Что хочет автор. Литературные конкурсы

Хотя нет, там они конечно были ужасно кислые, но зелёный, а у этого морда вовсе не зелёная. А может там были и красные кислые помидоры, в этом далёком почти забытом Новочеркасске. Да и хрен бы побрал эти помидоры и красные, и зелёные, и просто кислые хотя бы и бесцветные. Всякая ерунда в голове крутится только бы о деле не думать. Так! А вообще - про какое дело нужно думать? Дел нет. Если только с этим судом, но там ведь и без присутствия ответчика всё ясно и без вариантов. Зачем тогда туда ехать? Ведь этот сеньор-помидор заставит отрабатывать в выходной и надо думать в ближайшую субботу! И что? А это ни есть хорошо, в субботу нужно не работать, а отдыхать! Хотя собственно, отчего отдыхать? Отдыхать не от чего, вот только поспать подольше на час-полтора. Это тоже отдых! Отдых, отдых, отдых… от чего отдых? От козлов экспедиторов, которые всё равно хоть раз в день напутают, что и кому везти, да и чёрт с ними. Это игра такая, напутал – сделал лишний круг, по пути поел, к Машке заглянул, ещё что-нибудь. Главное потом всё развёз, компании хорошо и про себя не забыл. А может жена в химчистку пиджак велела завезти, который на прошлое восьмое марта уделал на пьянке у её родителей, где тесть тоже уделался, но почище пиджака и опять орал, что этот голодранец испортил жизнь его любимой девочке. Ну да, где-то так, и кричать на них нет смысла, всё равно сделано будет исходя из их логики, даже если её и нет на первый взгляд. Ну да, тот случай, когда в ТП автомат на наш склад под конец дня каждую пятницу вырубали и где только ключ от замка нашли, сделали наверное. А всё почему? Грузиться на «дальняк» не хотели! Под конец работы ведь, в пятницу, лучше водки выпить в беседке. Так и не нашли кто это придумал. А собственно выпить водки тоже хорошо, сам давно ли пил..? Хотя нет, употреблять не стоит и так всё к чертям летит, не хватало ещё набраться и этой работы лишиться. И так банк квартиру за долги по ипотеке отметает, откуда взялся этот кризис? Ведь всё шло совсем неплохо! Ну да тяжеловато выплачивать две трети от зп, но терпимо же, не смертельно, а что теперь делать? Ехать в суд. Но зачем? Результат от этого не изменится точно. Ёлки! Ясно теперь, всё стало ясно!

А вот тут давно не был. Фонари поставили новые под старину, как будто для газа, мощные такие, с финтифлюшками, литьё. А какое литьё было на Крауне, любо дорого посмотреть! Да, то была машина, салон – велюр, мощь, скорость, а как они смотрели, все вокруг, когда резко так без нудности, на скорости – хлоп и к самому подъезду! Где он сейчас, кто на нём ездит, а может и нет его? Всё понятно, повестка в суд это повод уйти с работы, что бы в субботу выйти на склад, тем более – разрешено выходить на час позже! Значит можно и поспать и не маяться после от скуки, смотреть дурацкий телевизор с фильмами про чужую жизнь, с мудрыми учёными с их ни кому не нужными рассуждениями о космосе, смысле бытия, политике и разной прочей лабуде… Вот теперь всё встало на свои места, уехал, что бы не видеть эту красную рожу сегодня, этих тупых талибов на погрузке, этих лукавых экспедиторов и опять стать свободным человеком хоть на день, в рабочий день. Свободным в рабочий день — вот что важно! А отработка в субботу это даже очень хорошо, очень кстати. Тогда значит, в суд идти не стоит, а стоит пойти к морю в кафешку, выпить хорошо сваренный капучино, съесть что-нибудь вкусное, может шашлык или настоящую пиццу, нет только настоящую, а не эти куски теста с размазанным по ним фаршем из странного мяса! И обязательно в кино! И фильм такой часа на три, и с попкорном, и с кока-колой! Как с сыном ходили! Да с мальчиком моим, но только не вспоминать про него, это больно. Больно уже почти три года, лучше туда, когда он маленьким был и не вспоминать тот ужас от беспомощности, бессилия. Нет, не получится не вспоминать, хотя кто знает, уже столько времени прошло.

Нет, в кино это обязательно, кино это прибежище, кино это убежище, кино это крепость и мощные стены от этого сволочного мира. Это утроба матери, там всегда тепло, всегда уютно и «наши победят» и это наверняка. «Наши» там везде, начиная от кассы и туалетов и до сверхудобных кресел. «Наши» там постарались, постарались на славу! Это же просто цитадель какая-то! Вот только жаль, что очень ненадолго… Но зато это самая настоящая защита. В кино обязательно и не нужен это суд, всё равно толку не будет. А тут опять человек, опять на коне и ещё в субботу не маяться. Как всё удачно придумалось и как-то всё само. Да, сначала кусок жареного мяса побольше с картошкой фри, после чашечку хорошего кофе и в кино. Только есть нужно не спеша, даже медленно, разглядывать посетителей, но не вызывающе, а так как бы сонно, как часть интерьера, оценивать - подходят они к этому залу, стульям, виду из окна. Так разглядывать можно, если не усмехаться, если не смотреть прямо в глаза, а то это вызов, бой, даже если слова не будет сказано. Другой раз так посмотрят, как из гаубицы выстрелят! Так голова и отлетает и настроение убито до конца дня! Нет, в глаза смотреть не будем, смотреть как на стулья, у стульев же нет глаз и они немы. Вот и эти тоже будут немы, будут стульями, столами и дверьми. А кофе буду пить, как наливали во Вьетнаме, в Ханое, Сайгоне. Это высокий, предельно высокий стакан и крепко сваренное кофе, кипяток. Но стакан полный не весь, а на две трети. В оставшееся пространство кидаем лёд, получается очень интересная композиция. С начало кофе жутко крепкий и горячий до обжигания, а потом, постепенно лёд растворяясь снижает температуру и «убивает» крепость, а общая консистенция зависит от того с какой скоростью будешь употреблять напиток. И, конечно же, через соломинку, это важно!

Кофе это всегда хорошо, просто отлично! Господи, бедная Оля, как на неё орал, когда она рассыпала почти весь кофе, индийский кофе, пол кило! В 1989 году, довился за ним в очереди два часа и дали опять же две банки. Как орал, боже! Зачем? С таких моментов всё и началось, сейчас подумать – бред полный. А тогда – страшная потеря! А она расплакалась и не от того, что кричал на неё, а самой кофе жалко было. Ведь кофе это вкусно, кофе это престижно… Сейчас это глупо звучит – престижно в студенческой общаге где негде душ принять и все услуги в конце коридора. А сетки на кроватях так скрепят по ночам, что кажется - войско в латах и кольчугах на рысях в бой идёт. Сколько дверей с туалетов и бытовок ушло под эти сетки! Всё ради половой жизни, запретной в тех местах, запретной и таинственной для многих, но такой сладкой и желанной для всех. Она стала сама себя бить по рукам, да так отчаянно, приговаривая: «…кривые руки, кривые руки! Что я наделала! Прости меня!». Даже опешил сначала в том смысле, что даже и не препирается как обычно! А туш от слёз поплыла и ещё смешалась с краской какой-то, чем веки тогда красили, да ещё руками всё растёрла. В районе глазниц чернота, только белки светятся, а ниже струйки тоже чёрные вперемешку с пудрой и алые приалые губы, сейчас даже проститутки с такими не ходят. Смотрел на неё с её неподдельным отчаяньем, слезами и размалеванной физиономией, Пикассо отдыхает, такая жалкая и никчемная бабёнка и угораздило же на такой жениться! Теперь понятно почему запомнил этот момент, ругались и до и ещё больше после, но тогда в первые пришла мысль, что вообще-то это ты попал и кажется навечно! Хотя зря так думал, вернуть бы сейчас это «Вечно».

Люди-мебель, их совсем мало в кафе, какие-то никакие, даже как фон не идут, как будто их совсем нет, прозрачные или призрачные. Точно – мебель, вот только девчушка с белым бантом, давно бантиков не видел. Она, наверное, дочка кого-то из работников, всё норовит на табуретку перед баром заскочить, а росту не хватает, но упорная. Наверное, осилит. А то что они как мебель, остальные, это даже хорошо, и то что совсем мало тоже хорошо. А ещё хорошо что место есть с видом на море, оно всегда спокойное, даже когда волны метра под два или даже шторм, это нам от того не спокойно, но не ему. Просто это дыхание такое учащённое слегка. Сейчас десять утра, солнце достаточно высоко, но ещё само сонное какое-то, дело к осени, а может уравновешенное опять же от моря или вообще они заодно, в сговоре. Заодно пока, пока нет ветра, он всегда внесёт раздор в любую милую компанию, будь то люди, звери или вот как сейчас море с солнцем. Тогда появятся тучи, заволокут небо вместе со светилом, отправят их в отпуск, чтобы дождём добавить морю и его окрестностям влаги от души или как получится. Вот дней пять назад получилось и ещё как получилось, особенно в районе Луговой! Опять автомобилисты от безысходности пытались изображать из своих «ласточек» катера и пароходы, а некоторые, кто поменьше - даже подводные лодки. Но, кажется, всё обошлось без трагедий и все достигли своих портов, как морские, так и сухопутные корабли. Кофе кончается, кинотеатр тут рядом, идти как раз на одну сигарету.

А можно вообще не спешить, сесть на лавочку, покурить, поглазеть на эту маму с малышом, которая пытается запустить воздушного змея в виде попугая с совиными глазами. Вот она привлекла к этому процессу двух парней. Один просто отошёл в сторону, а второй старательно помогает милой женщине овладеть мастерством воздухоплаванья на верёвочке. Точно старается, от души так! Но у неё получается лучше и теперь она уже в руководстве, а малыш и вовсе убежал в песок играть, наверное, ему наскучили эти регулярные запуски, наверное, это не в первый раз и даже не в третий, вон даже спиной повернулся. А тот первый парень тоже устал быть не у дел и что-то говорит своему товарищу, видимо нужно путь продолжать. Ну вот, теперь всё случилось, второй "забивает" номер мамаши в свой телефон и что-то обещает, а та смущённо и рассеяно кивает в ответ. Парни ушли, девушка закурила и довольная улыбка на губах, тихое торжество. Получилось. Пока получилось. А что тут такого, может малышу папа нужен, а ей опора в жизни, может тоже ипотека гложет. А бывший свалил с другой, которая тоже змея воздушного запускала, но раньше или дорогу с сумками и ребёнком на руках переходила. Вот «напереходила» себе на жизнь, а может и на старость и это тоже неплохо, просто дело статистики. За один переход точно никто не клюнет, а вот если целый год на одном переходе с сумками, да ребёнком вот тогда точно найдётся слабое звено. Главное чтобы детё не так быстро росло, мужики не любят чужих взрослых или больных детей, да, в общем-то, и женщины тоже. Хотя зачем думать о них так уж плохо, может просто верёвка на змее запуталась. Если тебе хреново это не значит, что все вокруг сволочи и мерзавцы, а телефон дала потому, что он мастер по ремонту телевизоров, холодильников, швейных машинок. Хотя нет, не очень сходится. Тогда она должна была взять телефон, а так получается, он должен периодически звонить и уточнять состояние бытовой техники. Боже, а ведь эти мысли от зависти к людям, которые просто познакомились и у них могут быть отношения. Могут быть хорошие добрые отношения с дружбой, с шашлыками, выездом на природу, с походами в кино. Стоп!

Пора уже в кинотеатр, а то размечтался, там-то лучше, там «наши», они уже всё устроили, они ждут, они подготовились. Там в темноте так приятно не думать, слиться с главным героем, стать им, а ещё хорошо когда их много – главных героев. Можно перескакивать от одной души в другую, а главное переживания самые настоящие реальные, но совершенно безопасные… Там же кругом «наши», они вытащат, вытянут, вернут назад! Даже если их не просишь об этом. А вот это печально. Потому, что после нужно ехать домой в квартиру, которой не станет через месяца два и каждую вещицу нужно будет куда-то девать - хоть выкидывать. А так не хочется, за них деньги плачены! А что делать? Конечно, можно по продавать некоторые предметы, но их немного, таких вещей, и много за них не выручишь. И как это делать – старьё продавать? А ещё квартиру нужно снимать. А как это делать? Раньше после общаги снимали у каких-то знакомых или их родственников. А что сейчас? Где-то какие-то объявления видел, в газете что ли? Нет, не надо сейчас думать об этом, вот после фильма, когда будешь дома. Но есть одно «но» и это хорошо, что вспомнилось! После фильма съесть порцию мороженого из пиалы с ежевичным сиропом, если он будет. А если нет, то просто с карамелью, тоже ничего.

Вот эти старые липы после лестницы, они тут совсем давно, наверное от сотворения мира, его так и создали с ними, а ещё с полустёртыми ступенями от моря сюда. Они и в детстве были стёртыми и потом тоже такие же. Кончики их покатые, отшлифованные, гладкие и блестящие как лёд на катке зимой, только серый лёд. Тогда представлялось, что ночью, когда все люди расходятся по квартирам спать, к ступеням сбегались муравьи и скатывались по ним как с горок только летом. Они обязательно всегда были весёлые, жизнерадостные, резвились всю ночь, им не надо было идти домой, родители не кричали в окно, мол, пора кушать, мыть ноги и спать, а то завтра на море не пойдёшь. Вообще муравьи казались самыми свободными и нужными существами на земле. Жили в лесу или в щелях тротуаров, а там везде так интересно, что ни шаг то приключение! А битвы с гусеницами и прочей разной нечестью из насекомых! Просто витязи какие-то без страха и упрёка, защищают наши леса от уничтожения. А какие бесстрашные, как бегают по асфальту, невзирая на этих непомерных великанов людей и их безжалостные повозки машины. И гибнут бедные, но приходят другие, такие же отчаянные и выполняют задание во имя всего муравьиного рода и здоровья Земли, во благо человечества в том числе. Да, так было здорово думать, знать, что есть друзья и они тоже стараются для тебя и если с Колькой или Вовкой поругаешься, то эти маленькие труженики никогда не сделают ничего плохого, не кинут камень, не сломают машинку и на них можно положиться. Вообще муравьи из «наших», из тех почти невидимых существ, которые незаметно обустраивают людскую жизнь, создают защиту и вообще думают о нас, переживают и почти ничего не требуют взамен. Ну, разве что денег на билет и за попкорн… такая малость. Всё так, вот только ступени убрали, заменили новыми, гранитными параллелепипедами почти такими же серыми только темнее, с вызывающе острыми прямыми углами. И начался новый отсчёт времени. Липы, такие высокие тогда, тоже не пощадили, подогнали под это исчисление срезав две трети. А новые упрямые побеги превратили этих когда-то статных красавиц в нелепые зелёные шары. Значит, началась новая эра, и в ней нет места муравьиным катаниям по ночам, по крайней мере, здесь. Да и вообще их не видно. Наверное, выполнили свою миссию в наших краях, и ушли в другие места помогать.

