Николаю Петровичу приснился тревожный сон. Кто-то его душит. Кто-то совсем незлобный спокойно его душит, как будто это нормально. Ну, как будто он выполняет нужную работу. Душит, а Петрович ничего с ним поделать не может. И вот, в момент, когда перед его глазами закрутились зеленые круги, он во сне понял, что все, наступает конец, и проснулся. Эффект сна был настолько силен, что Петрович с трудом отдышался. Стал подниматься, чтобы сходить на кухню за водой, и почувствовал сильную боль в руках и плечах. Вероятно, сон был настолько четкий, что руки напряглись в попытках спасти его от удушья. Шатаясь, он прошел из спальни в кухню, налил воды, выпил с облегчением, потому что горло перехватило так, будто его на самом деле душили. Возвращаясь в спальню, он задержался возле большого зеркала в прихожей. Включил оба бра над зеркалом, и остолбенел. На шее ярко выделялись синяки, оставленные пальцами душителя. Николай Петрович бросился на кухню, схватил большой хлебный нож, и, держа его наготове, стал обходить квартиру. Конечно, никого в квартире не было. Замки на двери – заперты, цепочка – надета. Все окна заперты на задвижки; на форточках – неповрежденные сетки. Он прилег, включил приемник, и под звуки новостей немного подремал. Ломота в руках напомнила ему ночной сон; он вскочил и бросился к зеркалу. Синяки стали немного бледней, но выделялись, по-прежнему, отчетливо. Нужно было с кем-то посоветоваться. Сон такого рода вполне может возникнуть, лег как-нибудь неудобно, дыхание пережал, вот вам и сон про удушение. Но синяки, - извините, - это что-то из истории стигматов. Что это может означать? Петрович убедил себя во сне, что его душат, и вызвал сам у себя синяки на соответствующих точках шеи? Невероятно! Истериком он никогда не был, сумасшедшим – не числился, а напротив, считался положительным гражданином, который ни в чем таком на работе не замечался, и который вышел на пенсию с обычными болезнями пожилого человека. Кости ломит перед непогодой, давление пошаливает, но на нервы никогда не жаловался. И он пошел в свою поликлинику к участковому врачу, отзывчивой немолодой женщине. Узнал время приема, надел шарфик, чтобы скрыть синяки на шее и пошел. Пришел, взял в регистратуре карточку, спросил кто последний, сел, дождался своей очереди, и все выложил врачу про ночной кошмар. Она записала его рассказ в карточку и начала уверенно говорить о налаживании сна. Он взял и развязал на шее шарфик. Врач вскрикнула, схватилась за сердце и укоризненно покачала головой. Тут Петрович понял, что переборщил, испугал женщину; но как же ему было доказать, что дело серьезное. Женщина пришла в себя, и стала внимательно исследовать синяки. - Нет, такое присниться не может, - бормотала она, - все же кто-то вас ночью душил. Кто с вами живет? - Никого, – ответил Петрович. - Живу один. Я, когда ночью увидел синяки, встал, проверил всю квартиру. И двери, и окна. Тем более пятый этаж. - Вы выпиваете? - Иногда, с друзьями. Но в эти дни – ни грамма. И вечер провел спокойно. Вначале ремонтировал плитку в ванной, потом посмотрел по телевизору концерт классической музыки из Германии, и спокойно уснул. - Давайте покажемся хирургу. – К врачу возвращалась уверенность. - Давайте, - согласился Николай, - отсижу часа два в очереди, и мне скажут, что это синяк, но научному, гематома. - Да, - задумалась врач, - вы правы. И все же кому-то надо показаться. А если поговорить с невропатологом? - Если вы сами отведете, помимо очереди, то пойду, поговорю - согласился Петрович. А что ему оставалось делать. Надо же было с кем-то поговорить. И он очутился у невропатолога, которого по-модному называют неврологом. Врач терапевт не только привела, но и кратко рассказала его историю. Женщина-невролог совершенно не была удивлена. Однако, вместо осмотра шеи, она занялась своим обычным делом: стучала Петровичу по коленкам молотком, приказывала попасть его пальцами в кончик его же носа при закрытых глазах, и делать массу других серьезных научных экспериментов, проверенных столетиями. После всех этих осмысленных мероприятий она уткнулась в карточку, и стала быстро и много в ней писать. Затем взяла бланки рецептов и стала их заполнять. Петрович остановил ее: - Доктор, вначале скажите ваше мнение о моем сне. - Вот как раз я собираюсь выписать вам направления на анализы, и средство для улучшения сна. - А зачем мне все это, - воскликнул Петрович, - посмотрите на мою шею! Зачем мне анализы? - И смотреть не буду, - подняла голову невролог, - понятия не имею, откуда у вас синяки. С синяками идите к гематологу. А я занимаюсь нервной системой. В общем, Петрович ушел, забрав свою карточку и направления на анализы, которые невролог все же выписала. В коридоре Петрович просмотрел бланки: кал, моча, несколько анализов крови, в том числе на липиды. Он вздохнул и выбросил эти бессмысленные бумажки в урну. -Так, каков должен быть мой следующий шаг? – думал Петрович, шагая из районной поликлиники. И он решил сегодня больше ничего не предпринимать. Дел было по горло. Зашел в хозяйственный магазин и купил бустилат. Поискал вставки, но не нашел. Решил использовать спички. Это все для ремонта нескольких кафельных плиток, которые отвалились в ванной от стены. Добрался до дома, пообедал, подремал после еды, и занялся ремонтом. Вечером, усталый, решил не