Я был с тобой нещадно мил, Дышал в лицо табачным дымом. И перегар, что было сил, Ложился згой невыносимой. Я рвал рубашку на груди, Брюзжал слюной, и матерился, И дикий хохот, как в ночи, Под шабаш ведьмин в стены бился. Ты нежно гладила меня, Смотря в глаза, как Ангел Божий. Шептала тёплые слова, Что я один из всех – хороший. Прижавшись, хрупкое плечо Вверяла в варварские руки. И целовала горячо, Забрав у хмеля на поруки. Я в гневе был, как ярый лев. Рычал, и гриву тряс зловеще, И превращал наш альков в хлев, И пьяный гонор сыпал веще. Я порывался в магазин Добыть синюшинное зелье, Смотря дуб-дубом на И-цзин, Как будто был в китайской келье. Ты робко сдерживала пыл, Шалаш громящего вандала. И всё шептала, что я мил, И что ты с мужем угадала. Застенчивым движеньем рук, Снимала брюки и рубашку. И не выказывала мук, В улыбке пряча боль-бродяжку. *** Я уходил в плывущий транс, И видел там, а может, снилось, Как Ангел Божий – хрупкий стан Доверил мне. Неужто сбылось? Неловко гладя два крыла, Я заключал её в объятья. Из уст моих мольба плыла – «Я данник твой,…в любви,…до счастья». |