Господи, ну что сегодня такое? Непонятные, глупые мысли с самого утра, воспоминания и тоже какие-то неадекватные, невесёлые. И вообще - зачем вспоминать что-то? Нужно идти в кино, там спокойно, там беззаботно, кстати, с утра билеты должны быть дешевле - тоже выгода. Во всяком случае, так было тогда в далёком детстве и юности. Ну, давай ещё повспоминаем про то, как с парнями и девчонками ходили на утренние сеансы. Хотя, что там вспоминать? Ну, ходили и точно не целовались на задних рядах. А вообще кто это целовался на задних рядах? Вообще есть такие? Вот и новые ступеньки кончились, теперь в кино. Какое хорошее остекление сделали во время реконструкции. Большое круглое здание со смотровой площадкой от второго этажа и всё оно отделано светло-синим или может лучше тёмно-голубым стеклом. Издалека рам почти не видно, и при подходе метров от двухсот синева кажется одним целым, а в сочетании с морем и небом без туч в летний солнечный день смотрится не как творение рук человеческих, а как часть естественного природного интерьера сошедшего на стеклянную завесу стен. Внутри кинотеатра от сплошного во всю стену сине-голубого окна всегда немного сумеречно днём, когда не включено основное освещение, каким бы ярким не было солнце. Но эта сумрачность не вызывает уныния, а создаёт настроение умиротворённости, лёгкого покоя, который обязательно нужен перед погружением в мягкое удобное кресло зрительного зала. И тогда всё происходящее на экране плавно без задержек и раскачек входит в тебя, а может ты входишь в повествование и сам почти становишься частью сюжета. И всё так чудесно и волшебно, вот только достают периодические звонки мобильником, да возгласы личностей желающих даже здесь хотя бы голосом обозначить своё присутствие в нашем мире. Но и это всё ничего, главное за два часа можно прожить ещё одну жизнь и чем реалистичней съемки, тем та экранная жизнь больше становится твоей собственной, кровной. Она наполнит нас адреналином, которого в основном не хватает в наших долгих жизнях, иногда чересчур долгих и до зевоты скучных…

Сеанс окончен, фильму конец, почему-то совсем не хочется мороженого ни с ежевикой, ни с карамелью, надо на выход на улицу и срочно закурить. Сеанс окончен совсем и бесповоротно и сделать с этим ничего нельзя, почти как увольнение с насиженного места. Тоска - прям всё внутри переворачивает, тоска хочет вырваться или хотя бы надо закурить, как будто это её усыпит, успокоит, спрячет в тёмный угол в душе, хотя бы ненадолго, хотя бы до завтра или до вечера. Но сигарета только отвлечет и то ненадолго, сигарета не панацея. Можно было выпить пива бутылку, это поможет, но потом нужно или спать ложиться или продолжать пить, не пуская отрезвление. Постепенное отрезвление без сна в конце концов вызовет ещё большую тоску и вот тогда она уж развернётся! Опять полезут эти воспоминания про далёкие и близки неудачи и потери, будет стыдно от сказанного, от сделанного, а ещё больше от несделанного. Нет - употреблять не стоит. С утра это чувство тоже было, когда проснулся, когда умывался, когда готовил завтрак. Когда налил кофе стало полегче, но ненадолго, до того момента когда выяснилось, что вчера перед сном выкурил последнюю сигарету и теперь ритуал на лоджии с кофе и с сигаретой испорчен напрочь. Хотя напиток с бутербродом из масла, сыра и копчёной индюшатины придал бодрости, но мысль о том, что всё-таки надо ехать на работу на эти убогие склады, опять всё вернула назад. Тоска отступила, ушла совсем, когда из почтового ящика достал повестку в суд. Её вообще-то должны были вручить лично под роспись, но этого не было сделано. О чём суд было ясно сразу, как ясен был результат заседания. С этим результатом смирились уже давно, хоть и до безумия было обидно. Развитие событий ждали отстранённо – сделать было уже нечего нельзя, квартиру банк заберёт за долги по процентам и по процентам на проценты. Но из самого факта заседания суда созрел план с легитимным уходом с работ среди рабочей недели. Только бы не видеть хотя бы день эту красно-кислую рожу заведующего. Наверное, в этом плане иллюстрация посыла психологов о том, что для создания чувства радости нужно использовать всякие источники, даже такие как повестка в суд.

И день обещал быть удачным… до выхода из кино, а дальше планов не было, дальше нужно опять жить как всегда. Минут за тридцать до окончания сеанса это «как всегда» стало возвращаться. Стало вползать тихонько ужаком тревоги, крепнуть с каждой минутой, разворачиваясь, всё внутри заполняя собой и вот перед выходом из зала превратившись в тоску.

Мы тогда приехали из отпуска, были за границей в Европе. Купили тур по столицам и большим городам: Берлин, Прага, Париж другие. Конечно Китай рядом и куда как дешевле, есть Вьетнам, Малайзия, но года за два до этого мы сделали большую глупость – поехали в Таиланд, Бангкок, Патайю, пляжи, острова, джунгли. Крокодилы, тигры, устрицы, бананы, кокосы, прогулки на слонах, парки орхидей, других цветов. Храм лежащего Будды, дворец короля, ухоженность, приветливость и вездесущие улыбки, кажется даже уличные кошки и те улыбались нам, другим тайцам, друг другу. А Уолкинстрит в Потайе! Два километра непрерывного веселья, дружелюбия, радости и беззаботности. И пусть говорят, что это самая порочная улица на земле, каждый видит то, что хочет, это самая свободная улица, улица где не покидает чувство окончательного раскрепощения и братства со всеми на земле. Это улица где можно петь, танцевать, пить пиво, а главное там совсем нет тревоги и этого предательского чувства невыученных уроков на завтра. Завтра на Уолкенстрит не существует, там нет даже сегодня, есть только сейчас, есть только здесь и от того легко. Непонятно как тайцам удалось создать эту атмосферу, но получилось совершенно волшебно, сказочно. И спасибо им за это, спасибо от всех российских менеджеров среднего звена, вечно озабоченных, озадаченных, затурканных, задерганных планами на месяц, отчётами, начальниками отделов, главными инженерами и просто хозяевами контор, фирм и корпораций. На этих двух километрах понимаешь, что и за деньги, при чём за очень небольшие деньги, простая человеческая любовь может быть искренней и неподдельной! Так вот глупость заключается в том, что после красочности Таиланда поездки по юго-восточной Азии становятся бессмысленными и выглядят как повтор, часто плохой повтор, этой замечательной страны. Посещения нужно начинать с Китая, причём с северного Китая, с района Харбина где и климат более походит на наш и архитектура, и природа. Уж на следующий год можно поехать в Шанхай, а после и южнее. Ну дальше уже Вьетнам, Филиппины, Малайзия и только после всего Таиланд с его золотым великолепием дворцов, храмов, со смиренными тружениками слонами, с сиамскими кошками среднерусского окраса, с трансвеститами (не на каждом углу!) и конечно с сумасшедшей сказкой - Уолкенстрит.

Но кто нас учит искусству путешествий? Нас, вырвавшихся из крепких рук партии, комсомола, профсоюзов? Нам бы хоть куда, нам бы только из страны, из России. Только бы зацепиться хоть где, хоть коготком, а там уж будьте спокойны оторвёмся да по полной. Этим сытым бюргерам из Франции, Германии и разных прочих Америк с их презрительными усмешками при виде выпивших русских, с гитарой поющих с пьяным остервенением «Поворот» Макаревича, не понять - что значит выйти на свободу после тысячелетней отсидки целому народу в полторы сотни миллионов. И те, кому посчастливилось быть первыми в этой свободе, веселятся за все сто колен родни назад, за них и от их имени и имеют на это право. Пройдёт ещё лет десять или чуть больше и наши соотечественники тоже станут размеренными в движениях до томности и скучными, как и нынешние европейцы. Снимут бермуды а-ля пожар в джунглях, золотые цепи с палец толщиной и безмолвно сядут попивать пивко глядя в пустоту перед собой, не обращая внимания ни на красоту пейзажей, ни на дым времён над руинами, ни на чужую обыденность.

Таким образом, чтобы в очередной раз не разглядывать те же надоевшие красоты Юго-восточной Азии, было принято решение ехать в Европу, конечно там куда как дороже, но не сидеть же в отпуске в городе с его вечными летними туманами и тайфунами. Накоплений с приличным, но разумным кредитом хватало на две путёвки, да ещё с собой взяли, так, для полноценного путешествия, чтобы не зажиматься и не экономить на мороженом. Дочку поселили у родителей Ольги, чем их порадовали, хоть какое-то разнообразие на пенсии, бабушка наконец-то нашла применение своим материнским инстинктам, совершенно не угасшим со времени ухода из общей семьи последнего из троих детей. Сын же в ту пору уже даже не подросток, а почти молодой человек семнадцати лет от роду, остался на хозяйстве в квартире, вплоть до самостоятельного приготовления пищи. Вообще он в то время был очень даже деловым для своего возраста парнем. Всегда друзья, положительные на наш взгляд друзья, дела о которых сам рассказывал, не скрывая никаких секретов, всё чётко, ясно и понятно для нас. Окружающий мир его интересовал сам по себе без привязки к выгоде, без стремления непременно выделится из общего потока, без желания получить признание окружающих. Он интересовал его как объект пребывания, как среда обитания, как новая интересная книга. Сергей шарил по всем углам действительности как кошка, попавшая в новую квартиру или дом. Нужно всё увидеть, всё оббежать, даже под диваном и шкафом на маленьких ножках, везде протиснуться, всё понюхать, и пометить, прикасаясь мордочкой. Перед самым отъездом на домашний интернет был подключен тариф «Безлимитный», чему сын был рад до небес! Ещё бы - родители уезжают, деньги оставили, да ещё интернет свободно, никто дёргать не будет, гнать спать или ужинать. Собственно на это и была надежда, что мальчик наш на пару недель уйдёт в сеть с головой, не до глупостей, а когда приедем – разберёмся с последствиями. Но это не сработало.

В целом поездка прошла на "ура". Из отрицательных эмоций – один внезапно налетевший ливень, да пара хитрых таксистов. Всё происходило вовремя, без задержек и ожиданий, пищу подавали качественную и вкусную, в номера селили комфортабельные со всем необходимым. Города, в тех местах куда водили и куда попадали сами, выглядели чистыми, ухоженными, вроде открыток. Старинные замки и крепости, как положено, удивляли изысканной помпезностью и роскошью старых времён. Был по пути из Германии праздник одной из общин, с накрытыми длиннющими столами посреди поля, с танцующими на сцене бюргерами в смешных шортах на лямках поверх добрых животиков, с дородными девушками в национальных платьях с пышными декольте. Конечно - море пива, настоящих мясных сосисок и невесть откуда взявшихся наших кириешек. Веселье, тосты, шум, гам – здорово! Компания в группе отдыхающих подобралась подходящая, никто не капризничал, договаривались по вариантам экскурсий легко, не забывали про рестораны и даже дискотеки. Если подводить общий итог одной фразой, то выйдет как в известной рекламе: «Жизнь удалась!».

Из аэропорта нас забрал тесть на стареньком, но крепком Эскудике. Конечно всю дорогу до дома - один сплошной рассказ, состоящий больше не из слитного повествования, а из отдельных фактов и фрагментов, приправленных эмоциями, в основном положительными. Положительными от того, что наконец-то можно продемонстрировать возросший уровень знания и самосознания, от того что теперь уже поставлен большой и жирный крестик в личной тетради достижений, в том смысле, что вот и это тоже сделано. Кроме того тесть сразу получил подарки и сувениры и теперь обязан был выслушивать болтовню о том как выглядит у них то, что есть у нас и чего у нас нету. Конечно, сравнения были не в пользу России и даже очень не в пользу, но не смотря на это мы вернулись и планировали дальше продолжать жить и работать на родине, в своём туманном и ветреном Владивостоке. У подъезда тесть попрощался очень быстро и как-то суетливо, не смотря в глаза, сославшись на какое-то ещё не выполненное задание тёщи. А вот дальше начался новый этап жизни нашей семьи, кошмарный этап. Вернее семьи уже не было, уже не было некоторое время, но узнали мы об этом позже, а осознали совсем уж потом.

На обшарпанном лифте с непременным запахом кошек поднялись к себе на этаж и позвонили в дверь, но нам никто не открывал, хотя за дверьми, сквозь двойную сталь, слышалась музыка, только не сама музыка, а какой-то тяжёлый отчаянный ритм. Подергав рукоятку замка выяснили, что он не заперт и можно спокойно входить. Это было странно, потому что мы считались благополучной семьёй с достатком, и в квартире было что брать, поэтому мы сами и дети с раннего возраста были приучены запирать дверь несмотря не на какие обстоятельства, даже если через пять минут нужно было опять выходить. Это было в крови, в автомате. Мы вошли. Резкий запах ацетона, сигаретного дыма, затхлости, застойности - всё сразу, кувалдой шибануло по ноздрям. На полу валялись окурки, какие-то обрывки бумаг, обувь, части летней одежды, кажется нижнее бельё, ещё что-то не наше, чуждое, разобрать не было возможности от полумрака зашторенных окон. Где-то на кухне горел свет, но точно не от нашей замечательной люстры из расписанной вручную китайской пергаментной бумаги, а какой-то приглушенный матовый, как-то очень издалека, как из под стола. В зале звучала музыка, играл Наутилус Помпилиус - «Скованные одной цепью». И без того мрачная песня в тех обстоятельствах до одури напоминала жуткий похоронный марш. На диване, в креслах, на полу в неестественных позах сидели полуодетые молодые люди, парни и девушки. Хотя это были скорее не люди, а персонажи дьявольской постановки. Такого вообще не бывает по настоящему, это или игра, или притворство, но не явь. Они ничего не делали, они просто сидели в каких-то нелепых позах, и почему-то показалось, что ни у кого из них нет глаз, хотя конечно глаза были, но они не видели, вернее не воспринимали окружающее, как нарисованные, как магнитики на холодильнике. Ближайшая к входу девушка в кресле всем телом грудью навалилась на спинку, светло русые длинные волосы перепутались и разметались словно их небрежно, в спешке приклеили к голове после того как она заняла свою позицию. Спина конвульсировала редкой дрожью - как будто её хозяйка только закончила плакать, а теперь всхлипывала. Так бывает у больших рыб, выловленных и брошенных на траву умирать. Другой персонаж этой безумной картины, парень с голым торсом в зелёных джинсах на диване выглядел как мёртвый или как мраморная статуя в штанах, сходство с ней придавала нездоровая белизна кожи на открытых участках. Казалось - он не дышит, глаза открыты, но не двигались, не моргали, только дёргающийся на сгибе локтя воткнутый в вену шприц показывал присутствие жизни в его теле. Девушка, тоже с голой грудью, как у античной гречанки, прислонилась к нему. И она не двигалась. Удивительно красивое лицо с прямым носиком, большими глазами, светлым лбом и маленьким ртом смотрело куда-то в самый дальний угол возле балкона, будто она давно ждёт что-то важное именно в той точке пространства. Ноги у неё тоже были красивые, длинные и ровные, одетые в синие чулки сеточкой со светлыми шортами поверх них. Ноги были чуть раздвинуты и промеж них, прямо у нас на глазах росло безобразное мокрое пятно, оно живой тенью перебралось на обивку дивана и беззвучно потекло на пол, превращаясь в струйку мочи, но девушку это не обеспокоило, она не знала об этом, она только дышала. Хорошо хоть дышала. В ритм дыханию сосок тёрся о плечо парня, но и этого она тоже, похоже, не знала. Её тут не было, как почти всех остальных присутствующих кроме нас с супругой. Нет, всё же двое стоя двигались, двигались тяжело с трудом, но попадая в ритм музыки как автоматы, как зомби передвигая ноги. Руки-плети медленно, самостоятельно, не зависимо от всего тела болтались по бокам туловищ. Танцующие сталкивались, отходили друг от друга, опять сталкивались и в такие моменты их лица выражали недоумение, наверное эти тоже были далеко, не здесь. Один из них - парень в носках, трусах, мастерке с длинными рукавами и капюшоном, надетым на голову. От этого капюшона в полумраке казалось, что шеи нет, а неестественно большая голова выросла из груди. Лица не было видно, совсем, но если бы оно появилось, то скорее всего на нем не оказалось бы глаз, а может и носа, и губ, а были бы только серые кариозные зубы и узкий морщинистый лоб с чёрными ямами в районе глазниц. Мастерка имела тёмный цвет с разводами, молния наглухо застёгнута до самого подбородка, от которого широкой полосой до низа была испачкана чем-то похожим на засохшую манную кашу. Девушка возле него совершенно тощая, подумалось, как швабра, чёрные сто лет не мытые курчавые волосы средней длины, в сиреневой блузке наполовину расстегнутой снизу, в брюках с невероятно длинной ширинкой сзади. Ширинка расстегнулась до конца, одна её часть отвалилась и болталась, оголив ничем больше не прикрытую отвратительную синеватую ягодицу. Когда она в очередной раз в танце столкнулась с партнёром, её рука развернулась в нашу сторону и показала от запястья до локтевого сгиба тёмный, около сантиметра в ширину, шрам. Шрам неестественно узловатый, с коростой из органического вещества непонятного происхождения.

