«Голосование проводится следующим образом: один из членов бюро вызывает избирателей поодиночке; вызванный избиратель, если он благонадежен, вручает свой бюллетень, сложенный вчетверо, председателю секции, который, скрепив его своей подписью, опускает в урну; если же избиратель неблагонадежен, бюллетень его разрывают в клочки, а самого вниз головой выбрасывают через окно или спускают с лестницы. Умерщвление необязательно. Если неблагонадежными окажутся все избиратели, последовательно приводятся в действие пехота, кавалерия и артиллерия.» «Закон и выборах» Алеко Константинов Конец XIX века Болгария Вечером в Семибратово, что под Ростовом Великим тихо, только изредка какая-нибудь фигура торопливо перебежит через рельсы блестящих путей, что разделяют поселок надвое. Но вот гудит, гремит некий поезд. Выбегает встревоженная девица в форме, до этого мирно хохотавшая в обществе своего ухажера и светит машинистам поезда фонарем. Но видят ли они? Товарняк пролетает мимо станции. - Который уже по счету? - беспокоится подошедший старичок беря за руку девицу. - Пятый, дедуль, - отвечает она и смотрит на него удивленными глазами. - М-да, нехорошо, - качает головою дед беря у девицы фонарь, кивает на двери станционного домика, - иди уж, твой-то заждался, а я подежурю. Один черт, машинисты на такой скорости не разберут, кто им тут светит, ты или я, простой дед! Девица радостно вскрикивает, целует деда в обе щеки и благодарной бабочкой упархивает в объятия своего суженого. Ровно через десять минут после того эшелона, что уже прошел, снова слышен грохот, лязг и скрежет поезда. Дед встает, исправно светит фонарем и исправно считает: - Один, два, три...пятнадцать, двадцать! - вздыхает, садясь в большой печали на скамейку. Девица, оправляя форму, несколько помятую в объятиях ее неуклюжего кавалера, выбегает на крыльцо: - Сколько, диду? - Двадцать, - отвечает дед, - а всего, вместе с другими составами, сто! Из домика высовывает свой нос ухажер девицы, рыжий, простоватый на вид, парень. - А куда они все едут-то дедуль? - весело интересуется он. - Может, война? - Выборы завтра, - вздыхает дед. - Государи-императоры местами меняться будут! Надо бы нам москвичей предупредить, что им вооруженный отпор готовится! - Уж чего проще! - хохочет парень. - Есть же интернет! Дед настроен решительно: - Вот, вы, молодые и отошлите всем революционерам послания, что, так, мол, и так, только что мимо Семибратово проследовал пятый состав с танками. - Не, не с танками, - снисходительно улыбаясь, возражает парень и поправляет, - а с бронетранспортерами. - Ну, все едино! - отмахивается дед и добавляет сердито. - Сто танков. Это же надо и против своего же народа, дожили до дней светлых! Дед кивает и забываясь, бормочет себе под нос ругательства, а после спохватывается, что внучка стоит рядом, слышит, хватается за сердце: - Ты не слушай меня, моя красавица, - говорит он ей в испуге, - ни к чему тебе эта грязь! Железнодорожница смеется, снисходительно пожимая деду руку и в этом жесте и во взгляде, все: любовь, понимание, всепрощение... Молодые, держась за руки, уходят. По дороге они рассказывают прохожим о военных эшелонах на Москву. Старики столбенеют и только приоткрыв рты, испуганно крестятся. Мужики и женщины средних лет начинают кричать образовывая кружки и собираясь постепенно в небольшую толпу, принимаются перечислять, что разрушено единороссами, сколько родных уже отнесли на кладбище, в сырую землю. Молодежь, радуясь случаю погалдеть, взбирается куда повыше, чтобы с крыш подъездов или домов слушать и чирикать бестолково не вписываясь в процесс стихийного митинга. Многие из молодых, даже не помнят дату начала Великой Отечественной войны, знают только те, кого обучают сами родители. Таковых в Семибратово много. Родители обучают детей на дому читать, считать и писать, в пятом классе школьники по литературе проходят, смешно сказать, сказки Андерсена! Дети в школу приходят только на зачеты и экзамены. Образования при единороссах никакого, с политикой оболванивания школьников, многие взрослые не согласны вовсе. Это тоже приводится, как аргумент и толпа угрожающе рыкая продвигается к станции, где дежурит давешний дед и считает бронетранспортеры, которые обзывает, по старинке, танками. Последний, десятый состав, толпа семибратовцев успевает забросать камнями, но нанесли ли они ущерб, не знают, скорость у поезда та еще, секунда-две и нету его. Скоро пошли обыкновенные товарняки с привычными уже грязными бочками. Поехали пассажирские поезда. Из окон вагонов глядели на собравшихся семибратовцев бледные утомленные лица, наверное долго простояли где-нибудь, в тупике, вагоны с людьми, чтобы пропустить военные эшелоны. - И эти еще, едут куда-то, - глядя на пассажирские дальнего следования, будто метро проносящиеся мимо станции через каждые три минуты, задумчиво произнес дед. Семибратовцы погрустнели, мрачно принялись расходиться, со злобою только обсуждая, что теперь ничего не поделаешь, убивать надо только этих-то... и смотрели угрюмо вдаль, туда, куда так поспешно ускакал последний эшелон со смертоносной техникой... Был поздний вечер, даром, что весна 2012 года... P.S. Как известно, весною 2012 года произошли в столице России столкновения народа с полицией. Тут было все применено власть имущими и репрессии предводителей революционного движения, и незаконные обыски у них дома, аресты, тюремные заключения не согласных. Митинги протеста против единороссов, в частности, против президента страны и премьер-министра, ну или наоборот, премьер-министра и президента страны окрасились кровью ни в чем не повинных людей, впрочем, повинных разве только в том, что хотели бы видеть на троне не разрушителей государства, а созидателей... |