Шумел кому камыш, кому-то ясень.

И был у каждого свой недоступный мир.

«Тот глуп, кто постоянно ясен»-

шепнул мне Маяковский Владимир.

 

Колечки в форточку пущу, дымок от сигаретки,

и уплывает к звёздам никотиновый «Памир».

Жаль я курю один, а мир сосёт таблетки,-

в завязке с куревом больной, безумный мир!

 

Она как шпрота жирная в сетях,

ловила воздух жадными губами!

А он монеты ей тащил в горстях,

точней минеты в юности на БАМе.

 

Я в ресторане, палец в соль макая,

сидел без средств и даже босиком.

Из под небес, меня не окликая,

летели деньги длинным косяком.

 

Вдруг оказалось, что совсем без гроша я!

Он воровской малины был вожак!

Ему сказала я всего хорошего,

И забрала с собой его пиджак!

 

Она ему всю ночь: “Besame mucho»,

а он всю ночь ей пел свои стихи!

Что может быть для иностранки круче,

c одним лишь русским разные лохи!?

 

Мертвого вчера нашёл ужа я,

под капотом иномарки дорогой.

Жалостью его, не унижая,

я любовно пнул его ногой.

 

Что есть такое - жизнь сплошных утех?

Телесных, сладостных, дешёвых и дороже.

«Есть много версий ложных! Ложных и не тех!

Это когда вам женщина любима по роже!»

 

Он молодец! Совсем не стар и даровит!

Жизнь с чистого листа готов начать подобно магу!

Но каждый раз вдруг кто-то наровит,

ему подсунуть туалетную бумагу!

 

На эшафоте где петля или на плахе,

в последнем слове другу - палачу,

скажу, соплю размазав по рубахе,

что я Ларису Ивановну хочу!

 

Похожи люди на моря, похожи люди на пруды!

Плывут порой сами в себе. Они - то корабли, то лодки!

Ну, а мужик всегда - на 80% из воды!

О как мне жаль, что он не состоит из водки!

 

Выяснил из книжек у Гомера,

смерть мне неизбежная! Жуть и страх!

Вот бы мой портрет пенсионера,

после б красовался на деньгах!

 

Сам на себя готов идти войной!

Мне развязать войну - как развязать ботинок!

День искупленья гонится за мной,

и предрешён мой жалкий поединок!

 

Я к автору не строг.

Слова просты, прямы!

Но нет дороже строк:

«Здесь были только мы!»

 

Я иду к вам с хлеба полной сеткой.

Мне комфортно с вами и легко!

Я люблю любить вас в форме редкой.

В пионерской или же в трико!

 

Положи мне в ладони клубники,

мне давно надоел ананас!

Сладкими не бывают улики,

потому что они не про нас!

 

Травля писателя шныряла вдоль Гулага!

От премии отказников полно?

Мы ж с Нобелем и доктором Живаго,

сидели в Переделкино. В кино!

 

Я тоже смажу карту буден,

и на фейсбук плесну стихами!

Я разгадал насколько труден,

путь обозначенный лохами!

Скольжу по рифмоплётной глыбе,

рука хватает за обрез!

А вы бы так писать могли бы,

как флейта плачет до диез?

 

Мне бы однажды посетить страну,

где я вино, как воду пил горстями.

Где даже кошки выли на луну,

ее по-русски лапая когтями.

 

Белей мой парус на фейсбуке,

мятежный, чёрканный листок!

Может быть, кто-то в час разлуки,

на тризне вспомнит пару строк.

 

Во снах моих не всякое бывает!

Но эта ночь, как вдох была лиха!

Со мной Ахматова проехала в трамвае,

не за билет! За два моих стиха!

 

Пожарный с красным носом преспокойно спит,

не потому что не горят соседские пороги,

Не потому что выпит самогон и спирт,

а потому что заплатил он вовремя налоги!

 

Выяснил из книжек у Гомера,

смерть мне неизбежная! Жуть и страх!

Вот бы мой портрет пенсионера,

после б красовался на деньгах!

 

Я под черешней с вами жил,

кормил вас ягодой! Был грешен!

И таз ваш малый обложил,

тазами полными черешен!