В целом раньше великолепная, с практически новой обстановкой и после девятимесячного ремонта квартира осталась такой же, только выглядела совершенно запущенной, неопрятной, с непонятными подсохшими и мокрыми пятнами на полу в нескольких местах, с небольшими подтёками на дорогих рифленых обоях и мелким мусором, но по важности в тот момент это занимало едва ли пятое место. Сын невозмутимо сидел в кресле напротив входа в комнату, он казался, совершен обыкновенным, в чистых шортах, в красной футболке со слоном, купленной возле храма лежащего Будды, в Таиланде. Он сидел прямо, со спокойным выражением лица, он даже узнал нас, он понял, что это мы, он был здесь. И даже, кажется, попытался улыбнуться, что-то сказать, сделать, приподняться, но через миг глаза как у остальных стали нарисованными и его тоже не стало, ладонь разжалась, и на пол упал шприц, воткнувшись иглой в дорогой паркет…

И когда это случилось, раздался звук непонятного происхождения, на невероятно высокой ноте, с невозможной вибрацией, с дикой силой не то визг, не то вой или всё вместе! Вернее он не раздался, а возник, материализовался из ниоткуда, его не должно было быть здесь, он был слишком живым, он давил на уши, на глаза, на мозг, слышать его было невыносимо. Звук разметал увиденное, разорвал общее оцепенение, скомкал, уничтожил весь мир до самого основания. Люди не умеют издавать такое, такие звуки, такой силы, на таких нотах могу вырываться только у диких зверей от отчаянья и боли в последний миг жизни. И так захотелось присоединиться к этому крику, прибавить ему ещё своей силы, мощи, с его помощью вышвырнуть всё чужеродное, грязное, отвратительное из квартиры, оборвать происходящее, вынести этих непонятных людей, которым совсем не место в нашей такой положительной жизни. Уже в жизни в прошлом…. Это кричала Ольга, её лицо тогда не выражало ничего, кроме нестерпимой боли волчицы, с которой живьём сдирают шкуру. Она немного присела от натуги, скрестив руки внизу живота, словно защищая своё чрево от окружившей нас грязи. Этот крик был слышимым разделением нашей прошлой просто хорошей жизни на последующее, в том числе и сегодняшнее существование.

Через день мы уже понимали, что наш сын плотно «сидит на игле». Всё от первого раза, до самого непоправимого случилось за время нашей поездки по Европе, а точнее дней за десять. Началось всё с бесед на одном из многочисленных форумов об изменённом сознания, что это даёт и как это замечательно. Дальше – способы достижения, начиная от длительных, нудных медитаций, кончая современными фармакологическими средствами, быстрыми, эффектными и эффективными. Разумеется, верх взяли последние методы. Быстро нашлись доброхоты, обладатели заветных пилюль, а чуть позже и ампул. Процесс познания изменённого сознания шёл семимильными шагами и в итоге пятеро вполне благополучных подростков меньше чем за месяц стали наркоманами, а продавцы зелья получили пять всегда благодарных потребителей. Вот так всё произошло просто, быстро и банально. Недаром же кто-то из великих прошлых времён сказал, что самое большое коварство дьявола заключается в том, что он убедил людей в своём отсутствии. А ведь и правда, верующих в мире совсем немало, но они верят в бога, ходят в церкви, костёлы, ставят, свечки, молятся, поют ему гимны, просят о чём-то. Но про его антипода все как-то позабыли, а он, пользуясь этим, потихоньку творит свои дела, пишет собственную книгу, интересную и весьма забавную книгу. Вообще книг, наверное, две, про одну уже сказано, вторая принадлежит тому перед чьим образом, физическим или мысленными, мы бьём поклоны, вымаливая милости, как будто он фокусник из балагана, который на потеху публики, по её желанию способен из шапки вытащить то кролика, то голубя. После, совершив ритуал с зажиганием свечей или фимиама, тем самым загнав совесть поглубже, садимся в своё роскошное авто, несёмся по улицам матерясь на этих нерасторопных прохожих, из-за которых трафик в городе всё время вялый, не энергичный. Или бросая собственных детей, не подготовив их даже к основному, ни разу не поговорив за последние полгода, кроме банальностей, улетаем резвиться в дальние страны. Понимание приходит позже… если вообще приходит, потому что предусмотрительное подсознание, берегущее нас от стрессов самообвинений и самобичеваний, обязательно найдёт виновного со стороны. Ну, в крайнем случае, жену или мужа, которые в то время когда мы, выбиваясь из последних сил, работаем, неся всё в дом, не соизволили уделить ребёнку хоть чуточку внимания.

Это конечно хорошие, красивые, правильные мысли, но тогда нам было не до них. Тогда нужно было действовать, что-то делать. И мы не сидели, мы перепробовали всё. Там были и врачи наркологи, и модные психологи, и дорогие закрытые клиники, и даже батюшка из церкви по соседству, и парочка народных целителей, куда же без них, ну и лекарства, таблетки, уколы. Сказать, что ничего не выходило нельзя. Были светлые промежутки и даже очень длительные, более полугода, нам удалось закончить школу и поступить на бюджет в университет. Мы даже снова слетали в Европу, только уже всей семьёй, отдых и в этот раз получился чудесный. Опять замки, сосиски, пиво, ухоженность городов и почти полная беззаботность. Мы отчаянно радовались, шутили, шумели, много смеялись, мы пытались наверстать упущенное. Но это был лишь слабый ремейк нашей прошлой славной жизни… На втором курсе у Сергея появилась первая серьёзная привязанность к девушке, которая как у большинства закончилась расставанием, наверное трагедией и, как побочный эффект, очередным срывом, глубоким и страшным, с первым выносом из квартиры дорогих вещей, с недельным исчезновением, страшной худобой и гепатитом. Жена, высокая цветущая сорокалетняя женщина, красивая, ухоженная, всегда подтянутая, с фигурой крепкой и ладной, без грамма целлюлита, не то что бы постарела, а как-то сникла. Пропал игривый блеск в глазах перед отходом ко сну, не стало регулярных посещений бассейна, суеты вокруг записи к косметологам и парикмахерам. Появилась густая седина у корней отрастающих волос, которые уже вовремя не красились, морщинки на лбу и у глаз, стали расплываться формы, а главное со всем этим ей похоже ничего не хотелось делать, не хотелось ей, а нам с дочкой было всё равно. Победила апатия, светлые периоды в жизни сына уже не воспринимались с радостью, как надежда на выздоровление, а были очередным затишьем перед наркотической бурей. Под конец этих затиший становилось всё меньше и были они всё короче, классическая картина развития болезни. Мы поиздержались совсем, у нас появились серьёзные долги, мы продали нашу любимицу – машину и ещё многое. Мы совсем выбились из сил, мы устали. Когда Сергей в очередной раз пропал, мы не стали писать заявление в милицию, мы к тому времени их уже не писали около года, да его и не приняли бы. Они знали, кто наш сын и даже если бы мы настояли на заявлении, то никто бы палец о палец не ударил в его розыске. Через месяц отсутствия было принято решение поменять замки на дверях, мы, наверное, почувствовали, что он больше не вернётся. Это была точка в нашей истории про сына наркомана. Поставлена она была буднично, без истерики, без беготни по психбольницам, по моргам, без расклеивания объявлений на остановках. Просто как-то вечером Ольга сказала, что, скорее всего, нужно поменять замки. И мы стали заниматься каждый своим делом. На следующий день замки были поменяны. Вот и всё. Про Сергея мы не вспоминали совсем, то есть совершенно. Его комната была быстро освобождена и переделана под кабинет, носимые вещи в полном составе, даже первые распашонки, отправились в мусорный контейнер на радость бомжам. Мы не знали, что с ним случилось. То ли умер от передозировки, то ли попал в рабство на таёжные делянки, то ли, как говорят в прессе, потерял память и теперь находится на излечении, а может, был убит в драке с себе подобными за дозу. В глубине души мы надеялись, что он больше не вернётся, что больше не будет никаких излечений, никаких завываний при ломках, ночных и дневных слёз Ольги, не будет страха за собственные вещи, за дочь, которая его возненавидела. Это если честно. Мы хотели простого покоя, уж не до счастья... Кажется, мы даже не хотели знать, помнить, что он вообще жил с нами, даже если речь шла о маленьком резвом розовощёком мальчике. И он не приходил, наверное, последними искрами сознания понимая, что хватит нас мучить своим безнадёжным состоянием, а вернее всего его уже не было в живых. Если кто-то спрашивал про него - мы молчали, возникала неудобная пауза, собеседник терялся и больше никогда не возвращался к этой теме.

Собственно, почему всё это вспомнилось сейчас? Мысли грустные, мысли скучные, зачем они? Такой светлый день, ласковый дружище-ветерок наперегонки с ласточками гоняет по скверам. Люди все дружелюбны, улыбаются некоторые, сходил в кино, выпил хороший кофе и вообще сбежал с работы. Зачем эти мысли, что ж так хреново на душе? Ведь не думал о сыне столько времени, не вспоминал, как проклятое солнце режет по глазам! Свои тёмные очки оставил на складе, совсем с памятью плохо, сопрут же. Хотя - не велика потеря. Надо идти домой, там Ольга, уже пришла с работы. А что ей сказать про суд, про кино, про мысли эти некстати. В это время солнце не должно светить так ярко, прямо лучи ощущаются, они давят, бьют в глаза, попадают в голову и в висках всё стучит от них. В висках стучит от давления, разволновался, про сына вспомнив. А зачем волноваться, умер он уже давно, не придёт.

«Скованные одной цепью» - это песня Наутилуса, кто-то проезжал, и в салоне играла она. Вот почему всё вспомнилось, вспомнилось с самого начала, с того ужасного мига после входа в квартиру, после возвращения из отпуска. Когда-то, сто лет назад, в период разгула «перестройки», во время нашей юности и молодости, она звучала как гимн на ровне с «Мы ждём перемен» Цоя. Некоторые из нас, слушая эту песню, да ещё на полную мощность раздолбанных колонок в общаге, да ещё выставив их в окно, глубокомысленно представляли, что чужими словами говорило своему руководству, маленькому и не только, что вот сейчас мы всё понимаем, что нас уже не обмануть и что мы не согласны быть скованными одной цепью... Понадобилось почти жизнь прожить, чтобы понять - собственно ничего не изменилось, всё осталось по-старому. Только мы уже без направляющей силы вождей связали себя одной цепью, сами. Такими же стройными колоннами самозабвенно, с упоением ходим по офисам, биржам, банкам, пытаясь подзаработать деньжат. Особенно смачно звучат сегодня слова про сброшенных орлов ради бройлерных куриц... А женщины всё так же ищут старость, но найдя её, теперь у них есть больше возможностей скрыть сей факт от окружающих, в первую очередь от себя. Лозунги, раньше развешанные на всех перекрёстках, остались, но изменились, сейчас они - там же, только называются рекламой. Нет, эта песня не про время эпохи власти советов, она вообще про нас хоть прошлых, хоть нынешних, а скорее всего и будущих. В сказанном, нет ни какой новизны мысли, так было всегда и это нормально. Возможно, нормально... Вот только с каждым годом юность кажется какой-то то-ли нелепой, то ли задёшево проданной, но думать об этом хочется ещё меньше чем о потерянной квартире и непутёвом сыне наркомане.

От того, что нашлась причина возникших воспоминаний, на душе полегчало, даже шаг ускорился, вот теперь уже хочется к Ольге, что она там приготовила на ужин? А вот и троллейбус, старый обшарпанный какой-то, как со свалки, аж просел на левый задний край, не развалился бы, инвалид. Внутри кресла из дерматина и конечно порезанные, а на заднем сидении аж лохмотья. Две кассы откуда то возле выходов, интересно, и билеты торчат из прорезей и мелочь советских времён под плексигласовым куполом! Этого не может быть! А на обратной панели кресла нарисован волк из «Ну, погоди!». Двери, как и полагается - с лязгом, стоном и выдохом, закрылись и машина медленно, тяжело, как старая внезапно беременная лошадь, запряжённая в телегу с мешками, приступила к движению. Чувствовалось, что увеличение скорости давалось с трудом и больших успехов достигнуто не будет, но почему-то вдруг на душе прояснилось. Стало немного радостно, спокойно.

Так происходит когда попадаешь к маме, а ещё больше, если это старый дом или квартира где вырос, где прошли детские годы. Мама всегда знает, чем тебя накормить вкусненьким, причём исходя из своей не министерской пенсии очень скромно, но так не подают даже в самом изысканном ресторане. К маме всегда можно уткнуться в колени, прилечь на плечо, она не оставит, поможет. И пока она жива, дай Господи здоровья и долгих лет всем достойным мамам, ты знаешь, что в самой тяжёлой ситуации ты не один, тебе есть куда отступить, переждать, собрать силы. Там у неё в жилье всегда ждёт тебя маленькая уютная партизанская землянка в три наката с огарком свечи и запахом подпрелого дерева, откуда можно делать набеги в наш большой мир. Это хорошее чувство, знать, что хотя бы одно человеческое существо на земле любит тебя без корысти, просто за то, что ты есть на земле, такого как есть, самозабвенно.

