- Пахлава! Сладкая пахлава! Двое мальчишек-коробейников мастерски пробирались по гальке, плотно усеянной загорающими телесами. Единственный бесплатный пляж Гурзуфа напоминал пчелиный улей… а, может, и того хуже – огромную плоскую коробку с опарышами, заготовленную к завтрашней рыбалке. Поверхность шевелится, вспучивается… была у меня такая коробочка, была – жёлтенькая. Четвёртый день. Восемьдесят часов между солнцем, водно-мочевым коктейлем и парой пивнушек. Одна из них называется «Кружка дикаря». Ладно. Я отлепился от горячей ограды набережной и поплёлся… куда? В тень? Просто на лавочку? Ветеран броуновского движения… Гад всё-таки Валька. Когда сам тонул в депрессухе и резал маникюрными ножницами недописанный холст, поливая мусор дешёвым коньяком – тогда да, конечно! Не уходи! Не бросай!!! Неделю вытаскивал. А сейчас – занят… занят, понимаешь, творец… Бля Винчи. Я, правда, рукописи не жгу. Не жгу. Хотелось бы посмотреть на Николая Васильевича, угрюмо заталкивающего в камин подержанный ноутбук со вторым томом «Мёртвых душ». Скамейка под платаном была пуста. Удобно откинувшись на спинку и вытянув ноги в пляжных шлёпках, я напялил на лицо старую панаму и закрыл глаза. Так. Что мы, значицца, имеем? А имеем мы пятидесятилетнего, обиженного на Мир остолопа, графомана и чистоплюя с огромным знаменателем. Сказано: человек – это дробь. Наверху, в числителе – то, что он есть на самом деле; внизу, в знаменателе – то, что он о себе думает. Понятно, умник? Чем больше знаменатель, тем меньше сама дробь… - Дядь, а Вы Люшку не видели? Сквозь щель между носом и краем панамы, просматривался белобрысый пацан лет шести. - Люшку. Нет, вряд ли… точно – нет. Я б запомнил. - Наверно. Хотя она - старенькая, может лечь где-нибудь тихонечко, в теньке… и сны смотреть. Пришлось вылезать из панамы. Миграции Люшек в середине августа – дело серьёзное. Хлопчик никуда не спешил. За его левую руку держалась совсем маленькая, поразительно красивая девчушка, не доходящая брату до плеча – в первичную смотровую щель она просто не попадала. - Сны? Твоя Люшка видит сны? А потом – рассказывает? – я твёрдо решил выяснить люшкину природу без прямых вопросов. - Конечно. То есть – нет, она же телепат… просто смотрит – и я всё понимаю. - О-о-о! И – что? Только сны? - Ну да… тоже скажете! Она всё говорит – и когда купаться хочет, и когда булочку… - М-м-м… а перья у неё – красивые? Зависла пауза. Мальчишка пристально смотрел мне в лицо, но не как на сумасшедшего, а очень, очень подозрительно. Похоже, я попал – только не в десятку, а куда-то там… в семёрочку, максимум – восьмёрка. - Перьев у неё нет… - протянул задумчиво, - обычно. Перья она надевает только тогда, когда мы собираемся в Страну Оз. - Всё! – размазав шоколад по восхитительной мордашке, леди дёрнула брата за руку. – Пошли. Я писать хочу. - До свиданья. – Вежливый волшебник повернулся, и загадочная пара ушла влево, в сторону парка. *** А началось всё третьего дня. Помнится, со мной это и раньше было, давно только. Но вот позавчера… Я забрёл в утренний парк. Людей мало – с маниакальным упорством, толпа бежала на берег, покрывая собой квадратные километры прибрежной гальки. Забравшись в дальний конец, вышел на небольшую «поляну динозавров». Четыре каменных монстра – больших, ярко раскрашенных, - охраняли клумбу. И – ни души. Вечером, часов с шести, здесь будет – о-го-го! Мамаши с детёнышами, детёныши без мамаш… компании, смех. Ещё позже, в сумерках, ящеров оседлает буйная молодёжь, в открытые пасти пристроят пивные бутылки, и – вспышки! Фото на игуанодоне… обнажённая блондинка в когтях тираннозавра! А пока они мирно паслись. Не было ни щелчка в голове, ни вспышки в глазах, ни других мистических знамений. Просто солнце чуть сместилось, и я отчётливо осознал, что это уже было, всё это я видел, именно так, с этого места и под этим