Страничка И.Царева на ЧХА Ночное погружение Переводчик Перед небом я и босый, и голый... Зря нелёгкая часы торопила... Сердце бьётся, словно раненый голубь, Залетевший умирать под стропила... Ну, не вышло из меня капитана! Обнесла судьба пенькой и штормами, Не оставила других капиталов, Кроме слов, что завалялись в кармане. Вот и жарю их теперь каждый вечер, Нанизав строкой, как мясо на шпажку. Даже с чёртом торговаться мне нечем – На черта ему душа нараспашку? Толмачом и переводчиком чая, Задолжавшим и апрелю, и маю, Полуночную свечу изучая, Языки огня уже понимаю. Остальное и не кажется важным. Согреваясь свитерком ацетатным, Я однажды стану вовсе бумажным И рассыплюсь по земле поцитатно. Будет плакать дождь и биться о ставни, Нарезая лунный лук в полукольца… На полях ему на память оставлю Переводы с языка колокольцев. На Северной Двине Когда на Северной Двине я, От тишины деревенея, Взошёл на каменный голец, Калёным шилом крик совиный Меня пронзил до сердцевины, До первых годовых колец. И всё, что нажил я и прожил, На миг до обморочной дрожи Предстало серым и пустым. А ветер гнал по небу блики И как страницы вещей книги Трепал зелёные листы. И я, склоняясь всё покорней, К воде тянуть пытался корни, Чтоб мир испить наверняка. Но снова задремало Лихо, Ушла волна, и стало тихо В наивных кущах ивняка. Ангел из Чертаново Солнце злилось и билось оземь, Никого не щадя в запале. И когда объявилась осень, У планеты бока запали, Птицы к югу подбили клинья, Откричали им вслед подранки, А за мной по раскисшей глине Увязался ничейный ангел. Для других и не виден вроде, Пол-словца не сказав за месяц, Он повсюду за мною бродит, Грязь босыми ногами месит. А в груди его хрип, да комья – Так простыл на земном граните… И кошу на него зрачком я: Поберёг бы себя, Хранитель! Что забыл ты в чужих пределах? Что тебе не леталось в стае? Или ты для какого дела Небесами ко мне приставлен? Не ходил бы за мной пока ты, Без того на ногах короста, И бока у Земли покаты, Оступиться на ней так просто. Приготовит зима опару, Напечёт ледяных оладий, И тогда нас уже на пару Твой начальник к себе наладит... А пока подходи поближе, Вот скамейка – садись, да пей-ка! Это всё, если хочешь выжить, Весь секрет – как одна копейка. И не думай, что ты особый, Подкопчённый в святом кадиле. Тут покруче тебя особы Под терновым венцом ходили. Мир устроен не так нелепо, Как нам чудится в дни печали, Ведь земля — это то же небо, Только в самом его начале. Снежное Мы и ухари, мы и печальники, Разнолики в гульбе и борьбе, Как тряпичные куклы на чайнике, Каждый – столоначальник себе. Всякий раз по державной распутице Выходя свою самость пасти, Ждём, что ангелы всё-таки спустятся От осенних напастей спасти. Ни фен-шуй, ни шаманские фенечки Не защита от ночи лихой. Время лузгает души, как семечки, И нахально сорит шелухой. Обретаясь у края безбрежного, Сам себе я успел надоесть: Ты прости меня, Господи, грешного, Если знаешь вообще что я есть! Безответный вопрос закавыкою Око выколет из темноты: Если всякому Якову «выкаю», Почему со Всевышним «на ты»? Сверху падают снега горошины, Снисходительно бьют по плечу, И стою я во тьме огорошенный, И фонариком в небо свечу. Хабанера Хмурый вяз узлом завязан сквозняками в парке старом, Как нахохленные ноты воробьи на проводах, А под ними на скамейке человек сидит с футляром, Зажимая пальцем струны на невидимых ладах. Опустевшая аллея незлопамятного года, Милосердная погода, позабытая давно – Здесь когда-то наши мамы танцевали до восхода, И смотрели наши папы чёрно-белое кино. Над эстрадою фанерной громыхала хабанера, Медной музыкой качало фонари над головой, И по небу проплывала желтоглазая Венера, Словно тоже танцевала под оркестрик духовой... А сегодня на площадке грустных листьев кружат пары, Пляшут призрачные тени в близоруком свете фар... Музыкант достанет скрипку из потёртого футляра, И она негромко вскрикнет, не узнав осенний парк. Субботнее Любимая, сегодня выходной, Позволь же сну ещё чуть-чуть продлиться, Пока