Миша оказался ребенком войны. Война шла – далеко, а они оказались в спокойном, но вовсе не хлебном Кармине. Это в Узбекистане. Рядом с этим маленьким городком нашли урановые руды. Возникли разработки. Построили огромный промышленный комбинат строго засекреченного назначения. Трудились заключенные. Позже для гражданских жителей в пустыне возвели новый город Навои. В годы войны и эвакуации никто об этом не знал, даже не догадывался о расцветном будущем. В момент детства Миши здесь было песчанное раздолье. По ночам устрашающе и одновременно жалобно выли шакалы. После уроков в школе Миша шел по извилистой тропе в МТС за хлебом. Иногда усаживался верхом на оставленного возле конторы осла и... По дороге искал черепах - для пани Анет. Она полька, в приграничном городке оставили все свое немалое имущество – бежали от войны и смерти. Высокий с нелепыми манерами ее муж казался подобием исторической окаменелости: сохранился интеллигентом – среди грязи, нищеты и вшивого царства. Работает он завхозом. Изъясняется на ломаном русском, да еще дополнительно манерничает в приличиях обхождения. Научили их там кланятся – даже перед ослом готов снять кепку со своей покрытой плешью головы. Пани Анет привыкла пользоваться услугами горничных, поваров, служанок. На Мишу смотрит со строгостью повелительницы. Перед каждой черепахой расплывается с широкой улыбкой довольства. Эвакуированных и переселенцев давно кормят без мяса, жиров, зелени и других основных калорийных продуктов питания. Она с артистизмом нежности срезает панцырь черепахи. Может стать пепельницей. Из небольшого ее тельца варит бульончик. Из грудки получает ароматное жаркое. Добавляет в мелкую, блюдечного типа тарелку – гарнир. Рядом, в мисочного типа салатнице тонко нарезанные ломтики чего-то съедобного и вкусного – приготовлено из наличного, по ее рецепту. Черепашьи лапки – вялит, без участия солнечных лучей: подсушат и без того миниатюрные косточки, только что обтянутые шкуркой. Уж очень любит их пан, конечно же – товарищ завхоз: черепашьи ножки считает лучшей добавкой-закуской к пиву. Уже несколько лет нет пива – привыкли обходиться. Анет замачивает черствые хлебные корочки. В этом природном пекле постоянную жажду они утоляют квасом. Хорош зеленый чай. По карточкам раз в месяц выдают что попало. По примеру узбеков они тепло одеваются: мешают испарению с поверхности тела. Детвора растет-развивается без правил: бегают голопопые – смуглые от загара. Не часто простуживаются. Мише лет 6-7. Он болеет привезенной еще из Харькова астмой. Душит – в моменты приступов. Часто по ночам он работает на мельнице – подсыпает под жернова, помогает молоть джугару. Потом пришло страшное сообщение с фронта: «отец пропал без вести». Почти похоронка! Им продолжали выдавать карточки, но лишили месячного пособия. Трудно досталась с двумя детьми матери Шехтман Гите, пусть ее память будет благословенна. В Кармине появились перемещенные лица – поляки! Много среди них евреев. Возле конторы МТС и домика для служащих построили временный лагерь. Поляки как бы свободные: живут в охраняемом месте. Среди поляков достаточно много предприимчивых людей спекулятивного типа. Из разных стран мира стала им поступать финансовая и имущественная помощь. Самые активные и бесстрашные комбинаторы сумели захватить внутреннюю власть в общине. Поступающие товары – продают на рынка. Покупают ношенное, даже рвань – ею одаряют своих соплеменников. Чуть ли центром всех торгово-деловых операций стала квартира тети Эти и дяди Эйни. Есть у них дочь-подросток Минна. Под видом сватовства и прочих веселых времяпрепровождений – руководители польских общинников и стали появляться в гости. И так поняли друг друга и сблизились - чуть ли стали единой семьей. Важную роль играло: дядя Эйня – суконщик. Одно время ему пришлось выполнять обязанности контрабандиста. Так что он чему-то полезному научился при противостоянии ОГПУ. Смекалка и хитрость ой как нужны в коммерции и спекуляции. Долго родственнички водили за нос польского жениха... Появился новый фактор... Сын их Адольф – с детства звали его Буциком – остался в оккупации со своей украинской невестой Тамарой. Его спасли. Как и что? Об этом Миша мало знал, да и не интересовался. Буцик-Адольф приехал за родителями. Он имел удостоверение партизана. Мог еще дома оформить разрешение – выдали ему на железножорожной станции Кермин товарный вагон для вывоза семьи и родственников по маршруту станция Кермин – город Киев. В этом вагоне оказалась Гитя Шехтман со своими двумя детьми. Везли с собой кой-какие пожитки... Все время думала Гитя: где и как, на какой станции ей с детьми придется выйти – добираться до Харькова. Надеялась поселиться на своей бывшей квартире. Квартира та – съемная. Но Гитя очень дружно жила с