углом. Ирреальность происходящего усиливал полный штиль, хотя секундой раньше ветерок был вполне ощутим… и звуки. Они пропали. А ещё - я, почему-то, твёрдо знал, что сейчас всё закончится: вот, малюсенькое облачко закроет солнце… Тень – малым пятном – скользнула по поляне. Вздохнула и зашелестела листва, задышал прибой, из дальнего конца аллеи донёсся смех. Ближайший ящер вроде как подмигивал. - Ну-ну, Саныч, - сказал я себе, стряхивая головой марево, - ну-ну… Наваждение повторилось вечером, на набережной, когда до меня дошло, что этот натюрморт – сидящий на парапете патлатый хлыщ с гитарой и орущий благим матом пацан, содравший об асфальт коленку – я уже видел. Точно! Я даже знал, что сейчас из-за тира выскочит велосипедист, и, чуть не сбив пожилую пару, умчится влево, на подъём. Велик вылетел… пенсионеров, правда, не сбил, и за рулём сидел не лысый дебил, а красивая девка с пышной гривой. *** Нет, конечно же, я тоже купался! Просто - не лежал возле моря часами, а шатаясь по набережной, парку, кафешкам – регулярно выходил на пирс и прыгал с него в сине-зелёную муть прохлады, нырял, плавал, фыркал от удовольствия. На третий день выяснилось, что таких, как я – немало. С могучим хохлом Мыколою я уже дважды пил пиво, с Эдуардом Марковичем, не по детски сцепившись, разобрали на молекулы творчество Пикуля. Чаще всего мне попадалась забавная семья дончан. Не поверите – Женя, Женечка, и… Катюша! Томная барышня семи с половиной годочков. Не знаю, разводили они меня, или нет, но оба - очень убедительно! – клялись, что ни о фильме с Далем, ни о песне про датские капли – понятия не имеют. Ван Дамма – знают, Вовку Даля – нет! Шварценеггера – да, Шварца, который Исаак – нет… С ними-то меня и накрыло третий раз. Глава семьи стоял на краю пирса и смотрел тоскливым шахтёрским взглядом вдоль пляжа, отчаянно кося в сторону «Кружки дикаря». Женечка с Катюшей сидели у его ног, на большом махровом полотенце. Обе – не в духе… старшая подсознательно чувствовала вектор мужниного взгляда, а Катя априори не нуждалась в причинах для плохого настроения. - А вот и Максаныч! – Женечка томно улыбнулась. – Здрасьте! Папаня угрюмо подал руку, небезосновательно подозревая меня в литре выпитого пива. Сварливая Катерина отвернулась. - Угощайтесь… – я положил между женщинами килограммовый пакет винограда вперемешку с персиками. Вот тут-то и пропал лёгкий, освежающий ветерок. Бесшумная волна о пирс, чайки, молча разевающие клювы… но голоса моих знакомцев остались… правда, звучали странно, как из довоенного мультика. - Доця, скушай персик… смотри какой… вкусняшка! - Не хочу! – радостно сообщила будущая стервочка, с удовольствием устраиваясь в «своей тарелке». - Да попробуй, доця… кусочек! - Ну, не хочет человек, чего ты давишь? – папа вступился за дочь, с отвращением глядя на фрукты-ягоды. Я сидел на корточках, открыв рот. Было! Всё – было! Небо, море, капризный ребёнок, банальный диалог… Только – где, когда? С кем? Со мной?!! А ветер не появлялся. И звуки, фоновый шум – тоже. - Не хочет – не надо. – Глава семейства оторвал взгляд от вывески. – Идём, Катюх, скупнёмся… - Не хочу! - Чего? Чего – не хочу? - Ну, не хочет – и всё! Сам купайся… - жена была довольна. – А мы – загораем! Женя прыгнул с пирса и приличным кролем пошёл к буйкам. Я поплёлся в «Кружку». С каждым шагом проявлялись звуки - плавно, из какой-то вселенской ваты. Зашумел пляж, мужик с громким «Гы-ы!» скрутил сальто и плюхнулся в море. Бред. Так не бывает. Передо мной, будто на экране, кто-то крутил ролики… то ли прошлого, то ли будущего… то ли моего, то ли где-то подсмотренного. О-о-о! – я споткнулся при выходе с пирса и чуть не вспахал носом кипящий асфальт. Блин! Вспомнил! Миниатюрка «хочу – не хочу!» - это ж эпизод из Токарёвой! Повесть «Ехал грека…»! По ней ещё фильм поставили, такой, не очень… ну – да, с Янковским! *** Первое, что