожидания он нерешительно подошел к деду. - Ишь чего надумал, - взволновался дед, выслушав его, - помолился он... И презрительно оглядев внука с ног до головы, сказал, назидательно: - Тогда и бог даст, когда сам заработаешь! Егорушка обратился к матери. Она улыбнулась с иронией: - Пока до бога доберешься, тебя святые съедят! - пообещала она. С тем же вопросом Егорушка поспешил к отцу и выслушал жесткий ответ: - Не учись Бога славить, учись государством править! Своими сомнениями он не поделился с одною лишь бабушкою. Ему трудно было обидеть любимого человека. И бабушка продолжала молиться на утреннюю и вечернюю зарю, вмещая во взор слабых старческих глаз всю свою надежду на Него, как на милостивого и доброго Вседержителя. В ее молитвах к Богу звучала благодарность за то, что день прошел и все живы-здоровы. При этом, она улыбалась, лучики морщинок так и разбегались по всему ее лицу. Улыбалась бабушка светло, просто, благодарила Бога, которого ей мало было бы только в иконах и потому она кланялась высокому небу. Благодарила Бога искренне. И Егорушка понимая что-то такое, что и не высказать словами, так и не решился сказать ей о постигшем разочаровании в его молитвенном подвиге. И еще он решил не ждать милостей от бога, а самому заработать на велосипед в совхозе и уже не особо рассчитывать на господа, а может и вовсе не полагаться на него, чего уж там... |