хозяевами: не сомневалась – приютят. Проезжали через Саратов. На станции их встретил дядя Ефим, брат отца. Обрадовался родственникам. Снял их с поезда – повез к себе. Живут они в доме барачного типа. Гитя выложила свои пожитки. Угостила урюком... Рахели понравилась: схватила всю котомку – побежала угощать своих соседей. Дядя с семьей до войны тоже жили в Харькове. Он работал на ХТЗ – Харьковском тракторном заводе. С началом войны - их завод успели размонтировать. Вывезли в Сталинград. По дороге в эвакуацию – с женой Ефима случился болезненный припадок с выкидышем. Он вынужден остановиться в Саратове. Там и остался. Он хороший механик, организатор – устроился на работу. Трудился начальником цеха. Активен в партийных, хороший организатор - профсоюзных делах. Распределили на него бронь. Ефим много и тяжело трудился. Дома он успевал поесть – сваливался в постель. Как анекдот можно рассказать с ним произошедшее. Жена Рахель – трепачка. Постоянно пропадает у соседей-татарок. Вернулся Ефим с работы – усталый... Жены нет дома... Она-то вообще не хозяйка... Кое-как сварит... Видит Ефим: на плите стоит чагун... Ей было лень его сразу помыть – налила воды: откисать. Ефим набухал тарелку той жидкости... Мяса не нашел: съел! Упал на постель... Заснул в одежде. Рахель – женщина мелкого характера, злобная ненавистница. По причине соей болезненности или другой – презрительно относится к здоровым и даже относительно веселым. Ни разу она не угостила, не покормила племянника. А он истощал. Случаются с Мишей голодные обмороки. Для Рахели нет другого понимания: «Болен падучкой!» Ну, что мать могла сделать, как накормить? Рахель больше придуривалась – не столько работала в артели. Получала она немецкие шинели – часто с кровавыми пятнами – по меркам кроила руковицы. Что-то там получала... Гитя увидела шинели – посоветовала: «У меня есть идея! Ведь нет другой материи... Давайте я стану шить юбки, пиджаки... А вы их сможете продать на вшивом рынке». Рахели идея понравилась: некоторое время они сотрудничали. Но вскоре ей жаль стало отдавать живые деньги родственнице. Нашла себе другую портниху – к ней перенесла «свои шинели». Гитя лишилась и этого подспорья... Окончание войны они встретили в Саратове... За всю свою жизнь Миша не видел подобного всенародного веселья с ряженными. Вернулись в Харьков – квартира занята, мебель растащили соседи. Остановиться негде. Гитя с детьми поехала к сестре в Киев. Шел 1945 год... Примерно через год отца освободили – без права жительства... Устроился истопником в больнице. Получили для жительства подвал. Та больница –занята в здании Зайцева. Владельца кирпичного завода. Связана с процессом Менделя Бейлиса – обвинили его в убийстве Юндрюши Ющинского с целью получаения крови для выпечки опресноков. Случилось такое громкое дело в Киеве в 1913 году. Отец проработал недолго. Директором больницы переволновался – с ним случился инсульт. Новому руководству бывший военнопленный, да еще без права жительства – оказался ненужным. Уволили. Перебивались некоторое время в коридоре на Обсерваторной. Удалось купить в Киеве глубокий подвал. По улице Владимирской, в доме 73, квартира 3. Цвели стены, в дождливую погоду стекали ручьи. Верхняя кромка окна находилась более метра – ниже почвы. Учился Миша неплохо. Преуспел в математике. Ребята называли «Математиком», иногда «Алишером Навои». Почему? Дружил с ребятами. Сару Наумовну все соседи называли почему-то бердичевской красавицей. На службе и в жилищной конторе она активистка. На Пейсах обязательно приносит в школу мацу. Угощает учителей, доказывает : в ее маце нет крови. Мише навязала своего Марика. Чуть ли не за руку привела к себе. Выслушал ее наставление: - Слушай, Мишка! Не царапай мой натертый пол – с общественным пользованием. Лучше сядь - прамо сюды и не дрыгай ногами. Слушай внимательно! Не перебивай! Не каждый день с тобой говорат! Дел у меня нет – и обязанностей к тебе тоже! Ты мене нравишься – слишком молод для серьезного увлечения и пробы сил. У меня к тибе просьба – огромной мощности и цели звучания. Мой Марык, как ты уже заметил – лоботряс высшей формы качества. Он нужен – за ним постоянный взгляд и сурьезный момент наблюдения и команды. Ты миня понимаешь? А если нет – такой же дуралей, как и наследник моего дорогого папочки, пусть будет благословенна его память и вечный позор над самым последним полицаем! Так, детка, слушай миня внимательно – усвой на всю жизнь! Ты должон неотступно следовать взором и шагами за этим нахалом и бездельником! Пусть будет у него счастья, какого даже у миня не было! И математику он должон понять, полюбить, как девушку и родителей. Ты из него должон сделать математика кассовой формы денег. И тогда мы с тобой подумаем сурьезно, шо ищо нужно сделать в жизни. |