Рассказ известного океанолога Ефима Пелиновского

 

Речь пойдет о биологии акул. Не акул капитализма, как сказали бы в прежние времена, и не акул бизнеса, как могли бы сформулировать сегодня Речь пойдет о самых обычных рифовых акулах, на совести которых, если все же предположить, что у акул есть совесть, лежат тысячи жизней купальщиков, погубленных в прибрежных водах.

 

Акул изучают во множестве институтах, различными приборами; используют самые изощренные методики. Одни группы ученых изучают их аппетит, другие – скорость реакции, третьи – необычайно высокую выживаемость. Изучают их реакцию на различные виды пищи, на световые сигналы, на форму, размер и цвет жертвы.

 

Мой хороший приятель, профессор Франсуа, работающий и живущий на Гваделупе, также как и многие другие исследователи, занимался изучением акул. Он окончил университет в Париже, там же защитил научную работу по акулам и вернулся на Гваделупу, где у него жила большая семья: очаровательная шоколадного цвета жена и несколько забавных и также шоколадных ребятишек. Сам Франсуа был абсолютно черного цвета и считался французом в соответствии с исторической традицией: Гваделупа испокон веков являлась французской территорией.

 

Занимаясь какими-то вопросами, связанными с миграцией акул в прибрежной зоне, он опубликовал несколько работ, в которых излагались любопытные наблюдения по приливным волнам. И хотя это касалось биологии акул, работы были настолько интересны, что его включили в качестве участника в международный грант, посвященный изучению волн в приливной зоне. Так мы с ним и познакомились.

 

В соответствии с расписанием различные участники гранта посещали своих коллег в других странах, делали совместные работы, отдыхали, изучали быт каждой новой страны. Я приглашал к себе множество ученых, мы вместе работали, а отдыхая, катались на лыжах. Для Франсуа, чуть ли не впервые увидевшего снег, лыжные прогулки были открытием. Ох, как интересно наблюдать черного лыжника на ослепительно белом снегу. Вначале он часто падал, потом привык, овладел шагом и стал кататься довольно шустро. Однажды я привел его к пологой, но очень затяжной горке. Он оттолкнулся палками и покатился вниз рядом со мной. Выделывая немыслимые кульбиты, он все же удержался на лыжах. Внизу, когда мы остановились, он спросил меня, что бы случилось, если бы он упал? Я ответил, что он мог поломать себе ноги или руки; самое малое – ободрать о снежный покров лицо, но беспокоится ему не стоит - при всех обстоятельствах я бы вытащил его из леса. И добавил, что когда мы вместе, ему почти ничего не угрожает.

 

Да, кстати, его родной язык – французский. Я почти не говорю на нем. А он не знает ни слова по-русски. Поэтому общение наше происходило на английском языке. И он, как бы запоминая, повторил: когда мы вместе, нам почти ничего не угрожает. И захохотал.

 

Через некоторое время я прилетел на Гваделупу делать свою часть работы. Меня радушно встретила вся многочисленная семья Франсуа, был показан их дом, сад возле дома. Особенной гордостью для малышей была фотография папы и приехавшего гостя, которая висела в гостиной. Нас сфотографировали на лыжах в хвойном лесу. Великолепный контраст: покрытые снегом еловые лапы и белозубая улыбка черного лыжника.

 

В первый же наш выходной Франсуа повез меня на берег Карибского моря. Мы выбрали один из многочисленных песчаных пляжей, и я убедился, что вода в Карибском море не столь уж и солона. Мы разделись, улеглись на чудесном песке и принялись болтать и загорать. Я обратил внимание, что местные люди и туристы плавают только до волнолома. Он был очень близок к берегу, и волна сбивала с него купающихся. Я предложил моему приятелю поплавать и показал рукой за волнолом. Он ответил, что вообще-то там купаться запрещено, но если мне так хочется, то он, конечно, будет меня сопровождать.

 

Мы доплыли до волнолома и перелезли через него. Я заметил, что все окружающие смотрели на нас большими любопытными глазами, но никто из них за нами не последовал. Это мне было понятно: люди в Гваделупе отличаются высоким уровнем законопочитания. Никому даже в голову не придет нарушить какой-либо закон. Правда, всегда в любой стране находятся нарушители. И мне казалось, что и здесь найдутся смельчаки вроде нас; не всем же охота бултыхаться в узкой прибрежной полоске. Однако, кроме нас, никто за волноломом не плавал. Отплыв достаточно далеко, я лег на спину отдохнуть. Франсуа пристроился рядом. И я спросил его просто так, почему никто не нарушает закон и не плавает в этом прекрасном открытом теплом море. Франсуа посмотрел на меня удивленно и ответил, что это совершенно понятно - здесь водятся акулы.

 

Если бы рядом были наблюдатели с часами, то они, безусловно, зафиксировали бы рекордный заплыв плавания брасом. А может быть, мой рекорд мог бы попасть и в книгу Гиннеса. Не знаю. Я на часы не смотрел. Я летел к берегу с жуткой скоростью, и когда оказался на песке пляжа, не мог выговорить ни слова. Наконец дыхание пришло в норму, я повернулся к Франсуа и спросил, за каким чертом, зная об акулах, он полез вместе со мной за волнолом. На что мой добрый приятель объяснил что, занимаясь акулами, он убедился, что они не различают черный цвет. Именно поэтому так редки случаи нападения акул на негров.

 

Тут я заорал, почему бы ему ни подумать и обо мне. Я же белый, и акулы могли с удовольствием полакомиться белым человеком. На что Франсуа ответил, что был уверен, что в кампании с негром акулы не будут есть и белого. И еще, он хорошо помнит, что я сказал, когда мы катались на лыжах: когда мы вместе, нам почти ничего не угрожает.