приходило на ум – дежавю. Очень хорошо! – я отпил полбокала. Что мы знаем о нём… или – ней? – кроме изумительной комедии Юлиуша Махульского? Это – не болезнь, это – неисследованное состояние человека, его психики, когда кажется, что данная ситуация… э-э-э… уже имела место. Было, было, случалось… короче – мы это проходили. По статистике, более 90% людей хоть раз в жизни, но попадали в клятый омут. Далее. – Я решительно допил пиво. Так как явление – редкое, а главное, искусственно не вызываемое, наука в принципе бросила попытки объяснить данный… м-м-м… казус. Всё о загадочном «дежавю» я читал очень давно, когда азартно ваял роман, где главный герой… но тут на экраны вышел «День сурка», и стало ясно, что забег проигран. Ну, и – ладушки… - второй бокал настроил меня примиренчески. Всё хорошо, прекрасная маркиза… Хорошо… только – плохо. Дело в том, что при дежавю человеку кажется – понимаете, только кажется! – будто здесь он был, а это уже видел. Игра ума, баловство психики. Но… как же велосипедист? А ещё круче – велосипедистка?! И как проекция художественного произведения – до совпадения диалогов! – смотрится на совершенно реальной стервочке Катюше? И ещё. Умные книги подчёркивали, что с обычными людьми такое происходит несколько раз за всю жизнь… а не каждый, блин, день – два раза!!! Набережная клубилась ночной жизнью. Огни аттракционов, громыхают дискотеки, манят рестораны. Теперь люди похожи не на пчёл, и не на опарышей, а на сказочно-мистических существ, которым, почему-то, очень весело. Вот компашка из двух толстых гномов и четырёх Белоснежек, за ними – пятеро гоблинов во главе со Шреком. Пара Иванушек, Гудвин с красавицей Несмеяной, на лавочке поёт Трубадур со своей бандой… причём один – таки вылитый ишак. Звёзды. Огромные. Некоторые – падают. Я устал. Хотелось спать, а до заветной койки в частном секторе, надо минут пятнадцать пробираться сквозь толпу эльфов… куда там собирался хозяин Люшки? В страну Оз? Так я, похоже, уже прилетел… На открытой верандочке моего временного прибежища сидел хозяин дома, давно охохлившийся турок Бурхан и пил вино. От первичных генов у него осталось только имя, даже усы – огромные, висячие, - были классикой казацкого имиджа. Он усадил меня рядом, налил рубиновой влаги. Я выпил и в деталях пожаловался на дежавю. - Э-э! – сказал южный философ, - марево-шмарево, повести-шмовести. Кто такой Токарёв? Вилли? Ехал грека… пусть едет. Не думай. Не бери в голова… на, выпей – всё пройдёт! Подход был правильным. Вот, кстати, Галчонок – это моя жена – отреагировала б строго перпендикулярно: «Пить меньше надо»! Это у неё рецепт унифицированный, от всего… даже от вскочившего на глазу ячменя. Бурхан рассказывал какую-то захватывающую историю из своей феерической практики, но я не вникал. За годы журналистики жизнь научила слушать сразу двух, а то и трёх ораторов. Галчонок. Да. Тридцать лет с таким дебилом, как я. Мощный старт, четыре повести, три романа, и – пшик. Быт, быт… рассказики, мелкие ссоры… крупные. Стрессы. И вот, сейчас – что происходит? Я ведь не собирался ни на какие моря! Скандал в редакции… да какая разница, кто прав, сейчас не об этом! – Валька, гад, со своей гениальностью и атрофированным чувством дружбы, сын-умник с мешком советов… правильных, кстати, - но кто же следует правильным советам? Галчонок… под занавес. Стиснутые губы и взгляд. Как плётка. Вот Вы, батенька, и повредились. Тонкий Вы наш, чувствительный. Динозавры тебе, понимаешь, подмигивают… *** К обеду я уже был в Симферополе. Наваждение взбрыкнуло ещё раз, в автобусе. Стандартно: опустилась тишина, сознание раздвоилось. Я узнал сидящих в салоне людей – нет, знакомы мы не были, просто совершенно точно, видел их раньше, в таком же «Икарусе». Только ехали мы тогда в Гродно… да, Гродно, на какую-то конференцию. Поезд отправлялся вечером, билеты