Непонятна, принятая в европейской юриспруденции, обвинительная для родителей формулировка: «Всепоглощающая любовь». А вообще она может быть другой? Думаю, у нас в России — нет. Именно всепоглощающая, всепрощающая, самозабвенная, до самого края любовь к рождённому, выкормленному тобой. А иначе это процесс размножения, выведения и выкидывания в окружающую среду человеческих особей, нечто схожее с клонированием, только естественное. И свобода выбора личности тут не причём.

Этот троллейбус неким образом ассоциировался в душе с теми далёкими временами, когда окружающее было проще и понятней, когда оно познавалось и изучалось, когда переехал на обучение в институт из небольшого прибрежного посёлка в и тогда круглые сутки неугомонный, по-доброму неугомонный Владивосток. Сейчас троллейбусы почти не ходят по городу, они мешают всем - и лихим талибам с их гонками на автобусах, и простым автомобильным гражданам из-за своей неспешности, нерасторопности и привязанности к определённому коридору на дороге. Они не могут вихлять и непрестанно перестраиваться из ряда в ряд, они едут только по одной полосе и если попал за него, то уж или идёшь с одной малой скоростью или шустришь сам, пытаясь вклиниться в другой темп. Решение о закрытие троллейбусного движения принято уже давно, кажется, до конца года должны снять провода. Вообще откуда он взялся, да ещё такой древний и допотопный с этим волком, кассами с советской мелочью? Такое ощущение, что машина где-то стояла двадцать лет просто брошенная, забытая, не использованная, как будто только вернулась с маршрута в марте девяностого, даже копейки не выгрузили, а теперь её внезапно решили вернуть, да ещё тогда, когда движение этого вида транспорта закрыто. Абсурд какой-то... Хотя нет, машину перед отправлением помыли, кругом чисто, запах от моющих средств остался тонкий такой, с бананчиком. Но кассы, этот волк..! Хотя едем и едем.

Город со времён молодости этого троллейбуса конечно изменился сильно, особенно центр. Стало чище, опрятнее. Конечно, новые постройки магазинов и торговых центров, в современном легко-воздушном стиле, не совсем гармонируют с тяжеловесностью и помпезностью зданий прошлых времён, но это придаёт свои колорит, динамику. И старое создавалось не одновременно и не всегда по планам, а ведь ужилось. Значит Владивосток не замер в двадцатом веке, не превратился в дряхлеющий музей архитектуры, а живёт, дышит, развивается. Это молодой город и у него всё же есть не провинциальное будущее, кто бы что ни говорил. Население тут и раньше отличалось от других мест страны живостью и неравнодушием. Одевались у нас на порядок лучше, красивей, красочнее, без нудной серости большинства городов европейской России. Часто нарочито и напоказ. Порты, моряки, контрабандные шмотки на барахолках. И вообще - это край переселенцев, зеков, просто авантюристов, почти как Америка. Такая живая генетика, не сонная, не центральной полосы с её вишнёвыми садами. А ещё тут всегда высокое небо, даже когда дождь, когда тайфун. Особенно здорово после ненастья, выжатые дождём тучи разорванные ветрами в бесформенное тряпьё с чистейшей голубизной в прорехах, создают впечатление счастливо пережитого конца света. И чувство простора от моря, нет ощущения замкнутости, ничего не давит с боков, и даже если ты не видишь водную гладь, то она скоро появится, а даже и не появится, то знаешь, что она точно есть.

Когда-то очень давно, в ту эпоху молодости и яркости одна девушка сказала: «Это мой город!». И было понятно, что так оно и есть. «Мой» это, наверное, любовь, наверное, быть частью. Никогда, нигде и ни к чему не испытывал ничего подобного. Интересно почему... А звали её Елена, эту девушку, мы тогда вышли из такого же троллейбуса на верхней остановке возле общежитий, просто поднялись на смотровую площадку, решили прогуляться. А оттуда полгорода как на ладони, основная его часть, историческая. «Это мой город» - от восторга, от восхищения, а ещё больше от молодости. И действительно здорово было! Здорово было всё, практически первые поцелуи, первый секс, неумелый, нелепый, но какая гордость после него. Походы в видеосалоны, пельменные, дискотеки и всё время за руку. Как в детском саду, но, черт возьми, ведь как это было здорово! Все, что было тогда - было ни раз и с другими, но только ни с кем за руку не ходил. Руку подвал, под руку ходил, в обнимку, даже на руках носил и не раз, но только ни разу и ни с кем за руку. Это осталось там, это принадлежало только нам тем двоим, и делать это с другими невозможно, как святотатство. Думаю и она больше ни с кем за руку не ходила. Никто никаких высоких слов не говорил, просто жили вместе, как получалось в общежитии. Но хотелось быть именно вместе, всегда и везде. Встречались на переменах в обусловленном месте, учились на разных потоках, обедали вместе, ждали друг друга после пар. Даже бюджеты как-то сами собой объединились и жёстко отделились от проживавших в комнатах. И конечно была весна и сирень, пропасть сирени, ничего другого тогда из цветов не высаживали, кроме центральных улиц. Нет, с самого начала был февраль, но он уже кончался в тот год быстро и безвозвратно, нам повезло, мы его не заметили. А эти постоянные поиски свободной комнаты на ночь, через знакомых даже в других корпусах. А как поехали на барахолку, потерялись в толчее и купили вещи каждый другому, себе ничего и каждый на все деньги, разные вещи, много вещей. Каждый на все деньги. Когда встретились - радость от подарков, а на что жить - непонятно. Назад — грустные, но довольные. И конечно случилось чудо, оно не могло не случиться! На почти последние пятьдесят копеек по общему согласию купили билет лотереи «Спринт» и выиграли двадцать пять рублей. Кто-то наверху, умилённый нашей искренностью, решил, что умирать с голоду нам ещё рановато.

Троллейбус-инвалид почему-то пошёл не по маршруту на остановку возле дома, а свернул наверх к институтским общежитиям и двигался без остановок, все-таки странно. Выходить не хотелось, раз уж сегодня такой день воспоминаний, то неплохо побывать в тех местах, где развивались отношения с Леной, где столько всего случилось, где всё начиналось. Машина, тяжело, еле-еле выйдя из затяжного подъёма, свернула на последний ровный участок и бодро побежала к остановке на перекур. Конечно и тут многое изменилось, появилась ещё одно высотное общежитие, разные служебные здания института в новом красочном стиле с покрытием, надземный переход, подземный. Конечно, всё стало гораздо удобней - вон и открытый летний стадион с трибунами. Но всё равно, это было то самое место, здесь сто лет назад вместе с нами жило счастье. И это не те мифические «наши», готовые прийти на помощь, а нечто другое. С ним можно было даже поздороваться, потрогать его, оно всегда светилось и грело, оно было мягким, оно как эфир заполняло собой все, где мы находились вместе. Счастье с нами просыпалось, умывалось, завтракало, шло на занятия. А если по необходимости мы расставались, оно магнитной силой снова нас сводило при малейшей возможности. Оно дарило лёгкость, радость, хорошее настроение, оно дарило надежду. Это настоящая фантастика! Полтора года, даже чуть больше, мы были вместе. Не было вслух произнесено каких-то обязательств, но они соблюдались как естественная часть нашей совместной жизни. Полтора года совсем не мало, а в возрасте двадцати лет — практически вечность. И мы на полную катушку использовали её, вечность.

Сейчас, через минуту троллейбус остановится, а на остановке будет стоять Лена в синих джинсах, белой футболке с надписью Tallinn, в серых замшевых кроссовках с загнутым носом. Конечно с неподдельной радостью, с улыбкой, это она ждёт меня, ждёт давно, но я не еду, много лет не еду. Всё как в тот день... Только тогда шёл дождь. И это на верху сопки, да ещё с остервенелым ветром, который капли превращал в водяные пули и они сливались в нечто непрерывно, буквально топя всякого, не оставляя на нём ни миллиметра сухого места. Но Леночка не уходила, долго не уходила, а у нас объявили штормовое предупреждение, «Комету» не выпустили, и пришлось поехать на автобусе. По тем дорогам разбитым и расхлябанным да ещё в ливень на это понадобилось, по-моему, часов пять. Мобильных телефонов не было, ни как не свяжешься. Девушка промокла, замёрзла, расстроилась, видимо обиделась и уехала к родителям в Находку, аж на неделю, в учебное то время! Мы поругались. Сильно. Наше счастье дало сбой, оно не смогло нас соединить в тот день, скорее всего, устало или решило, что хватит с нас для начала, дальше стройте благополучие своими руками. Необыкновенная дымка волшебства вместе с ним тоже куда-то улетучилась, она сделала это незаметно, постепенно, просто её однажды не стало.

Конечно, позже помирились. Потом были учебные будни с занятиями, курсовыми, экзаменами и так далее. И вроде отношения восстановились, вернулась радость, кажется даже надежда. Но всё стало происходить как-то с надрывом, со сложностями, «через тернии к звёздам». Там где раньше расстилалась свободное пространство, теперь появлялись стены. Мы больше не выигрывали в лотерею, как не старались, общественный транспорт уходил за минуту до нашего появления, кладовку, в которой мы потихоньку поселились, с молчаливого согласия коменданта, вдруг передали студенческому совету под фотолабораторию. А когда летом записались на практику на разные предприятия, но в один город, выяснилось, что кто-то напутал и мы попали на одно предприятие, но в разных городах. Образно говоря, та магнетическая сила, раньше стремившаяся объединить нас в нечто общее, теперь поменяла полярность, и совместная жизнь превратилась в постоянную изматывающую борьбу за её продолжение. Потом была сломанная нога во время копки картошки на отцовских плантациях и два месяца сначала в больнице, а после дома на старом диване. Конечно, Елена приезжала, кажется раза три, пыталась ухаживать, помогать маме. Она ей очень нравилась, даже дочкой называла, а вот Ольгу только по имени, может даже Оленькой, но не дочкой. Вернувшись в общежитие, после выздоровления, вместе с долгами по всем предметам получил ощущение отчуждённости со стороны моей девушки. Но самое интересное, что то же самое стал испытывать к ней сам, и в один прекрасный момент мы просто стали чужими людьми. Опять же - без ненужных объяснений, разборок, других волнующих сцен, очень буднично. Нет, ни у кого из нас не появилось тогда других увлечений. Такое ощущение, что те двое, жившие рука об руку со счастьем просто куда-то ушли дальше по старой грунтовой дороге к центру. Они продолжали радоваться каждому совместному дню, восторгаться нашим городом, шутить, балагурить, гулять, держась за ручки. Наверное, они и сейчас ходят где-то в окрестностях общежитий по улице Державина, внимательно слушают друг друга о всякой всячине, рассеяно глядя себе под ноги, откидывая в сторону случайные камешки. Такие парочки есть в каждом студенческом городке, их все видят, о них знают все, только им нет дело до остальных, они живут, и будут жить только своими рассказами, общими мыслями, не обращая внимания на остальных. Потому, что остальных просто нет и быть не может. Как нет времён года, времени суток, нет денег, даже нет солнца и облаков, а то, что есть, создано только для них и им принадлежит, а если случайно встречаются вещи им не нужные, то они вызывают у них удивление и разочарование.

Дальше происходили разные неинтересные события, появлялись другие люди, подруги, продолжалась учёба, и всё слилось в одно монотонное действие, направленное на получение высшего образования, а вернее диплома. Вехами того периода стали пьянки с дискотеками. После, когда встречались с однокурсниками, вспоминали в том смысле, что это было сразу после восьмого марта, ещё была попойка у Паши на втором этаже, а вон те разбежались на той грандиозной дискотеке во время встречи Нового года. Позже появилась Ольга, высокая фигуристая дивчина с умными глазами и решительной походкой. Она как-то быстро взяла дело в свои руки и по быту, и по финансам, даже по учёбе умудрялась положительно решать вопросы. Конечно того налёта безудержной радости, который сопутствовал нашим с Леной отношениям, уже не было, но зато появилась определённость, конкретика. Подкупали вовремя и вкусно приготовленные обеды, выстиранное бельё, выглаженная одежда, даже появилась кошка - маленький серый котёнок Плут, урчащий по вечерам на коленях, а с ним, сначала пришёл домашний уют, как бы случайная беременность и штамп в паспорте.

Троллейбус не рассчитав скорость, резко тормознул, под обшивкой заскрипело, затрещало, опять показалось, что он вот-вот рассыплется на части. Но этого не произошло, зато в салон стали набиваться какие-то говорливые люди с проводами, микрофонами, в конце поставили громоздкую кинокамеру и пару осветительных приборов. Всё стало ясно! Машину подготовили для съёмки кино о временах до девяностых годов прошлого века. Вот и теперь пропало волшебство, не стоит на остановке Лена, не ждёт она никого, а живет где-то в своей Находке с располневшим Серёгой, бывшим собутыльником и аспирантом с первого этажа. Кажется у них тоже двое детей и маленький бизнес по продаже корма для домашних животных и средств от тараканов. Чёрт, опять внутри сжалось, заскребло, словно того Плута засунули за грудину, и он пытается вырваться наружу за свежим воздухом, раскарябал всё сердце в кровь, поганец, и ведь не остановится. А в помощь ему тоска всё сжигает в груди, спиртом разогретым, да по бороздам от когтей. Господи, да как же избавиться от этого, чем можно успокоить боль, рану, чем залечить? Да что же, в конце концов, происходит сегодня? Ведь не ждёт меня Леночка тут, нигде не ждёт и дома тоже не ждут, и постылый ужин мне тот не нужен! Откуда эта Ольга взялась тогда, может всё бы наладилось без неё... ой, как устал, как устал...

Надо срочно закурить. Две сигареты хочется, одну за другой, без перерыва. Руки то как трясутся, пачка бы не помялась, хорошо хоть зажигалка, а не спички, а то б как неделю назад с похмелья переломал их половину. Всё, всё нормально! Вон лавочка, надо сесть и обдумать. Что обдумать то? Нет, лучше скорее домой к телевизору, новости послушать про террористов, про катастрофы, Иран, Мела Гибссона. И поесть, взять поднос, превратиться в овощ и на диван, залезть в этот чёртов «ящик» с головой, с ушами, а потом спать и с утра на работу, а там куча дел и всё станет на свои места. Утром полегчает, бутерброд с копчёной индюшатиной и кофе с сигаретой на балконе, вот и весь рецепт. Главное после побыстрей добраться до работы, а там думать некогда, там нужно трудиться, деньги зарабатывать, семью хоть и маленькую содержать. Вот и выход, вот всё и обдумали... только чёртов котёнок за грудиной об этом не знает, бьётся, скребёт, скребёт. Выпустить бы его, да не получится, до утра точно не получится. Вон внизу часовня, может к батюшке сходить? А что ему сказать? Про квартиру, сына наркомана или про то, что Лена уже не ждёт - глупости это. Он ответит, что надо молиться, каяться, наверное, что бог наш отец и любит нас и не даёт никому непосильной ноши. Крепись, держись, давай, если что забегай, свечку поставь. Слышали это уже где-то, знаем.

