Война ужасна и непобедима. И не отступит в прошлое она Пока хотя б один солдат убитый Лежит, не захороненный в земле. Не знать покоя ни тебе, ни мне, Душа его взывает: мы не квиты! Ей не понятно, в чём её вина. И… продолжает воевать незримо. *** Конец шестидесятых, день осенний. Забыть его – предательству сродни. Мы жили в ленинградской коммуналке, Не «сахар», но с соседями в ладу, И радости, и беды на виду, Чего таить? Случались перепалки, До новоселий оставались дни… Ничто не предвещало потрясений. Иван Ильич, «коллега» по прописке, Таскал из леса белые грибы, Но «мест» не разглашал, хоть я просился Свозить меня в заветный уголок, Отнекивался он, как только мог, И вдруг, на выходные, согласился: «Пораньше просыпайся, так и быть, Дорога с пересадкой, путь не близкий». От Павловска – вагончик с паровозом (Он, может статься, ходит до сих пор) Привёз в «Посёлок», прогудел кому-то И тут же на обратный лёг маршрут. Сосед ушёл, но через пять минут Принёс дрезину, слепленную круто: Бачок, колёса, рама и мотор - Шедевр узкоколейного извоза. Два рельса уходили за болото, Их проложили, явно, до войны. С пол оборота завелась дрезина, Верней – с разбега. Матушка судьба! Мы ехали, вцепившись в короба, «Поругивая» стыки. Но машина! С рессорами ей не было б цены. Поездка над трясиной – это что-то! На стыках выворачивало душу До тошноты, (а всё же не пешком). Приехали. Закончилась дорога. Соседу не впервой, он здесь бывал, На кочку спрыгнул и меня позвал: «Вблизи полянка, отдохнём немного, Не провались, иди за мной «гуськом», Там, за низиной, будет чуть посуше». От тишины звенящей обалдевший, (Здесь не жужжали даже комары) Я шёл за ним, как агнец на закланье, Гуськом? Утёнком гадким? - Не вопрос! Но вдруг увидел - и к тропе прирос: Траншею, о войне напоминанье, Венчал накат из брёвен Той поры, Присыпанный корой полуистлевшей. Вокруг землянки, на замшелом склоне Лежали "наши" каски, котелки, Стояла пирамидка из винтовок, Пустые гильзы, ящики вразброс И миномёт - он словно в землю врос, Из прошлых лет на нас глядел сурово. (Я слышал про лопаты – черенки, что выручали «наших» в обороне). Оружие изрядно проржавело, Да и понятно, тридцать лет прошло. Но память… в ней нельзя поставить точку… Вдруг ожила. Я дрожь унять не мог… Ильич пол-литра вылил в котелок: «Давай с тобою выпьем по глоточку За воинов святое ремесло. Их души здесь. Но никому нет дела». В компании с пехотным миномётом Мы осушили котелок до дна. В словах соседа не было кокетства, Так говорят о самом дорогом. И «тост» его я понял лишь потом, Когда увидел страшное «наследство». Что о себе оставила война На крошечном клочке среди болота. «Иди сюда. Да ты не дрейфь, дружище!» Ильич освободил от брёвен лаз, Пахнуло влагой, лапником и тленом: Ковёр из свежей хвои на полу, Подгнивший стол, два ящика в углу, Топчан у стенки - всё обыкновенно, Здесь, несомненно, кто-то был до нас, Прибрал, как мог, солдатское жилище. Я, в полумраке, рассмотрел защёлки На ящиках из новеньких досок. Ни щёлочки, сработано исправно… Сосед признался – «Сколотил их я, Но только подготовка не моя, Брат постарался. Умер он недавно, На год меня постарше, жить бы мог. Теперь лежит на кладбище в Посёлке». *** (Рассказ Ивана Ильича) «На белом свете я один отныне. И потому открыть тебе хотел, Как год назад, за клюквой на болото Отправились мы в топкие места, Их обходили люди неспроста, Болтали, что бойцы пехотной роты Попали там под жуткий артобстрел И сгинули, как не было, в трясине. Идти решили по узкоколейке, Той, что пугали старики детей, Она была цела, и вот что странно - Почти не пострадала от войны, Её прозвали - «рельсы сатаны», В тридцатые, ночами, под охраной, Свозили ЗЭКов на расстрел по ней, Народ крестился, слыша трёхлинейки. Шагали мы часа четыре кряду, Вдруг резко оборвалась колея, Прогнулась и нырнула под трясину, Как будто приглашая нас войти В зловонный мир, откуда нет пути, Но есть, на всякий