неугомонная столица Ругается с метелью продувной. Не вслушивайся в злые голоса, Пускай зима за окнами долдонит, А ты, нательный крестик сжав в ладони, Поспи ещё хотя бы полчаса: Полынных глаз своих не открывай, Не уходи со сказочной дороги, Пусть доедят твои единороги Из тёплых рук волшебный каравай. Дай доиграть все ноты трубачу, Дай храбрецу управиться с драконом... А я пока яичницу с беконом Поджарю. И чаёк закипячу. Ночное погружение Мы в Лето канули на дно – В заросший сад, где тени веток, Как лапы призрачных креветок, Всю ночь царапают окно. Среди созвездий и комет Кочуем в дачной батисфере, И в незадраенные двери Течёт зодиакальный свет. То Рак, то Рыбы, то Луна Являют любопытный профиль. А полночь, как хороший кофе, И ароматна и темна. И с приземлённого крыльца Сквозь крону старенькой рябины Приоткрываются глубины Вселенских замыслов Творца. Но ни тревожный трубный глас, Ни звёзд холодных отдалённость, Ни злая предопределённость Ещё не поселились в нас. И путь назначенный верша, Но не желая ставить точку, Мы эту ночку по глоточку С тобой смакуем не спеша. Снег С неба падает злой снег. Ветер валит людей с ног. Мир бы прожил ещё век, если б ночь пережить смог. На дороге хромой пёс – он не помнит своих лет, и бежит от седых ос, оставляя косой след. У него в колтунах шерсть, а в глазах пустоты высь. Молодёжь говорит: «Жесть!» Старики говорят: «Жизнь»... И его горловой вой, как последних надежд крах. И качается дом твой, словно тоже познал страх. И мешает понять мрак, очертив на снегу круг, кто сегодня кому враг, кто сегодня кому друг. Под ногой ледяной тьмы ненадёжный хрустит наст. И остались одни мы – кто ещё не забыл нас. На часах без пяти шесть. Замедляет земля бег. Молодёжь говорит: «Жесть!» Старики говорят: «Снег»… И дрожит на ветру свет занесённых ночных ламп. И кружит по земле след неприкаянных трёх лап. Колокол Молодой нахал языком махал, В небесах лакал облака. Медный колокол, бедный колокол – Все бока теперь в синяках. Не из шалости бьют без жалости, Тяжела рука звонаря… Пусть в кости хрустит, коли Бог простит, Значит, били тебя не зря. От затрещины брызнут трещины, Станешь голосом дик и зык. Меднолобая деревенщина, Кто ж тянул тебя за язык? Из-под полога стянут волоком, Сбросят олуха с высока. Медный колокол, бедный колокол, Домолчишь своё в стариках... Отзвенит щегол, станет нищ и гол, Но не хочет щадить бока – Громыхает упрямый колокол Раскалившись от языка. Суп фасолевый, шут гороховый, Флаг сатиновый на ветру, С колоколенки на Елоховой Звон малиновый поутру... Айда! Когда осенней кутерьмой Прижмёт тоска невольная, И вновь покажется тюрьмой Москва самодовольная, Когда друзьям и кабакам Не радуюсь особо я, Айда к сибирским мужикам Гонять по сопкам соболя! Бурятский идол видит сон, Где спутались позёмками И век джинсы, и век кальсон С дурацкими тесёмками. Там на хребет Хамар-Дабан Дождями небо сеется, Там по грибам шагает БАМ, А грибники не селятся. От можжевельников костру Достался дух «Бифитера». Теченье тянет Ангару, Как ниточку из свитера. Но отражая лики скал, Гранит упрямых скул и щёк, Байкала каменный бокал Не опустел пока ещё. В кармане нож, в стволе жакан, Походочка особая... Айда к сибирским мужикам Гонять по сопкам соболя, Где вьётся тропка-пустельга Распадками лиловыми, И душу штопает тайга Иголками еловыми. Катунь-река По Катуни волны катят За гружёною баржою. Жмётся к ней скуластый катер, Крытый охрою и ржою. Он исходит жарким паром, Он гремит гудком басовым... И закат над этой парой Словно маслом нарисован. Полыхнул огонь причальный, Подмигнул окрестным сёлам. Зазвучал мотив печальный, А за ним мотив весёлый. Мы танцуем у ангара Под гитару и гармошку – И бессмертную «Шизгару», Надоевшую немножко. Паутинка золотая Облетает с небосклона. Духи Горного Алтая Нам кивают благосклонно. Их удел не канул втуне, Не растаял на закате: По Катуни, по Катуни Золотые волны катят. © Игорь Царёв, 2008–2009. © 45-я параллель, 2009. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