А может дочке позвонить в Египет, как у них там дела с этим фараоном её, что-то давно не писала. Второй год ребёнка родить не могут, матери в прошлый раз сказала, что Мустафа этот сильно недоволен, говорит что вторую жену возьмёт если сына не будет в течении года, вроде в шутку. А если нет? Этого ещё не хватало! А если дочка родится, тогда как? Гражданство надо было наше оставлять, вернулась бы. Он хоть и образованный, этот араб, но судя по всему вольницы российской не даёт. Ещё жара круглый год. Конечно кондиционеры в квартире, в магазинах, но всё же - чужой климат. Сидит целый день дома одна, на работу не пускают её, детей нет, чем занимается? А вообще хоть ей повезло, не мучается в нашей действительности. Конечно, там у них с подружками по кафе после трудового дня не походишь, пивко не попьёшь, как наши девчонки на прошлой работе делали. И мужа почитать как царя и бога надо, не поспоришь, как у нас женские половины любят. А с другой стороны, почему бы и не поспорить, даже взбадривает, остроты придаёт. Поддаться в нужный момент можно, а потом сказать, мол, ты же хотела вот пусть, по-твоему, и будет, теперь отвечай сама. Плохо представляю себе как моя дочь, усиленная копия Ольги, решительная, стремительная, язвительная красавица, может стать послушной женой хотя бы и молодого богатого араба! Говорила, что всё по любви.

Странное понятие какое-то «любовь» и слово тоже странное, не конкретное, аморфное. В одном из языков, кажется в одном из наречий Испании, выражения «люблю тебя» и «хочу тебя» звучат одинаково. Действительно, скорее бы ребёнок родился, и занятие нашлось бы ей надолго, да и этот успокоится, а потом через годик и второго, вот и всё нормально, судьба готова, прописана до старости. А что ещё нужно? Достаток есть, вещи всякие, одежда, детям образование будет, это, что ни говори, основа. Кажется, звонить не будем никуда. Вспомнил про дочку, как ей там должно быть несладко и котёнок затих, задремал, пока только задремал. Надо поосторожней, не разбудить его, очень тихо садимся в маршрутку и едем к Ольге. Послушать новости с её работы, городские сплетни, вообще просто послушать, может поговорить о чём-то. Только бы она вернулась уже, приготовила, только бы не пошла к подружке, к родне своей многочисленной. А то опять закопошится в груди, заскребётся и вот тогда уже точно делать будет нечего, тогда в магазин за водкой! И хрен с ним, что завтра ещё хуже станет, сегодня надо дожить...

Устал вдруг как-то, ничего не хочется, и ноги будто ватные стали, в сон клонит. Так и раньше бывало, ещё в институте, когда сессию сдашь или какой-нибудь трудный экзамен с третьего захода. Тогда до общежития не шёл, а брёл, в голове мыслей никаких нет, только звон в ушах слышен и полнейшее спокойствие на грани апатии. Придёшь, чай или кофе выпьешь и, не раздеваясь, на постель, спать. Сон был долгий, часа на четыре, но лёгкий, никаких волнений, никаких образов. Проснёшься и всё прошедшее на сессии, представляется далёким и совершенно несущественным, словно это ни с тобой было, как со стороны смотришь, одним словом — история. Просто тогда всё кончалось, трудное и неприятное, а дальше опять - даль и просторы, каникулы, вечеринки, дискотеки, походы на занятия - почти как в клуб для общения, только с долгими перерывами на прослушивание и запись болтовни лекторов. Да и после института подобное случалось, когда переволнуешься, перенервничаешь, например, когда дочка почти сутки родиться не могла или когда в последней квартире ремонт девять месяцев делали корейцы - вот уж намучились, но всегда в те времена апатия приходила как положительный итог. Как граница во времени, граница в совершении непременно важного и волнующего дела, которому отдавались серьёзные моральные, физические, а то финансовые силы, а дальше был новый этап, нужный этап и конечно интересный. После истории с сыном, вернее ещё в ходе неё, после двух лет борьбы и мучений, апатия стала приходить не как вестник доброго окончания пережитого, а как следствие хронической усталости от всего происходившего. Вдруг наступало полное отсутствие мыслей, более похожее на отупение, движение становились замедленными и автоматическими, и спать также хотелось до одури. Но только сон тот отдыха не давал, а был чем-то сродни забытью с дурными снами и пробуждением, ничего кроме плохих предчувствий на грядущее не сулящим.

Так и сейчас, внутри тягостная, тягучая, чёрная как битумная смола пустота, апатия и безразличие. Кажется даже если вон с того камаза упадёт контейнер - попыток убежать и спастись не буду делать. Но и это состояние всё же лучше, какой никакой отдых от воспоминаний, изматывающей тоски и мыслей о незавидном будущем. Сейчас спуск по ступенькам вдоль фуникулёра. Тогда они тоже исхоженные были, блестящие как в масле. А зимой по ним спускаться — настоящий экстремальный спорт, они под снегом, во льду, точно горки только не для мелких сказочных существ, а для нас — студентов. Пара заканчивалась в корпусе «Б», а потом на черчение или историю партии бегом в нижнее здание. И полетели! Пацаны кричат, матерятся, девчонки верещат, снизу бредущие скользят, крепче за поручни держаться, кто-то падает, сталкиваются, на задах летят. Кутерьма настоящая, весело! Куда делось то чувство беззаботности, лёгкости, где та даль, по которой аж бежать хотелось вперёд, только вперёд, всё время вперёд? Нет, хватит, уже ведь легче стало, отпустило, не стоит думать про всё это, не будем будить котёнка, спит и пусть спит себе. Уж лучше апатия как забвение...

Имя у кота хорошее было — Плут, а по взрослому Плутон. Он у нас долго прожил, лет так десять. Таскался с нами по общежитиям, съёмным квартирам, даже в первой своей пожить успел года полтора, наверное. Серенький такой, игривый, как и вся их порода сам себе на уме, полная независимость, а к старости - с налётом презрения ко всем совместно с ним проживающим. Идёт по квартире после кормёжки хмуро, голова опущена, хвост тоже, на морде серьёзные мысли на тему - где бы упасть для послеобеденного сна. Позовёшь его, а он остановится недовольно, голову подымет, в глазах недоумение - как вообще могли его отвлечь от шествия на покой? Одно «мяу» и с тобой становиться всё ясно, начинаешь понимать свое место в его представлении, незавидное место! Симпатичная животина...

В детстве у нас тоже жил кот с таким же именем, только чёрный с небольшими белыми пятнами на груди и передних лапках. Мы с сестрой нашли его на улице, мокрого, чумазого, с ладошку, чуть больше. Домой принесли, пока не пришли родители, отмыли, как он не сопротивлялся, накормили чем было. Потом пол дня придумывали причину, по которой бы нам разрешили его оставить навсегда. Когда вся семья собралась вечером, сестра вынесла это пушистое чудо и поставила на показ посередине комнаты. Он тут же приступил к поимке собственного малюсенького хвостика, похожего на неестественно вытянутый конус, чем вызвал общий смех. Ну как его выкинешь? Видимо знал как себя правильно подать.

Но жил он у нас не очень долго, что-то около двух лет. К тому времени как мы его со слезами отдали в деревню это уже был матёрый котище, пушистый, с лоснящимся блестящим мехом, лапами с никогда не убирающимися когтями, которые клацали по оргалиту и цеплялись за ковровое покрытие, с длинным хвостом, толщиной с руку и ушами локаторами с маленькими острыми кисточками как у рыси. Соседка, работавшая на ферме по разведению норок, по знакомству приносила комбикорм, которым там кормили зверей, а так как ферма работала исключительно на экспорт, то в корм добавлялись разные полезные препараты, начиная от творога и коньяка и кончая витаминами и кажется, пушновитом, который придавал шерсти особый объём и блеск. Кроме того видимо у Плутона была хорошая генетика со свежей примесью диких камышовых котов. Всё это, в сочетании со всеобщей любовью, вырастило животное в кота именно с большой буквы, как по внешнему виду, так и по характеру. Он не был домашним котиком, кастрированным, как сегодня любят делать, тем самым превращая зверька в аморфную живую подушечки для диванных интерьеров. Нет, это было вольнолюбивое существо, любящее от души закусить, конечно, выспаться, ну и погулять, что называется с размахом. Другие коты, в том числе и подвальные, при его появлении на улице старались заниматься своими делами вне поля зрения Плутона. В противном случае можно было спокойно попасть под взбучку. Причём происходило это, как правило, без всякой подготовительной работы быстро и решительно, без традиционных нытья и завываний, а сразу битва, разноцветный комок из шерсти, разъярённые вопли и поверженный противник рысью покидает поле боя. А наш кот с победоносным видом вылизывает и без того лоснящуюся шерсть. То ли по недоразумению, то ли нарочно, в отместку за столетия притеснений, несколько раз попадало и мелким собакам типа пинчеров и болонок. Ну и, разумеется, святой для каждого кота месяц март просто выпадал из нашей совместной жизни. Это чудовище исчезало в подвалах, как только сходил снег, и его не было видно по нескольку недель. Розыски результатов не давали, скорее всего, он слышал наши призывы, но был занят, а потому оставлял нас наедине со своим желанием вернуть «блудного сына». После конечно Плут возвращался усталый, замученный, но с чувством выполненного долга. В огромных рыжих глазах читалось: «Ну что вы от меня хотите? Ну, вот такой я. Люблю жизнь!».

Ага, вот кажется даже заулыбался, кажется совсем отпустило, Плутон номер один помог, столько лет прошло. Царствие ему небесное, все коты тоже, как и собаки попадают в рай и их там точно больше чем людей. Как плавно идёт маршрутка, толи с ремонта, толи недавно привезена из Кореи. «Газели» во Владивостоке не в чести, народ у нас давно и прочно подсел на импорт, пусть даже подержанный. И никакие пошлины людей не останавливают, просто их б.у. пока ещё лучше отечественных новых и пусть это выглядит непатриотично, но «Лада-калина» ещё долго не заполонит улицы Приморья. В целом бизнес по перепродаже старых машин из Японии всё-таки удалось «убить», но почти каждый работающий гражданин в состоянии для себя родного через аукционы прикупить вполне приличные «колёса», а после, через пару тройку лет продать на добивание менее имущим. И кресла ничего себе, вполне удобные. Чувствуешь себя как в колыбельке, подвешенной к потолку, и мама в дремоте одной рукой раскачивает. Так, качь-качь, качь-качь... Засыпай чадушко моё, спи. Конечно и Плутик тут же рядом тарахтит-мурлычет, один глаз открыт.

И всё это в Спасске, далёком городе первых лет детства. Далёком не по расстоянию, а по времени, времени которое уже стало вечностью, если посмотреть оттуда, с тех первых дней, таких уютных, под защитой матушки. Работая в строительном отряде, совсем взрослым, первый раз после отъезда попал на ту улицу, к нашему дому, где мы жили одни, без отца студента шесть прекрасных лет. И вот тогда доподлинно прочувствовал название фильма «Когда деревья были большими». Тополя, растущие вдоль тротуара стеной, шестилетнему мальчику казались вековыми дубами, сказочно огромными, мощными до незыблемости. Но бодрый стройотрядовец даже не сразу понял, что это именно они и есть, и сильно удивился их корявости, низкорослости и запылённой неприглядности. Не было конечно никакой колыбельки у нас, спал с мамой или, когда приезжал на побывку отец, в простой детской кроватке из железа с решетками по бокам. И Плутончик появился гораздо позже. Просто захотелось хотя бы в воображении поселиться вместе с теми, кто дорог, кому не удалось по большому счёту сделать мне ничего плохого за всю жизнь. Поселить их в той нашей уютной коммунальной комнате с тряпичным зелёным абажуром, жёлтыми полинявшими шторами и большой побеленной кирпичной печкой в углу, пожить с ними совсем немного, только чуть-чуть, пусть даже грудным младенцем. Передохнуть. Хотя нет, ещё осталась Ольга, моя милая Оленька. Те двое уже умерли давно, их нет, а она жива и ждёт дома и всё сложится дальше отлично, просто это такой день, его нужно прожить и забыть, он не может повториться, такое не повторяется... Да, а что если и её тоже поселить в ту комнатку, как соседскую девочку, которую оставили на ночь ушедшие по делам родители? Нет, как-то не вяжется, не получается уюта, как-то вымучено, наиграно... Да и покойники давно те двое, а она жива и уже дома, и ужин точно готов. Всё здорово и отлично, и нет того котёнка за грудиной, ушёл он, убежал и пусть бежит, нет ему возврата... Только бы не вернулся до дома, а там Ольга, вот моё спасение, а не бутылка водки и похмельный синдром поутру!

Что ж так всегда случается, сначала замечательно, тепло, радостно, а потом вдруг — стоп... и жизнь превращается в поход на войну с кучей врагов, с неизвестно откуда появившимися обстоятельствами, с ветром, бурей, безнадёгой... Ведь те первые шесть лет жизни в Спасске до сих пор в сознание как сад в Эдеме с самой красной клубникой, с самыми сочными яблоками, с самой сладкой варёной кукурузой. Нас окружали добрые люди, видимо это были эльфы, они никогда не обманывали, всегда угощали конфетками и почему-то совсем не ругались. А незлобивые животные все были из породы единорогов. Кошки любили играться и никогда не убегали, тёрлись приятной шёрсткой о ноги и замечательно мурлыкали. Собаки не кусались и любили тыкаться прохладным мокрым носом в щёку, это так смешно! Ещё они по ночам охраняли всех нас от врагов и хорошо видимо охраняли, потому что за шесть лет ни один враг так и не показался возле нашего дома. Ближе к утру им на смену приходили петухи, основным занятием которых было постараться, скорее, прогнать скучную ночь и разбудить на работу солнце. Но их, петухов, все очень уважали, ведь они так важно вышагивали и если идти им навстречу, то дорогу никогда не уступали, а непослушных мальчиков и девочек могли клюнуть! Но только непослушных, а в нашем дворе такие не гуляли. Ещё у тёти Маши жила корова со сломанным рогом, а её вообще звали Мамаша, у неё часто появлялись забавные телята с огромными глазами, и она давала много молока. Вечером можно было взять на общей кухне большую железную кружку, пойти посмотреть - как происходит дойка и когда всё заканчивалось, получить свою долю белого густого нектара со сладковатым вкусом. Пить его нужно было так, чтобы на верхней губе непременно оставались усы из молока, и соседский кот Васька слизывал их своим маленьким розовым язычком, пока мама не видит. Шершавый язычок быстро и уморительно скользил по лицу, попадая в нос, глаза, в смеющийся от щекотки рот и даже в уши. И всегда яркое нежное ласковое солнышко, и самое ужасное - когда ноги промочишь, в наказание вечером сырники будут не со сгущёнкой, а со сметаной, или может в книжный не зайдём по пути из детского парка, новой сказки на вечер не почитают.