 

Мне сказала ренгенолог, место, обложив свинцом:

«Ты не можешь стать мамашей, ты не можешь стать отцом.

Все висячие придатки тебя предали уже!

Береги про ЭТО снимки пуще яйцев Фаберже!»

 

Мне

и рубля

не накопили строчки,

краснодеревщики

не слали мебель на дом.

И кроме

свежевымытой сорочки,

скажу по совести,

мне ничего не надо.

Вл. Маяковский

 

Имею я четыре

свежевымытых сорочки,

совсем не потому,

что не Маяковский я!

А потому что кроме

этой вымученной строчки,

не написал я больше ни…. чего!

 

Бедную подругу мою гложет,

будто к чаю сладкой нет халвы!

«Он ещё представь себе, что может!

Но не может он ещё, увы!»

 

Жаль, на пианино не хватило.

Но мужик с Аллахом на устах,

вдруг нашёлся с поясом тротила,

как рояль нечаянный в кустах!

 

Вспоминая славную эпоху,

где с плаката щурился Ильич,

дед сказал, что щурился он плохо!

«Звал вперёд, а не на Брайтон Бич!»

 

Помню время, где смотрели «Время!»

Члена главного причмоки - сатана!

До сих пор оплёванное племя,

нечленораздельная страна!

 

Любому - женщина ниспосланная богом!

Ты же, как айсберг - снегом занесён!

Однако хоть порадуйся итогом-

нет у тебя суженой? Считай, что ты спасён!

 

Ах, какие нынче в небе акварели!

С мостовых ветра взмывают к ним, трубя!

А я, мама, снова по апрелю,

столько лет дежурю без тебя!

 

Благочестие и страсть!

Между этим бьется Вера!

Ах, что это за напасть-

отлучение от хера!

 

Мужик как бешеный бизон,-

стремится оголтело,

туда откуда вылез он!

Воткнуть, короче, в тело!

 

Душа страдает, хоть убей!

Гадает и грустит!

Поёт ли в роще соловей,

а может трансвестит.

 

Гаснут где-то две свечи,

на камнях собора.

жертвы как и палачи,

умирают скоро.

 

В книге о родине важна была строка!

Самая первая правдивого романа.

И вывела уверенно рука:

«Израиль - территория обмана».

 

Вдруг рассмотрел тебя на «Одноклассниках!»

И оказался в сумрачном лесу!

Но там, в «лесу», где все посты о частниках,

тебя я снова дёрнул за косу!

 

Он чувствовал – ему нужна харизма!

Но неоткуда было её взять!

Вмешался врач. Мол, вам поможет клизма,

а после будем крестиком вязать!

 

Кровь, как вино «Иверия».

Пенсне, любовь суля,

блеснет и вот он - Берия!

Женский мясник Кремля!

 

Желток яйца разлился за песками,

и лёг вместо Кинерета вдали.

За цепочку, как скумбрию кусками,

часы тянул из озера Дали.

 

Раз из Простоквашино путана,

не дала структурам силовым.

Ими была съедена сметана,

и пошли путём не половым!

 

С утра бомжа Володина,

сверлит один вопрос.

«С чего начинается родина?»

С похмелья и двух папирос!

 

Я в удаче счастлив и неистов!

Мне б моя страна не дорога?

Жить вокруг баранов - исламистов,-

…шашлычки всегда и их рога!

 

Пропуска Господь строчит,

в преисподней, с края.

На ремне висят ключи,

от калитки рая!

Куш от рая не велик!

Но валюта надо!

А вообще смешной старик,-

Председатель ада.

…И не слышит райский сад,

шёпот от черешен:

«Он крышует рай и ад!

Боже! Как он грешен!»

 

Кто стащил из барабана пулю?

В барабане пули нет одной.

Мир стал меньше на одну Ритулю,

Положил один её блатной.

 

…Дрогнут самодельные кулисы,

у театра зоны номер три.

«Рита» это прозвище для крысы,

так что перерывчик. Закури.

 

Готов старик всем показать на деле,

каков мужик он! Всем! Друзьям, врагам!

Есть у него семь Пятниц на неделе!

Плюс птичка на плече по четвергам!