были. Потусовавшись по вокзалу, я уже собрался в город, но, каким-то непонятным образом, оказался на перроне. Вагоны сливали пассажиров. На платформу - тугим, непрерывным потоком. Дальше он разбивался на реки, ручейки, кое-где образовывались озёра людских тел – этих встречали. И вдруг… Мгновенный, резкий водоворот. Крики, ругань… секунды. Трое крепких парней профессионально скрутили средних лет рыжего дядьку, заломив руки до самых лопаток. Народ шарахнулся в стороны, но один из силовиков взмахнул удостоверением – спокойно, спокойно, оперативное задержание. - Ворюга… - тут же прокомментировала событие интеллигентная дама пост-бальзаковского возраста. – По чемоданам лазал! - Да что вы такое говорите?! Какие чемоданы – это шулер, «катала» железнодорожный… он на сорок тысяч студентов облапошил, всю ночь в преферанс дулись! - Ха! А откуда у студентов… Два часа я гулял по городу. Симферополь не относился к любимым мегаполисам, было скучно и жарко. Наконец я сдался и засел на площадке крошечного кафе, рядом с вокзалом. - У Вас – свободно? Так. А, собственно – чему удивляться? Шоу, как известно, must go on… Звуки, правда, не исчезли. Я кивнул. Огненно-рыжий мужик поставил на столик две кружки «Черниговского», сел, вытер лоб и сказал: « Ф-у-у-у »! - Сбежали? - Э-э-э… видели, значит… все видели, - терпила горько вздохнул и присосался к пиву, - весь город видел… - Суки, - изрёк он, допив бокал. Подумал, и добавил - волки позорные… двоечники! О! Это уже кое-что! В двадцати известных мне ментооскорблениях «двоечники» не числились. А дядьке требовалась жилетка… - Да обознались они! Представляешь, работнички – обознались! Лохи! Рыжего им подавай, твою… два часа мурыжили, штаны по швам разобрали… экстази им… героину… а я даже, как выглядит – не знаю! Всю жизнь на сорокаградусной сижу! Короче, горе-оперативники ловили наркокурьера. Что там, как – неизвестно, но одна из ориентировок – рыжий. Ну, и завалили огненного фермера Лёху, который опоздал на свой поезд и уедет теперь только в 22-10, а дома – жинка… суровая, мнительная и ревнивая. Версию о курьере она воспримет как наглое издевательство и призыв к рукопашной… В моём лице бедолага нашёл идеального слушателя. Сто человек из ста, ржали бы до икоты. Но – не я. Дело в том, что уже с минуту стоял полный штиль. И секунд тридцать, как транспорт ездил бесшумно, ругающийся с клиентом бармен был явно глухонемой, а Задорнов, на огромной настенной «плазме», смешно жестикулировал, молча открывая рот. Это вообще не лезло ни в какие ворота… Лёха рассказывал мою, - МОЮ! - невероятную историю, из далёкой и бурной молодости. В свое время она была хитом номер один на пивных посиделках, под хохот и умничанье любой публики. *** …поезд Баку – Тбилиси опаздывал, но кого это волновало? Что вообще может волновать двадцатичетырёхлетнего, явно гениального журналюгу, с азартом молодого щенка носящегося вдоль и поперёк Эсэсэсэра по заданию редакции? Делов-то… из Байрам-Али, через пол Туркмении – в Ашхабад, далее – Красноводск, и на пароме, поперёк Каспия, в Баку. Конечной точкой был Рустави, единственный, по настоящему, пролетарский город Грузии. Тогда, в середине 86-го, социализм уже, как бы, и не развивался, но и помирать, вроде, готов не был… До легендарного Тифлиса оставалось около часа. Я вышел в тамбур – курить. - О! Зажигалка пришла… куда едешь, брат? – двое крепких южан, лет на пять-семь старше меня, явно обрадовались компании. - В Тбилиси. Потом – Рустави. Зависла пауза. Горцы смотрели на меня как-то странно. Надо сказать, что по необъяснимому загибу молодости, я в те времена курил папиросы. - А – откуда? - Ну… даже сложно сказать… из Байрам-Али. Туркмения. Опять пауза, опять настороженность. Поезд начал притормаживать. - Слушай, а чего не выходишь? Тебе – что, Рустави надо? Так вот - вокзал! - Как?!! – я был убеждён, что от столицы ещё