Но вдруг появился душный автобус, где не давали пить и не выпускали в туалет, а дальше много кричащих людей на вокзале, они куда-то сильно спешили, они казались очень недовольными, ругались, а некоторые даже кричали. Мы тоже торопились, толкались, хотелось есть, спать, но почему-то нужно было потерпеть! И с тех пор «потерпеть» стало постоянным, как символ изгнания из Эдема. Новый детский садик в холодном ветреном посёлке с постоянными туманами на берегу моря оказался без красавицы волшебницы Алёны, которая на веранде могла часами читать сказки или как ребёнок с нами на равных играть в пятнашки. Там были какие-то бесформенные тётки, чьи имена даже не отложились в памяти, всегда недовольные, раздражённые, отдававшие команды голосами чёткими и резкими, как во время военных парадов в Спасске. Ещё пропали книжки перед сном, там не оказалось ни коровы с вечерним парным молоком, ни добряка кота Василия, ни зазнайки петуха с алым гребешком и огненно-рыжими перьями. Зато собаки стали злыми и норовили укусить людей в чёрных одеждах, которых каждый день куда-то водили солдаты с настоящими автоматами. Возможно, это были те самые враги, но об этом ни кто не говорил, говорить вообще стали совсем мало, в основном командовали. А ещё появились угол, иногда с гречкой, ремень и своя комната, в которой приходилось спать одному при закрытой двери, перед этим самостоятельно раздвигать грязно-серый диван, лязгавший пружинами как артиллерийская установка. Почти постоянные упрёки в бестолковости и тупости стали повседневностью, особенно после начала школьных занятий. Двойки, пятёрки, драки, потерянные три рубля, вызовы к доске, поломанный замок на портфеле, родительские собрания, новогодние утренники и мучительные подготовки к ним, и ещё многое, многое, многое вплоть до сегодня. Всё это носит название настоящая большая жизнь.

Но почему нельзя постоянно жить в Эдеме? Ведь кто-то там сейчас есть! Кто-то радуется пушистым одуванчикам, слушает вечерние сказки, утренних петухов, качается на качелях, играет с добрыми животными. Там всегда, во всём забота, доброта и любовь. Такое ощущение, что перед рождением нас заманивают, обещая всё это, только появись на свет, будь добр! И таки дают, но совсем ненадолго. А после, когда мы втянемся, окрепнем, когда возврата уже быть не может, швыряют в непрерывные склоки, зависть, ненависть, суету, холод и промозглость. А дальше, когда повзрослеем, мы забываем о наших тёплых друзьях из первых лет, про сосульку над окном, которая росла всю зиму, а весной стала плакать каждый день после обеда, пока не выплакалась совсем, про деда Колю, ходившего в валенках даже летом и про многое другое, почему-то интересное и удивительное. Но и без всего этого Эдем продолжает жить в нас, как большое, светлое, радостное до восторга, как предчувствие счастья. И мы годы напролёт пытаемся своими руками построить его, но он всегда ускользает, тает как призрак, как та сосулька по весне, хотя отблеск всё же остаётся, он виден за ближайшей сопкой и мы опять мчимся туда, по пути занимаясь бизнесом, создавая семьи, рожая детей, мучаясь, радуясь, восторгаясь. Даже когда искренне любим сами, надеясь на взаимность, когда строим красивые дома, рисуем картины, пишем стихи или музыку. Но сделать это не получается наверное потому, что постоянно воруем или отбираем у других то удобное место в классе или троллейбусе, то бесплатное место в институте, то хорошую работу, а то попав на работу — место коллеги, то уводим любовь у других, забывая о своей собственной, такой близкой и доступной. Мы видим только свой Эдем и прокладываем к нему путь как бульдозеры, не обращая внимания на то, что кругом такие же и хотят они, по большому счёту, того же. Но и они, в конце концов, пересаживаются на тяжёлую технику, которая, сталкиваясь между собой, создаёт бесконечный хаос приправленный грохотом, скрежетом, лязгом и растерзанными телами мощных машин. Наверное, его просто не может быть для одного... И, похоже, мы внутри себя это знаем, но боимся остановиться потому, что надо же чем-то заниматься, надо убить время, которым нас так щедро одарил кто-то. Потому, что когда остановишься — появится возможность осмотреться, придётся думать, вспоминать, почувствовать не только вкус дорогого французского вина или хорошо прожаренного бифштекса из мраморной говядина. А это может быть некстати, да и рядом идущие, воспользовавшись минутной остановкой, могут обмануть, точно обманут. И зачем тогда нам это время? Что делать с ним? Гораздо важнее сражаться, побеждать, в надежде что оно будет не зря потрачено и мы сами будем вправе выставить счёт, а не нам, после того как всё закончится.

Вот и приехали, уже совсем стемнело, звёзды проявились. Почему в книжках пишут, что они перемигиваются? Нет, они сияют всегда равномерно, это мы моргаем, это наш воздух совсем не чист, а они тёплые хоть и далёкие, они самодостаточны, им незачем кому-то слать сигналы, они привыкли быть каждая по себе, они знают многое, они уже видели то, что твориться у нас, на других планетах и они единственные кто понимает, чем тут всё закончится.

Осенние вечера в Приморье до конца октября долгие по теплу. За лето море прогреется, даже несмотря на постоянные туманы и после отдаёт свою ласку окружающему миру понемногу, не пуская на побережье континентальные холода. И потому до полуночи можно ходить по улицам не боясь на утро получить насморк. Всё и все вокруг это тоже понимают и не спешат укладываться спать, люди парами, и тройками, и побольше продолжают дневное броуновское движение, они кучкуются, смеются, пьют пиво, кофе. Поток машин конечно не такой как в рабочее время, но так, чтобы по дороге шла одна или две не бывает часов до двух ночи. В европейской части, с наступлением темноты, все разбегаются, даже в больших городах часам к десяти, точно боясь, что на улицы выпустят стаи свирепых волков, а к двенадцати наступает полнейшее безлюдье. Свет в домах гаснет и приходит унылая темень и здоровый сон. Во Владивостоке же окна квартир светятся как иллюминация чуть не до утра, а кварталы издали походят на авианосцы в ночи. Море всегда давало пропитание и работу, хоть при царе, хоть при советской власти, хоть сейчас. Конечно, на судне совсем не просто и не каждый сможет там долго находиться, но ещё есть порт, склады всякие, базы, дешёвая рыба, кальмар, разные кукумарии. Видимо поэтому тут в душе у жителей присутствует налёт беззаботности, с голоду не умрёшь. Какая мысль! Ведь это главное. С голоду не умрёшь! Не умрёшь. А что кто-то умирать собирается? Да нет же! А всё остальное глупости и вздор начиная от шефа с вечно красной мордой, хоть прикуривай, и кончая этой хреновой квартирой, пусть горит она себе синим пламенем.

И стало совсем радостно, радостно то как стало! Звёзды, теплый ветер, вон таджики в ослепительно белых кроссовках человек пять тусуются, но кроссовки белые у всех почему-то. Смешно выглядит, наверное, это они для общей компенсации так вырядились. Вот она беззаботность наконец-то пришла как ожидаемое, но внезапное опьянение от стакана спирта. Обжигает, но не тоской, а бодростью! Квартиру снимем, работу сменим, жизнь продолжается.

Компания, в которой Ольга работает, в кризисные годы выстояла и сейчас опять пошла в рост, а с ней и доходы работников, ну не всех конечно, но она-то ключевая фигура и её никогда не обижают! Окна только у нас почему-то не светятся, ни одно окно не светится. Неужто в гости пошла по родне своей? Нет, устала она, наверное, прилегла, когда светло ещё было, и уснула, и спит сейчас. Интересно ужин то готов? Да собственно, если нет - сделаю пару бутербродов, как наутро делаем, с индюшатиной копчёной, с маслом, с сыром и чаем, тоже ничего! Главное посидеть, поговорить, послушать, как у них там развивается роман их престарелого шефа с двадцатипятилетней грудастой секретаршей. Очень забавно слушать, как весь офис затаив дыхание наблюдает за этой жизненной коллизией. Девочке льстит внимание состоявшегося состоятельного человека, а у того всё как в первый раз, наверное потому, что в последний или почти в последний. Интересно, а они меж собой называют это любовью? А ещё к ним вчера в обеденный перерыв приходил бродячий художник и сорок минут делал наброски с Ольги, обещал сегодня принести за цену малую портрет. Интересно, почему он выбрал именно её, а не ту молодую дивчину, да и вообще женщины все хотели? Действительно, что-то в ней есть такое сильное, стержень какой-то железобетонный, надёжная она, всю жизнь чувствовал. Таких людей не воспитывают, они рождаются такими. Одно слово — порода!

Лифт был занят и потому Андрей отправился пешком на свой седьмой этаж. Несколько бабушек живущих в доме организовали неформальную группу жителей и постоянно следили за порядком в единственном подъезде девятиэтажки выпуска начала девяностых годов, на излёте советской эпохи. Благодаря им лифт практически постоянно работал, а по необходимости чинился за деньги совсем небольшие, по частной договорённости с мастерами. Вообще тут постоянно, что-то делалось, улучшалось, подкрашивалось, подмазывалось, на что чуть не каждый месяц собиралось рублей по двести, может чуть больше. Но все проживавшие были уверены в целенаправленности потраченных средств и не только полученных от сборов, но и тех которые выделялись из квартирной платы на ремонтные работы дома управляющей компанией. Бабульки стеной стояли за каждую копейку и поэтому можно с уверенностью сказать, что чиновникам от ЖКХ списать на это строение ничего, кроме фактически выполненного, не удалось. В холле первого этажа лежал большой ковёр, на красном фоне орнаментам фантастические завитушки в жёлто-коричневых тонах. Такие изделия были в моде в семидесятых и позже, за подобное в наших уже далёких скудных магазинах устраивались настоящие баталии с победителями и проигравшими, а иногда и с жертвами, не смертельными конечно, хотя кто знает... На подоконниках абсолютно всех этажей красовались настоящие живые цветы в больших пластиковых горшочках одного стиля, и дежурные по этажу, убирались жильцы сами, обязаны были их тщательно поливать в нужное время. Конечно, подобные порядки прижились не сразу, были и недовольные, особенно когда речь заходила о частых собраниях и финансовых изъятиях. Но постепенно все свыклись, тем более, что результаты появились быстро и в лучшую сторону контрастировали с другими домами. В конце концов, ко всеобщему удовольствию, у нас наступил практически совершенный порядок и упорядоченность, даже какой-то домашний уют повсюду. В результате чего инициативные бабушки получили общее доверие, одобрение и полный карт-бланш чуть ли не на все свои начинания.

Андрей не расстроился из-за занятого лифта. С годами наступала телесная грузность и признаки возрастного простатита. Конечно, надо бы было походить в спортивный зал, но всегда находилась причина не делать этого, потому, конечно в зависимости от настроения, пешие походы до квартиры хотя и вызывали лёгкую одышку, но выполнялись с энтузиазмом. А настроение сейчас было хорошее, даже приподнятое. Котёнок за грудиной совсем уснул и лежал где-то там далеко милой пушистой киской, все воспоминания и переживания прошедшего дня, вместе со слепящим солнечным светом, превратились в историю, досадную и не достойную даже обсуждения. Ну, вот просто так бывает иной раз, банальная хандра. Кроме того тёплый, мягкий, обволакивающий сентябрьский вечер, удобное кресло в маршрутке и чистый родной подъезд воскресили таки оптимизм и напомнили, что в жизни есть место радостям хотя и таким не большим, для начала.

По пути наверх встретился мужчина немного странного вида для наших мест. Годов, наверное, около пятидесяти или около того. Рост у него был чуть выше среднего, телосложение коренастое правильное, широкие плечи, конечности пропорциональной длины, кисти рук грубоватые, но ухоженные. Голова круглая, с коротко подстриженными, но не ёжиком, тёмно-русыми волосами, обильно посидевшими на висках. Глаза большие, карие, нос прямой средних размеров и губы тоже средние и совсем не полные, хотя именно полные просились на лицо этого типа. Подбородок и щёки ровно выбриты, но уже со слегка, самую малость, отросшей щетиной, как бы с проявившейся синевой на площади отрастания. Так бывает, когда побреешься перед театром или концертом, потом час добираешься, там ещё толчешься до постановки, смотришь на действие какое-то время и вот уже по приезду домой появляется лёгкая тёрочка, ещё не колючая, но уже ощутимая. Большинство молодых женщин в восторге от такого состояния щетины. Конечно, всё описанное в нём — обыкновенно, но вот одет он был как-то уж подчёркнуто строго, мы так не ходим или нет, ходим, но редко, совсем редко. «Как из похоронного бюро» - подумал Андрей. Хотя скорее - как мафиози из фильма про американскую Коза ностру тридцатых годов. Абсолютно чёрная классическая костюмная пара, идеально белая рубашка и в тон чёрный галстук допустимой ширины. Пиджак был застёгнут на все три пуговицы, его сшили явно по этой фигуре, как и брюки, потому они нигде не топорщились и не обвисали, в магазине так подобрать сложно. Незнакомец видимо служил в показательной части, или долго занимался спортом, может быть просто для себя. Он не сутулился и не выпячивал грудь, двигался свободно, непринуждённо, даже как-то картинно, словно любовался собой. Ещё, лицо его улыбалось, вот именно лицо, а не просто губы, глаза прищурились и искрились, на щеках собрались мимические морщинки радости, наверное, даже уши каким-то загадочным образов задействовались в этом процессе. Улыбка была широченная, с показом чуть ни всех зубов, зубов здоровых и белых. Хотя из неё и источалась искренняя приветливость, но чувствовалась ещё настороженность и готовность ко всякому развитию событий. «Слишком жизнерадостный для типа из похоронного бюро» - это была следующая мысль Андрея, после того как он обогнал странного товарища.

- А вы ещё не на крышу? - спросил тот его в спину. Фраза прозвучала нелепо до неприличия. Неприлично было всё - и то, что его так по-простому окликнули без традиционных для знакомых и не очень людей «здравствуйте», «извините», и сам смысл сказанного, а главное по интонации чувствовалось, что заданный вопрос не бессмыслен для незнакомца и для Андрея тоже. Как будто они ранее уже договорились на эту тему, а сейчас произошло всего лишь дежурное уточнение.

В миг мужчины остановились и стали рассматривать друг друга, изучать. Так могло случиться в лесу с двумя, ну например, оленями-самцами, когда один находясь на своей территории, вдруг с удивлением обнаруживает соперника, который и не собирается скрываться, а лезет на рожон и даже подаёт себя как друга, а может и как брата.

- Да как-то не планировал, - ответил Андрей, секунду помолчал и добавил - Сегодня.