случай, выстрел в спину… Рассказы стариков припомнил я, Тряслись поджилки, но идти-то надо! Кто жил в грязи, в трясине не утонет. Да разве испугает мужиков Привычное дыхание болота? С тех рубежей, где водку пьём с тобой, Война ушла, но не закончен бой - Солдаты миномётного расчёта, Погибшие за родину отцов, Ждут тридцать лет, пока их похоронят. Тропу нащупав, мы пришли к поляне, И стало ясно, что сюда до нас С военных лет никто не появлялся: Мхом проросли скелеты двух солдат В дырявых касках, несколько гранат, Перед траншеей миномёт валялся, Внутри землянки - мин боезапас, Товар заманчив, да на «срок» потянет. И, как на грех, нахмурилась погода. Мы не решились чистить с кондачка Осколками напичканный пригорок. Жила надежда – личный медальон Хотя б один найти от тех времён, Ведь каждый человек кому - то дорог! Договорились помолчать пока… И мин набрать (в семье не без урода). Пришлось домой вернуться на неделю. Брат времени напрасно не терял: Мопед, его руками, стал дрезиной. В субботу, прокатившись «с ветерком», Мы каждый дюйм ощупали ползком, Весь дёрн перевернули над трясиной. Нашли, в итоге, целый «арсенал». Пеналов обнаружить не сумели. В стогу искать иголку - мало толка, Не всяк солдат хранил свой медальон (Притягивал он смерть - была примета), Но бросить мы останки не могли. Захоронить? - Под нами нет земли, Могил не вырыть, невозможно это, Повсюду топи, с четырёх сторон. И вспомнили о кладбище Посёлка. Останки мы в блиндаж переложили. Решили не заигрывать с судьбой - Опасный «арсенал» исчез в трясине, Лишив соблазна местных бандюгов. Винтовку, каску, пару котелков (Каких полно в музеях и поныне) Обратным рейсом увезли домой, А миномёт в землянке схоронили. Ох, мне бы знать, что далее случится! Внезапно заболел мой компаньон. Как он страдал – рассказывать не стану, А в мае вовсе без движенья слёг. Он до конца мечту в душе берёг, Наказ мне дал – вернуться на поляну И завершить всё то, что начал он: Похоронить солдат в родной землице. И вот мы здесь. Тебя привёл сюда я Не собирать грибы, прости сосед, Мне одному не справиться с тропою. И груза до дрезины не снести. Боюсь, что утону на полпути, И жутко в одиночку мне, не скрою, Прошу тебя помочь. Каков ответ? Отказом не обидишь - понимаю. В тех ящиках – солдатские останки, По сути, это попросту гробы. На островок болото наступает, И для раздумья времени у нас Совсем не остаётся про запас, Когда трясина вспучится - кто знает? И потому, какие там грибы? Нам нужно ноги уносить с полянки. Ещё скажу – не дали разрешенья На кладбище останки хоронить. Но обещали не чинить препона, И, если что, ответственность на мне. Есть шанс реальный - посидеть в тюрьме, Почувствовать дыхание Закона. Но, Бог судья, нас не за что винить, Не звери мы, но люди от рожденья». *** Под вечер мы закончили работу. Надёжно закрепили скорбный груз, Оставив места для себя немного, И перед тем, как отправляться в путь Вдруг поняли, что вес не потянуть, Моторчик слаб, не справится с дорогой, Дрезину нашу хаять не берусь, Но нужно выбираться из болота. Вдоль колеи, (спасибо, что по ветру), Мы за дрезиной топали пешком, Удерживая «монстра» за верёвку. Мне марафон тот снится до сих пор. Попробуйте, кого - нибудь, на спор, Тянуть по шпалам ночью, без сноровки! Аналог есть - аттракцион с мешком, С той разницей, что метры – километры. За святотатство следует расплата- Мотор заглох, в конце пути как раз, Пришлось тащить дрезину за собою, Но оба были счастливы в одном – В Посёлке люди спали крепким сном, На кладбище нас было только двое. Не торопясь, без посторонних глаз Мы завещанье выполнили брата. Ты можешь возразить – так не бывает! Зачем пугаешь попусту народ? Но память не обманешь - это было: Болото, ночь, зловещий лик луны, Гробы с костями, «рельсы сатаны», За катафалком «грешники» уныло Идут к погосту - там могила ждёт… Картина «маслом». Гоголь «отдыхает». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