включать телевизор, думая, что, может быть, это телевизор так подействовал на него прошлой ночью. А просто лег с довольно нудной книжкой. И, конечно, на втором абзаце провалился в сон. В эту ночь ему показалось, что душил его кто-то хорошо ему знакомый, но кто - не смог вспомнить, хоть убей. Опять он успел проснуться, опять, ломило плечи и руки, которые пытались спасти ему жизнь. Опять он с ужасным сердцебиением побежал к зеркалу. На шее кроме вчерашних уже побледневших синяков, проявились яркие новые следы душащих его пальцев. Он снова обошел всю квартиру, затем подремал немного. Когда окончательно проснулся, созрело четкое решение. Надо идти к приятелю Вове. Надо все рассказать Вове, и попросить его переночевать у него, Петровича, в квартире. Полдня он дозванивался до своего друга, потом сговаривался встретиться. Тот наотрез отказался ехать к Петровичу, поскольку ждал бабу. Услышав, что вопрос о жизни и смерти, не удивился, а уверил приятеля, что он лично его похоронит, и чтобы тот даже об этом не беспокоился. Впрочем, баба придет не скоро, так что Петрович может приехать ненадолго, и все подробно рассказать. Вова осмотрел шею приехавшего Петровича, примерился своей ладонью к синякам на шее, сделал удивленные глаза, выслушал подробный рассказ и спросил: - Петрович! Что будем выпивать? Есть водка и коньяк. - Водку. А как же с шеей? - Вот немного выпьем, и решим, кто и кого удавит, когда и где, а заодно, и почему. Бери рюмки в шкафу. Потом был пробел в памяти. Помнилось, пришла женщина и тоже присоединилась к пиршеству. Потом, кажется, она осматривала синяки и ругала мерзавца, который это совершил. Потом Петровичу вызвали такси и, вероятно, таксисту объяснили все подробно. Утром он проснулся без проблем, если не считать дикой головной боли и безграничной жажды. Напившись воды и найдя подходящую таблетку, Петрович вспомнил о шее. Зеркало не показало ничего нового. В эту ночь его, абсолютно пьяного, кошмары не мучили, и душитель не явился. Вскоре раздался звонок: - Головная боль, похмелье, тахикардия, - Вова продолжал перечислять, - слабость в ногах, тошнота. - Да, - подтвердил Петрович. - А почему? – Вова задал вопрос, и сам же ответил. – Потому, что после водки был коньяк и полстакана какого-то сомнительного ликера. В общем, мы выпили все, что у меня было. Так, являлся ли этой ночью душитель? - Нет, - односложно ответил Петрович. - А ты сегодня словоохотливый. Красноречие из тебя … - А, иди ты, - промычал Петрович. - Ладно, жди. Буду у тебя. Начнем опохмеляться. Имей в виду: мы с тобой люди уже немолодые. Нам надо все делать степенно, проявляя знание жизни. И Вова положил трубку. Этот день из памяти Петровича практически выпал. Кое-что помнилось из начала: что начали выпивать, чем закусывать. Потом со смехом вспоминалась история с раскладушкой, которую они вдвоем пытались поставить на кухне. И поставили, как он убедился утром, обнаружив на раскладушке своего приятеля голого по пояс, но в брюках и тапочках. Пробудившись окончательно, они оба восстановили события вчерашнего дня, и дали друг другу слово, что сегодня ни-ни. Потом они выпили несколько чайничков чая, обсуждая отсутствие душителя этой ночью. Вова предположил, что вполне может быть, что у Петровича больше с этим делом проблем не будет. Петрович проводил приятеля до автобуса, прогулялся, чтобы вывести хмель из организма, пообедал в кафе, и вернулся домой в сравнительно спокойном настроении. Дома он докончил ремонтные работы, почитал, послушал радио и лег спать. На следующее утро Вову разбудил телефонный звонок. Вначале он даже не узнал голос приятеля. Тот хрипел и сипел в трубку. - Старик! Ночью было что-то ужасное. Я уже думал, что не смогу встать. Ты бы взглянул на мою шею – сплошной синяк. Руки болят, хоть криком кричи. Плечи ноют. Видимо ночью была нешуточная борьба. - Перестань, Петрович, - попытался успокоить его Вова, - ты же понимаешь, что это что-то нервное. Давай, попытайся отвлечься, пойди, погуляй. Вернешься, - позвони мне. Поговорим, обсудим. Вова еще долго успокаивал друга. Тот, наконец, отошел от своих ночных страхов, и заявил, что действительно не мешает пройтись, тем более что грех сидеть дома при такой великолепной погоде. Вечером они опять созвонились. Николай Петрович все же немного волновался перед сном, поэтому он в разговоре как бы случайно упомянул, что ключи от его квартиры есть у соседки напротив и у дочери. И еще сказал номер дочкиного телефона. Вова в своей обычной манере успокоил его, сказал, что обзвонит всех сразу, и все приедут к нему, хочет тот этого, или нет. И разговор у них закончился так: Петрович сказал, что позвонит утром, но если что, то …. А Вова сказал, чтобы Петрович не дергался, и передавал привет душителю, ха-ха. Утром звонка не было. На звонок Вовы никто не отвечал. Он перезвонил дочери Петровича; она была в курсе дела и тоже немного волновалась. Договорились встретиться возле квартиры ее отца. Вова приехал немного раньше. Он подождал, потом позвонил соседке, объяснил, в чем дело. Та вышла с ключами и начала открывать дверь. В это же время появилась запыхавшаяся дочь. Они вошли в квартиру и позвали Петровича. Ответа не было. Прошли в комнату. На постели с неестественно вывернутыми у собственной шеи руками лежал синий, уже окоченевший Петрович. Он задушил себя во сне. |