Он интуитивно постарался произнести фразу насмешливо и пренебрежительно, чтобы осадить этого типа с его беззастенчивостью. Кажется, получилось, вот только лишним показалось «Сегодня», как будто это в принципе возможно как идея, но когда-нибудь потом, после того как будут сделаны более важные дела. Да, «Сегодня» оказалось совсем ни к чему. Товарищ в костюме что-то пробурчал в том смысле, что ну ладно, а дальше уже плохо различимое: «Я вас там буду ждать». Андрей сделал вид, что последнее совсем не услышал и бодро, пружинисто побежал по ступенькам к себе на этаж, автоматически копируя у незнакомца выигрышную манеру двигаться. Не то чтобы мафиози из похоронного бюро задел его, мало ли подвыпивших ходит по подъездам, просто вид его и сказанное не были стандартными, тем более для пьяного. От мимолётной встречи остался тревожный налёт какой-то альтернативности. Словно предыдущая жизнь, по крайней мере, в последние несколько лет, была чем-то напоминающим блуждание среди песков и камней, с редкими остановками в случайных оазисах, а тут вдруг, в самый жаркий день, среди раскалённых дюн, за барханом промелькнула настоящая полноводная река, которой и быть то не должно. И не просто промелькнула, а призывной свежестью повеяло от неё. Но никто конечно к воде не пойдёт, во-первых, для этого нужно сменить маршрут, а тут и без того куча проблем, во-вторых, всё-таки окружающие жара и боль привычны, они родные, на них можно сетовать, даже ругаться, в конце концов можно пожалеть себя в них, пожаловаться на судьбину. Ну и в третьих, это может быть банальный мираж, каких немало в округе, незачем тратить время на выяснение. Но чувство альтернативности осталось, как указание на то, что окружающие - это не весь мир, как надежда на возможный, хотя и чудесный переход в другое измерение, как надежда на избавление. Одним словом, несмотря на непродолжительность разговора, образ незнакомца прочно засел в мозгу, почти как у себя дома. Даже искрой в голове пронесся вопрос: «А где его найти, если что, к кому он идёт?». Хотя «если что» осталось непонятным и дальше уже ничего не обсуждалось, так как бодрый подъём на свой этаж закончился. Перед глазами стояла дверь в их квартиру, в ещё их квартиру.

Это было великолепное массивное сооружение сейфового типа на не вскрытие, с выдвижением штырей от замка при закрывании в три стороны. Раму вмонтировали в стены таким образом, чтобы она не просто держала на себе всю остальную конструкцию, а стала их частью навсегда. Ещё за месяц до въезда в квартиру, очень дорогостоящая дверь была установлена и закреплена как контрольно-пропускной пункт на пути в святая святых ячейки общества — жилище. После окончания работ можно было уже поселяться, приобретать всё остальное, накапливать и улучшать благосостояние семьи не боясь, почти не боясь проникновения воров и выноса ценного имущества, вещей, драгоценностей. Физически дверь до конца выполнила свои функции, она и теперь стояла одинокой цитаделью на пути возможных злоумышленников, деньги потратили ни зря. Ключ без лязга, с небольшим приятным шуршанием привычно открыл надёжные засовы со всех трёх сторон и КПП впустил вовнутрь хозяина.

В квартире было темно, но не совсем, шторы остались открытыми с утра и пробивавшийся с улицы свет от других домов и уличных фонарей создавал мягкий тон, подчёркивавший спокойствие и уют, а вместе с ними надёжность и неприступность. Несмотря на слабое освещение, было понятно, что всё тут на своих местах, привычно, как всегда... Андрей не хотел резко будить жену, ведь она просто прилегла уставшая после работы, такое иногда случалось, он двигался медленно, осторожно, почти на цыпочках. Нужно было тихонько присесть на диван возле неё, укрытой настоящим шотландским пледом, слегка провести ладонью по волосам, она в ответ начнёт еле слышно шевелить сначала руками, потом головой, пытаясь глубже залезть в тепло под покрывало. Конечно, там так уютно и покойно. Лет двадцать или даже ещё пятнадцать назад сам бы к ней прилёг и целуя нежно, нежно воскресил бы спящую красавицу ото сна, с продолжением. Но сегодня всё уже не так, всё как-то буднично и размерено, как говорят, без фанатизма, почти по расписанию, и, похоже, устраивает обоих. Но сейчас другое, день такой, котёнок за грудиной уже проснулся, но не скребётся, не рвёт плоть когтями, а мурлычет и вылизывает шёрстку своим шершавым язычком, отчего внутри сладко становится, аж сердце от нежности к Оленьке растаяв стекает, заполнив теплом низ живота, а в голове пульс четко и мерно раздувает вены, горячую кровь гонит...

Но ничего не случится потому, что супруги нет не только в зале на диване, но и в остальных двух комнатах, пустых и вдруг окончательно потемневших до непроглядного сумрака. Включённый свет резко слепит как вспышка от электрической сварки, пять ламп в люстре из богемского хрусталя взрывают мозги на клетки или ещё мельче, чтобы не думать, и не двигаться, и не желать больше ничего никогда. Потому что на обеденном столе, на солидной тяжёлой гобеленовой скатерти зелёно-синих тонов, прямо посередине, демонстративно лежит белый лист бумаги формата А4 весь заполненный невыносимо черными и чёткими буквами, читать которые глазу больно и нет смысла. Буквы чёрные от того, что они не напечатаны на домашнем принтере, а выжжены собственной рукой Ольги, они всё ещё дымятся, даже запах чувствуется, и кое-где видны чуть заметные искорки. Читать нет смысла, так как первые четыре слова: «Прости меня, если сможешь...». Дальше вообще ничего смысла не имеет и не имеет смысла всё ранее случившееся, это была всего лишь насмешка, корявая шутка того кто соблазнил родиться на свет этот белый. Мы просто не знаем этого, мы просто забыли, как нас уговаривали, обещая Эдем. Череда шуток на грани садизма, так детки неразумные, оторвав лапку у жука, смотрят с восхищенным интересом, а то и со смехом, как тот бедный загребает песок, пытаясь вырваться из безнадёги. Глупый, он даже и представить себе не может, что на этом всё не кончится, что будет оторвана ещё одна лапа и так дальше. А когда малолетнему богу наскучит это непритязательное занятие, он просто прихлопнет его и пойдёт есть мороженное, а может и не прихлопнет, а так отпустит инвалидом сражаться за жизнишку свою никчёмную.

Дальше Андрей думать уже не мог или нет, он, конечно, думал, но передать его мысли не представляется возможным, как не может компьютер передать творящееся в нём, при внезапно вышедшем из строя процессоре. Там ещё текут токи, идут действия, но всё фрагментарно, непоследовательно, всё скачет и вывести на монитор результат не получается из-за тотальной нестабильности, искаженности сигнала и мы видим замершую картинку, или слоеную череду картинок или тёмный экран, мы говорим, что машина подвисла.

Он сидел на диване, возле аккуратно сложенного шотландского пледа в большую красно-синею клетку, и смотрел на далёкий огонёк за окном, не пытаясь определить его происхождение, ведь это тоже было неважно. Важен был холод, сильный мороз без ветра, от которого дрожали руки, особенно кисти, ноги и почему-то голова, она аж тряслась, от этого огонёк на улице не просто светил, а выплясывал и метался в левом секторе окна, он двигался так быстро, что след за ним не успевал погаснуть, расписав темноту яркими жёлтыми полосами, которые даже можно было рассматривать, хотя и недолго. Ещё беспокоила грязь в квартире. Вернее не грязь, а какая-то тёмная коричневая жидкость, суспензия, вода, смешанная с глинистой почвой, очень хорошо смешанная, без твердых включений и комочков, почти как молоко, только чуть гуще. Она не замерзала от холода, она была тёплой, парной, её было много и она двигалась, двигалась волнами, согревающими волнами. Они тяжело, угрожающе-грузно перекатывались, лоснясь, поглощали по пути мебель, телевизор, забытый ноутбук, лежащий на журнальном столике, сам столик, разное шмотьё, потом всё появлялось опять уже в нечистотах, грязными струйками стекавшими на пол. На правильных округлых гребнях грязи, по всей поверхности играли лучи, которые распадались на сотни искр, разлетаясь с бусинками брызг при столкновении со стенами. Когда волна приходила, накрывая Андрея с головой, мороз отступал, и дрожь прекращалась, но облегчение не наступало, становилось мерзко от стекающей по лицу жижи, которая заливала глаза, и сморгнуть её не получалось. А ещё она попадала на губы, в нос, принося сладковатый запах разлагающейся плоти и солоноватый вкус пота. В такие моменты к горлу подступала тошнота, но, слава богу, ничего не случалось, так как волна отступала, и снова мышцы тела сковывал мороз. Приступы дрожи и омерзения чередовались равными интервалами, казалось, они боролись за право обладания не только всей квартирой, но и её единственным жильцом. Кто-то очень важный и сильный поставил перед ними эту странную задачу, устроив соревнование с неведомым призом. И они старались на славу, изматывая, окончательно уничтоженную психику Андрея. Но его собственное «Я» ещё не умерло, оно присутствовало в теле, оно ощущало происходящее и хотело комфорта, что естественно, оно лихорадочно искало выход. Оно забыло обо всём, про ушедшую Ольгу, про далёкую, уже чужую дочь, про пропавшего сына наркомана, про Лену, которая так и не дождалась его на остановке, про матушку и их каморку в Эдеме. Оно нестерпимо хотело очиститься и согреться, а после просто выжить. Но сначала согреться и очиститься. И место, где это можно было сделать, существовало, оно всегда в восприятии Андрея жило обособленно от всего их жилища, туда точно не могло попасть всё это. Он встал и, с трудом преодолевая холод, дрожа каждой частичкой своего тела, бредя по колено в волнах грязи, которая всё чаще и требовательней, со злобой, словно живой организм налетала на него, пошёл в ванную комнату. Там небольшое замкнутое пространство, там всегда светло до радости, всегда тепло, там есть горячий змеевик и если не включать вентиляцию, то летом при закрытых дверях можно париться почти как в бане. А ещё там чисто потому, что много проточной воды и она не кончается, она умеет не только смывать, она ещё умеет уносить с собой усталость, разбитость и грязь любого происхождения, уносить отсюда надолго.

Ванную тоже придумали, сделали «наши», она тоже убежище, в сложившейся ситуации - последнее убежище. Белоснежный кафель до потолка того же цвета сиял перламутром, а нежно-розовая ванна и такая же плитка на полу действительно оказались нетронутыми грязью. Приветливо никелированная труба полотенцесушителя грела как всегда, значит - спасение будет, вот только бы отмыться и согреться. Андрей непослушными от дрожи пальцами стал снимать или, лучше сказать, сдирать грязную, липкую от суспензии одежду, она не поддавалась, она скользила, она прилипла к телу, а местами вросла в него, и теперь приходилось ткань вырывать с кусками кожи, причиняя себе ещё и физическую боль. Закончив эту процедуру, измученный, трясясь от холода, он погрузился по шею в приятную тёплую розоватую от цвета ванны воду. Грязь сама, без усилий чудесным образом почти сразу смылась и растворилась в кристально чистой водопроводной воде, что конечно избавило от сладковатых приступов тошноты, но мороз как был, так и остался. Победить его оказалось куда труднее, чем нечистоты, он поселился внутри тела и уже считал себя его полноправным хозяином, тормозя не только движения, но и сознание, вернее его разбитые остатки. Андрей не смог бы определить - сколько потребовалось времени, чтобы кости, состоявшие на тот момент изо льда и не дававшие согреться, мышцам, превратившим их в крепко замороженное мясо, наконец стали оттаивать, медленно, с неохотой принимая свои обычные параметры и свойства. Кожей он ощущал тепло воды, она даже обжигала, но вот дальше дело шло плохо, и совсем не унималась изматывающая дрожь. Когда вода и искусственное тепло всё же сделали своё дело, появилась идея вымыть голову и вообще помыться, но времени на это не было. Андрей уже более уверенными движениями насухо вытер себя, одел чистое бельё, домашние шорты и футболку.

Для решения возникшей задачи конечно понадобилось крепкое кофе и дежурный бутерброд с маслом, сыром и копчёной индюшатиной. Всё это было практически мгновенно приготовлено и, с неописуемым наслаждением, так же быстро съедено. А дальше нужно было разобраться - с чего всё началось? Смысл задумки состоял в поиске, в поимке нехорошего фактора, с которого всё началось, он конечно должен был быть материальным, осязаемым, иметь физическую оболочку. Дело в том, что в квартире годами ничего не менялось, не менялось почти с самого момента въезда, а значит причина не в обстановке, а в чём-то другом, изменчивом, нестабильном. Следовательно, необходимо найти это нечто, а уж потом, раскрутив назад всю цепочку событий вернуть на место утерянное. Просто взять и вычислить ту самую костяшку домино, с которой началось падение всей так долго, тщательно собираемой конструкции! А дальше её нужно будет заменить или выкинуть, может даже наказать. Все увидят, что он понял, в чём причина, разобрался и тогда вернётся к их прежней уютной жизни, где всё на своих местах, где есть, непременно есть смысл во всех действиях и делах, и их обязательно оценят по достоинству окружающие, а главное его дорогая, любимая семья. Она вернётся вся в полном составе, а может даже больше, может дочка приедет с внуком, нет лучше с внучкой, мы сами проживём без этого араба и его денег. Андрей вдруг осознал, что во всём виноват он сам один, что где-то есть его большая страшная ошибка, которую вот прямо сейчас необходимо и можно исправить. Вот только бы найти её, только бы найти. Чувство вины заполнило собой сознание до предела, горели не только уши, но кажется вся верхняя часть тела, включая сердце, бьющееся в темпе галопа. От этого Андрей по переменке то стремился лихорадочно действовать, то впадал в ступор, в кровь, раскусывая губы, бормоча проклятья в свой адрес, покачивая головой из стороны в сторону, словно пытаясь отогнать призрачную дымку, наваждение реальности. Но это конечно не помогало, всё оставалось на своих постылых местах - и чудовищный дымящийся лист с посланием от Ольги, и бездействующий, предательски молчащий телефон, и вся эта квартира, в миг превратившаяся в непомерно огромное, ненужное, холодное как одинокий айсберг в океане помещение. Вот только грязная жижа, глинисто-земляная суспензия тихонько, совсем без звука и других физических проявлений стала исчезать. Она не утекала, не испарялась, а просто начала терять плотность и цветность, как бы проваливалась в другое измерение в каждой точки занимаемого пространства.