минут сорок автобусом! Тра-та-та, бегом, мухой – сумка, шмотки, постель… будь она неладна… успел. Поезд тронулся. Я стоял на перроне, глазел на миниатюрный вокзальчик и киоск «Союзпечать», в котором рядом с газетами, почему-то, были разложены мандарины, хурма, несколько различных бутылок вин, и, даже, охотничьи сосиски… колбаски. Охренеть… - Э-э-э! Слушай… подожди!!! Оба знакомца бежали ко мне, соскочив с поезда. - Всё! Пошли… - который помоложе, крепко ухватил левый локоть, а второй сорвал с плеча сумку. Ни… себе! Вот, значит, кавказское гостеприимство! Крутанувшись вокруг оси, я крайне удачно (самбо, два года!) подсёк главного бандита под голеностоп и выбросил кулак в сторону второго, целясь меж наглых усов. Почему-то промазал, а он – нет, и через секунду меня тащили куда-то в позе «зю», с заломленными за спину руками и полным отсутствием воздуха в лёгких. То, что не всё так плохо, стало ясно, когда бандиты впихнули добычу не в подворотню, а в привокзальное помещение, с обнадёживающей надписью «Милиция». За столом сидел грозный абрек в капитанских погонах. Меня швырнули на стул. Стражи громко заговорили на родном языке, азартно жестикулируя и тыча пальцем в кипу бумаг. Битых полчаса парочка рылась в сумке, а я отвечал на вопросы пожилого кэпа. Среди них были странные. - Что куришь? - Папиросы. - Покажи. Я автоматически полез в карман шведки, и вытащил… сигареты. «Приму». Ну да, в Ашхабаде меня провожал Сашка «Авария» и сунул как бы на дорожку… - Так – откуда? - С Украины! - А говорил – Туркмения… Байрам-Али. Нет? Недоверие росло. И вот тогда, когда я уже поставил крест на своей карьере, а заодно и жизни – меня отпустили! Ничего не изменилось – ни интонация гортанной речи, ни темпераментная жестикуляция, ни косые, сердитые взгляды – просто кинули на колени растерзанную, обесчещенную сумку: - Иди. Повезло тебе… драчун. Уже в дверях я набрался наглости: - Да скажите хоть, в чём дело? Я – журналист… умру ж от любопытства! Странный, всё-таки люд. Молодой прорычал пару слов, и они начали ржать. Потом кэп выудил из бумаг фото. Да-а… бывает. Это был я… м-м-м… нет, парень, всё же, смотрелся постарше и крупней. Одет лучше – модный летний костюм, белый. В остальном – даже бородёнка моя, «шкиперка». - Курьер. Травку возит, из Туркмении… понимаешь? Понимал я, кстати, плохо. В те времена с пьянством боролись, а нариков, как и секса, в Союзе не было… *** Телефон Галка не брала весь день. Принципиально. Позвонил сыну. Егор ответил, доложил, что у них – всё в порядке, что страшно занят, и – когда ж это папка объявится? Я сказал, что соскучился, еду уже… еду. Домой хотелось очень. Так и не дозвонившись, отправил СМС: «Прости, Галчонок. Прости. Всё будет хорошо, с завтрашнего утра». Сухо получилось… глупо и сухо. *** Я быстро прошёл через здание родного вокзала и остановился прикурить на ступеньках. Так. Сейчас – такси, двадцать минут… возле дома – цветы… не забыть, склеротик! - Максим! Галчонок. Стоит возле колонны. Мы медленно сошлись и уткнулись друг в друга. - Егор звонил. Сказал, что Симферопольским… - Всё будет хорошо… - Знаешь, последнее время… - Всё будет хорошо… - Дурак ты, - Галка подняла мокрое лицо, - мне всё время кажется… - Всё будет хор… - Дядя, а Вы к нам в гости? Да? И на нашем поезде? Я обернулся. Не может быть… белобрысый Волшебник и повелитель Люшек, только без сестры. Королева сидела на руках у мамы, а та заразительно смеялась в большой, дружной компании. - В гости? Можно и в гости! Хотя, вообще-то, я здесь живу. Слушай! А Люшка нашлась? - А как же… мы тогда вернулись на пляж, а она уже там… но в Страну Оз ещё не летали - не хочет… Люшка! Люшка! Из-за шумной компашки выглянул неимоверных размеров сенбернар, посмотрел, зевнул, и опять скрылся. Подул утренний ветерок. Трамваи звенели, люди смеялись, с шумом взлетали голуби. Всё будет хорошо. *** |