ФЕНИКС Полумрак – полусвет… В тишине мастерской только уличный гвалт детворы, Редко скрипнет в полу полустёртая старая плаха. На окне сухоцвет Зноем крымской степи, чабрецом и лавандою пахнет, Да сурово станки мои ждут окончанья великой хандры. Творче солнечный мой, Здесь над глиной густой, чуть дыша, замирает душа, Всё глядит сквозь пласты, всё твердит о неявленной сути. Глина ждёт под плевой, Но закон её форм ускользает подвижною ртутью Сквозь ладони мои, простотою своей ворожа. Этот тайный закон, Этот вечный мотив ведом камню и зверю в горах, Рыбе в синих озёрах и древу седому, и небу, В шорох трав он вплетён… Обрету ли его в ремесле каждодневном и хлебе, Тихим по-во-ды-рём на лис-тах, на кам-нях, в письменах. Ждут мои стеллажи И круги поворотные – скрипа, движения ждут, Стынут жала стамес, дремлют стеки и плоть пластилина. Не торопят в тиши Мои чада родные – из бронзы, из гипса, из глины – Терпеливо душе Возродиться из пепла дают. Над разлукой глухой И раздраем времён, над страстями великих систем Опалённые крылья Из дымной золы простирает… Белый свод мастерской В небеса растворён - Там, Немые уста отверзая, Феникс светлый летит Над уныньем И небытием НАТУРЩИЦА в лучах софитов белою свечой как дар Творца горит горит вседневный ангел мой натур-щица поводит алебастровым плечом и краснотца от тёплых струй чуть розовит под завитком овал лица по хохолку стекает ливень – золотой как хохлома на маковках груди о бог ты мой светов волшба и перламутр сосков её лепных вина хмельней когда колдуют в глубях голубых крыла теней о дуралей пред плотью трепетать извечна страсть скорби душа моя с Кем споришь ты опять что за напасть с забвеньем ли веков глухим где всё уснёт в конце концов Творца ль гневишь в садах срывая терпкий плод его трудов текучей глины бег и стеки борозду не торопи под кровлей мастерской ту тонкую черту не преступи, где зыблется бедро округлой белизной не для слепца в луче кружит мой ангел золотой натур-щица. РИСОВАЛЬЩИК бумага рисовальная бела дыханье флейты времени и мгла сквозь сумерки в воздушной позолоте Гольбейн Мантенья Босх Буонаротти и пальцы мне неведомый кладёт на лоб и веки – грезится в щепоти ладони той знак светлого крыла Он говорит порочна суета сквозь мрак и стылый хаос красота Творенья открывается слепому когда в увечном чаянии Богу молитву о прозрении несёт как зеркало бессмысленно без ока смотрящего в него – так темнота удел для глаз когда не явлен свет он говорит и странный тот совет я понимаю не о светотени но между тем парящий в лёгком крене софит исторгнет белые лучи натурщице на нежные колени и подо мной качнётся табурет он заскрипит бумаги хрустнет лист расправит парус лёгкий как батист зашелестит на буковом мольберте он порами и фибрами поверьте графита ждёт как пашня борозду что уголь остроточенный начертит как со смычком управится альтист исторгнут стены нервную волну моргни и шорох вспорет тишину в крахмале снежном встанут вертикали сил гравитации из горизонтной дали потянутся дороги перспектив зачатки форм в воздушные спирали рождённое пространство завернут а там взойдёт софитная луна и снова вспыхнет древняя война меж Светом нисходящим и Тенями две армии штыками ли клинками границы нетерпенья проведут то было всё предсказано волхвами и битва та была предречена в веках и на земле и в небесах за дюйм за пядь в сердцах на пустырях сражаться будут грозные стихии и вот когда их битвы затяжные на время к равновесью приведут в моём листе – улягутся штрихи и гул стихнет в остывающих осях тогда на поле брани и вражды живых деталей юные сады качнут листвой и в них легки беспечны засвищут свиристели защебечут синицы глаз воробушки ушей и коростели губ в тумане млечном протянут руки тонкие плоды и оживёт графическая плоть пространства рисовального ломоть его зачин устройство и открытье войдут в графу космических событий лист ждёт - его просторы побороть по лезвию уменья и наитья веди меня таинственный Господь |