 

Вдруг как-то холодно становится в груди!

Опять по родине какой-нибудь истома!

Тоска еврейская за свет в окне - уйди!

Килечка в банке тоже парится без дома!

 

Какие в Израиле князи?

Князья б тут не ели мацу!

Здесь девок красивых, как грязи!

И девки, и грязь – всё к лицу!

 

Я второй раз жить не буду,

будет памятником мне,

перемытая посуда,

гвоздь от фото на стене.

 

Неотвратимо пустота вселилась в душу снова,

пока другая вознеслась к Нему на небеса.

Здесь остаётся на земле её живое слово,

героев скольких повестей живые голоса.

 

Нечего на худшее рассчитывать.

Перебьемся это время без войны.

Я люблю иврит с киосков считывать,

узнавая новости страны.

 

В Израиль летит веселиться Варшава!

О сколько улыбок на польском лице!

Но что-то мне, пане, на сердце шершаво,-

так много у вас было «Аушвицей!»

 

Народ, фарисейство чьё ширится вдруг в полный рост,

народец такой я бы отдал волкам на сьеденье!

О, этот набат незабытый! О, боль Холокост!

О, этот ребенок, забытый на заднем сиденье!

 

Ты даже муху на лету не можешь сбить!

В луну попасть не можешь, как в монету.

Но дев чужих легко тебе любить,

как выкурить в Эйлате сигарету.

 

Я к автору не строг.

Слова просты, прямы!

Но нет дороже строк:

«Здесь были только мы!»

 

По слоям кусочек торта,

пробовал бы я!

По слогам писал бы гордо-

Филадельфия! было

 

Меня не будет. Дождичек печально,

забулькает на мрамор. Посему,

она меня помянет замечаньем:

«Класс! Сверху там не капает ему».

 

Во снах моих не всякое бывает!

Но эта ночь, как кайф была лиха!

Со мной Ахматова проехала в трамвае,

не за билет! За два моих стиха!

 

Ни денег не надо, ни снега!

Утеха младых и для старцев!

Валяйте Израилю: «Рега!»

Родное движенье из пальцев!

 

Я рад, как пахарь, напахавшись всласть,

или как дети Дедушке Морозу,

когда слова ложатся в масть,

приветствуя Аркадинскую прозу!

 

Свеча горела на столе,

а на столе лежал “Макаров»,

с одною пулею в стволе.

Метель судьбы, метель ударов.

 

Давно уж прадета-солдата нет средь нас.

Но именем его полны сердца! И движутся парады!

Храни, мой сын, как самый дорогой иконостас,-

прадедушки военные награды.

 

В Париже был и правил бал,

и правил даже на пароме.

Свет открывал и свет врубал,

всё состоялось жизни кроме.

 

Как мне хотелось плыть в круизе,

любовь к Италии храня!

Чтобы не в Хайфе, только в Пизе,

упала башня на меня!

 

Не быть под небом мне Вероны!

К их винам не припасть устам!

И в мире нет такой вороны,

чтоб на меня наср… там!

 

Я не прощу судьбе прикола!

Что так мне делает рога!

Чтоб видел Рим я и Пикколо,

на карте в виде сапога!

 

Смерть – просто переход, мура!

Что же дрожать пред переходом?

Ты человеком был вчера,

а сдохнешь будешь пароходом.

 

Им жить бы немного иначе-

надеть подвенечный наряд!

Но кони всё скачут и скачут!

А избы горят и горят!

 

Убежали из Расеи,

лицемеры, фарисеи.

Боже, честность сохрани,

в тех краях, где есть они!

Насест не скушен ваш средь муз,

с помётом и стихами.

Да будет славен сей союз,

кукушек с петухами!

 

Я ждать могу тебя не очень…

Пока не кончится мой век,

пока идёт ко мне сквозь ночи,

самый любимый человек!

 

Мы Господа с тобой не заслоним!

Поверь, любимая, он всё нам наверстает.

Успеть бы мне, я поквитаюсь с ним…

Фотограф щелкает и птичка вылетает.

 

И глотнув воды из крана,

молвил мудрый мне еврей:

Мужиков мне жаль в тех странах,

где нет красных фонарей!