Конечно, Андрея этот факт мало беспокоил, он не давал никаких ответов, не открывал никаких возможностей и не избавлял от необходимости срочно действовать, хотя бы, для начала, просто ходить ускоренным шагом по всем комнатам, заглядывать в шкафы, шкатулки, за шторы. Нестерпимый холод, пронизывающая январская стужа тоже пропали, но лихорадочная дрожь пальцев не ушла, казалось, они жили самостоятельно, наотрез отказываясь подчиняться своему владельцу. Трудно было открывать дверцы шифоньеров и тумбочек, других вместилищ для складирования запасов нужных вещей. Но вытаскивать, и раскладывать их уже было проще. Главное - не останавливаться пока ещё можно, что-то исправить, пока Ольга ещё рядом и её можно вернуть. Ей просто необходимо показать тот злосчастный предмет, а он обязательно найдётся, и она всё сразу поймет, она умная, ей тоже хочется вернуть спокойную жизнь с тихими семейными ужинами, с путешествиями по миру, с поездками на шашлыки и многим другим. Весь пол по квартире, диван, столы, кровати через пару часов покрылись стопками и вразброс старыми и совсем неиспользованными, выглаженными, аккуратно сложенными простынями всех цветов, пододеяльниками из разных материалов, полотенцами с гербами городов, акулами, пауками, наволочками, трусами, рубашками, платьями, давно забытыми сувенирами. Ещё там были две не распакованные деревянные коробки кубинских сигар, настоящая ковбойская шляпа, ремни из кожи крокодилов, змеи, морского ската, куча женских туфель в коробках и без, мужская обувь на все случаи жизни и по нескольку пар, норковая шуба на выход и две повседневных дублёнки, мужская и женская. Посуда, компьютерные и виниловые диски, книги, двухлетний букет засохших роз, куртки, шарфы, шапки. Всего было много, если не с избытком, то достаточно, но это нужные, полезные вещи, если постараться, то о каждой из них можно будет вспомнить и рассказать откуда она взялась. Вот, например упаковка женских «неделек» не раскрытая, новая, за неё Ольга, уже беременная сыном, билась в очереди больше часа, дали два комплекта, один остался нетронутым. Или вон та маска Казановы была выиграна на конкурсе в Италии при метании пивных кружек. Да, это полезные и нужные вещи, они свои, такие родные, во всём разложенном было столько смысла, смысла семьи как полной чаши.

Андрей уныло сидел на полу, разглядывал вещи и понимал, что они хорошие и добрые, что ошибка, дьявольский фактор в чём-то другом, но вот в чём - не мог понять. Моментами казалось, что решение найдено, и он обрадованный вскакивал, бежал в какой-то угол квартиры, что-то открывал, переворачивал, но и там ничего не находилось. Котёнок тоски за грудиной уже давно проснулся и, впитав в себя ещё и чувство вины, превратился в свирепого зверя огромных размеров, он совсем не вмещался внутри, огромные когти безжалостно впивались в сердце, лёгкие, диафрагму, остервенело выдирая куски мяса. Ему опять не хватало воздуха, он задыхался и от того становился ещё более страшным, это было уже настоящее чудовище, проедавшее дорогу наружу сквозь живую плоть. В конце концов, Андрей обессилил от проделанного труда и ран нанесённых животным, сел на какую-то кучу вещей и стал плакать.

Ему стало совсем одиноко, одиноко от того, что пришло понимание тщетности попыток отыскать причину таким образом, от того, что сын умер, а если нет то уж лучше бы действительно умер, от того, что Ольга точно не вернётся, от того что эта квартира уже не его, её уже просто нет, она превратилась в фантом, в факт биографии, от того что никогда не будет уютных семейных ужинов, поездок на шашлыки и за границу. Но самое жуткое заключалось в том, что дальше нужно жить, придётся жить. Слёзы сначала просто скользили по нижнему веку, ища выход, но его не было, вернее — их ещё было мало, постепенно, понемногу они скапливали силы, и вот уже по одной теплые капельки с каждого глаза было отправлено вниз на лицо, разведать путь для остальных, которых становилось всё больше и больше. И через минуту щёки, нос, подбородок уже заливались солоновато влагой. Слёзы, как только появляются на свет, начинают жить самостоятельной жизнью, количество их нельзя не увеличить, не уменьшить, они сами определяют, что им и когда делать. Они могут прекратиться через минуту, а могут течь постоянно до часу, изматывая последние силы своих мнимых хозяев. Тоже случилось и у Андрея. Он не собирался, не хотел плакать, но как только те самые две первые капельки предательски вырвались из глаз, уже ничего нельзя было поделать. Слезы, повинуясь ведомой только им программе, стали душить его, непрерывным потоком заливая не только лицо, но и проникая изнутри в нос и горло. В конце концов, он уже не сдерживал себя, рыдая во всё горло, там были и стоны, и причитания, и нестерпимая боль, и дикое отчаяние, там была и мольба к неведомым силам прекратить всё разом или вернуть хоть кусочек прошлой жизни, хотя бы только Ольгу. Уничтоженный, раздавленный, размазанный Андрей, задыхаясь от слез, пытался понять - уже не как восстановить всё, а за что и кто его так до безумия жестоко наказал. А потом вдруг всё оборвалось, внезапно закончилось, и наступила тишина, тишина наступила во всём и в звуках, и в голове, а ещё в сердце. В душу пришёл мёртвый покой. Не в смысле наступила смерть тела, а стало всё равно, даже если бы смерть действительно пришла. Наверное, так бывало у камикадзе, когда они падали живыми бомбами на корабли, только в них был смысл, а тут смысла не было, только тишина и пустота, полный вакуум.

Вакуум не является агрегатным состоянием вещества, это его полное отсутствие, а потому родить он ничего не может, но и существовать долго у него, окружённого физическими телами реального мира, не получается. Точно так же в голове у Андрея сначала появился один атом мысли, он почти неслышно, без претензий летал в полной тишине и черноте, не оформляясь ни в идею, ни тем более в действие. Чуть позже, после того как сознание свыклось с присутствием этой частички, она сначала тихонько, как бы невзначай, а потом всё сильней и настойчивей стала обращать на себя внимание ударами в упругие стенки отделяющие собственное «Я» от окружающего. Равнодушие и окаменелость стали нехотя размягчаться и уходить, постепенно освобождая место тяжёлому интересу, интересу перепившего вчера на корпоративе к невесть откуда взявшейся поутру бутылке холодного пива.

Этим атомом мысли был образ незнакомца, который вечером повстречался на лестнице. Конечно, выглядел он немного странно, но не так, чтобы очень. Человек как человек, за прошедшие сутки таких было сотни и у каждого наверняка, если присмотреться, есть своя особенность. Но вот то, что он пригласил на крышу - явно выделяло его из общего потока. Причём не понятно — выделяло в лучшую или худшую сторону, как-то нейтрально выделяло, никак. Словно он намерено хотел выделиться, заявить о себе, и сделано это было специально перед Андреем, без сомнений! Значит, незнакомец знает что-то важное, может даже спасительное. Ну а при чём тут крыша? Почему сразу не сказать? Может это про сына? Ещё его тут не хватало, да и вряд ли. Если про долг за квартирный кредит, то там тоже всё ясно. Неспешное перебирание возможных вариантов в результате сошлось на нейтральной мысли, что скорее всего дядька видимо был немного выпившим и просто ляпнул первое, что пришло ему в голову при их встречи. Может он к Лидке с девятого этажа шёл, очередной муж, она их меняет чаще, чем другие обувь. Познакомиться решил, а крыша это метафорический образ квартиры Лидии, можно сказать в гости пригласил. «Да уж, до гостей мне сейчас» - подумал Андрей.

Осмысление облика и слов незнакомца вытащили-таки его из забвения, он даже потянулся, зевнул, стал осматривать комнату с разложенными и разбросанными вещами, как будто это было не его рук дело. Слишком уж нелепо выглядели кучи барахла, лежащие на полу почти ровными рядами по всей площади. Андрей встал и пошёл на кухню, сварить настоящего нерастворимого кофе, необходимо было взбодриться, да и подумать не мешало. Идти приходилось очень аккуратно, перешагивая через богатства, стараясь ничего не задеть, не повредить. Сейчас он двигался вполне осмысленно, без хаотичности, спокойно, только изредка покачивая головой от удивления своим ночным действиям, гася по пути за собой свет в комнатах, в коридоре. Руки тоже перестали трястись, можно было спокойно закурить, не боясь подпалить себе бровь или ресницы, всё стало чётко и выверено, как раньше, как всегда. Андрей вернулся в реальность, очнулся, наверное, даже где-то выздоровел, он тяжело, но преодолел и этот этап, уход Ольги из трагедии уже трансформировался в очередной факт истории его не очень удавшейся жизни, которую нужно будет продолжать дальше. Во всяком случае - ему так казалось. Дым первой за несколько часов сигареты казался особенно густым и насыщенным, с ним вернулся вкус, его можно было смаковать, наслаждаться, пробовать не только ртом и носом, но ещё и лёгкими и даже слегка захмелевшей головой.

Закрытое окно не давало сквозняка, синеватое марево заполнило собой всё пространство кухни, и прозрачной стеной стало двигаться в сторону коридора. Этот процесс почему-то заинтересовал Андрея, он выглядел неспешным, правильным, закономерным, безвредным, он не вызывал никаких ассоциаций, просто за ним можно было наблюдать, тратя время, которого вдруг стало много. Оно окончательно перестало казаться богатством, главное ещё оставалось много кофе, сахара, сигарет, пропало желание, а с ним необходимость идти на работу. Оказалось, курить в квартире, не выходя ни в подъезд, ни на лоджию, очень приятно, как привилегия в ресторане, в зале для курящих, вот только пепельницу никто не менял. Конечно, совершённое Ольгой не вписывалось в её стандартное, привычное за два с лишним десятка лет поведение и это конечно придётся обдумать, но чуть позже, как и всё остальное, а сейчас стоило отключить все телефоны, хотя они и без того молчали, расчистить диван от вещей, лечь укрывшись тем самым пледом и хорошенько выспаться. Усталость, как сварливая тётка, только и ждала эту идею, она, несмотря на две чашки крепкого кофе, наполнила веки тяжестью, заставила зевать, спеленала слабостью и разбитостью конечности, прогнала остатки последних мыслей из головы и провалила уже единственного жильца некогда благополучного жилища в тяжёлый, вязкий, без сновидений сон.

Квартира погрузилась во тьму и затихла, постороннему наблюдателю, незнакомому со случившемся, наверняка показалось бы, что тут проводили обыск. Все шкафы и ящики были раскрыты, выдвинуты и опустошены, но аккуратно, ничего в основном не валялось, видимо сыщики в данном случае отличались особой вежливостью и предупредительностью к предполагаемому подследственному. Несмотря на это, стопки носимых вещей и постельного белья ровными рядами разложенные на полу, кровати, столах, подоконниках в темноте выглядели как причудливые надгробные камни на ещё не заросшем полынью кладбище. Тут ещё ощущалось тепло, задор и весёлость молодой опушки старого леса, с её разнотравьем, полевыми цветами, свежими берёзками, светом, щебетом и стрекотанием. Но человеческой волей отданная под прибежище смерти, она уже стала погружаться в уныние и скорбь. Теперь это была не цитадель, защищавшая жильцов от внешнего мира, а удивлённое, растерянное, им изнасилованное, но аккуратно, почти по согласию, жильё.

По прошествии совсем небольшого времени, в нужный для пробуждения на работу момент, сказалась привычка, Андрей без будильника стал просыпаться. Сначала где-то далеко в мозгу возник маленький огонёк безотчётной тревоги, после того как он подрос и окреп, тревога принялась тормошить сознание, а дальше она не ушла, как бывало после пробуждения в обычный день, а наоборот принялась обрастать воспоминаниями о произошедшем за несколько часов до сна. От этого на сердце стало гадостно и тоскливо, словно вчера был корпоратив, где прилично выпили, и теперь невозможно было вспомнить, что говорилось и делалось, но что-то было точно, может быть даже всё...

Вылезать из-под пледа не хотелось, наоборот возникло желание скрутиться в позу эмбриона, спрятаться поглубже, и замереть бездумно в таком положении до скончания дней. Но тут вдруг в мыслях чётко, ярко и очень навязчиво возник образ вчерашнего незнакомца, приглашавшего на крышу. Прямо-таки картинка высветилась, как тот сидит подряд уже несколько часов среди застрявших рваных пакетов и голубиного помёта, сидит с целью поговорить и ним. В последнем почему-то была твёрдая уверенность. Андрей очень медленно, тяжело, грузно начал приподниматься, искусственно затягивая процесс окончательного возвращения к реальности. Сон не очень помог с усталостью, о бодрости не могло быть и речи. В состоянии не лучшем чем с похмелья, он всё же пошёл на кухню за куревом, стараясь не думать, вернее не обдумывать, конец вчерашнего дня. Удавалось это плохо, в голове открытками крутились разные образы, мысли, мысли нездоровые для обычного человека с собственным уютным жильём, счастливой семьёй и молодой любовницей. Так сразу и не скажешь о чём они были, да оно и не важно, важно, что опять всё вокруг померкло, стало бесцветным или выцветшим, ненужным и постылым. Главное бежать дальше уже было некуда, дальше или уходить в запой от тоски, или всё же что-то делать, но обида на кризис, от которого потерял квартиру, на дочь, которая уехала черт, знает, куда и зачем, на Ольгу, оказавшуюся совсем не в формате, да и вообще на окружающую среду, так незаслуженно с ним поступившую, пухлой лапой сжала сердце, останавливая малейший позыв к действию. Однако одно действие всё же назойливо требовало осуществления. Это поход на крышу. И Андрей решил ему поддаться - самый действенный способ избавится от навязчивой идеи. Конечно, никакого незнакомца мафиози там нет и быть не могло, но ведь можно просто взять пачку сигарет, посидеть на свежем воздухе, встретить рассвет, который вскорости собирался осчастливить землю солнцем. К тому же на кухне лежала половина пачки кириешек со вкусом бекона, как будто предусмотрительно недоеденная кем-то неделю назад, ещё в холодильнике стояла полная бутылка Кока-колы. Вот и готов пикник для встречи нового дня, немного необычно, но ведь кто увидит, да и увидит, если, то что с того? Пошарив среди стопок одежды, он нашёл тёмно-серый спортивный костюм со скромной по размеру и смыслу нагрудной надписью на английском языке, одел его, одел белые, почти новые кроссовки, усмехнувшись мысли о том, что стал по одеянию походить на встреченных вчера возле дома узбеков. В небольшой пакет сложил колу, сухарики, пару старых газет для сидения и зачем-то недочитанный прошлогодний журнал «Вокруг света», словно был в состоянии что-то читать воспринимая.

Свет в подъезде горел везде где положено, но в целях экономии использовались лампочки малой мощности, от этого потолок, стены, ступеньки - всё выглядело нечётко, приглушённо, подумалось: «как в землянке у партизан». Жильцы, в большинстве своём, уже проснулись и готовились к трудовым будням, издавая привычные для этого времени суток бытовые звуки. Из-за дверей классом похуже, чем у них, без мёртвой звукоизоляции, были слышны и призывы родителей к детям немедленно собираться в школу, и жужжание кофемолок, и новостные сообщения из телевизора и ещё что-то не подлежащее идентификации. Одним словом - девятиэтажный людской муравейник умывался, ел, брился и практически был готов выплеснуться на работу, в школы, университеты - совершать традиционные, нужные, важные, значимые действия. Но был один человек, который не собирался ничего из этого совершать сегодня, он выпал из общей струи, он стал для них другим, странным, больным, ненужным. Наверное, ему бы даже кто-нибудь помог или хотя бы посочувствовал, если б нашлось время послушать, разобраться. Но времени, конечно, не было, тем более с утра, да и не собирался никто ничего никому рассказывать, ведь главное не только он для них стал чужим, но все они теперь были для него чем-то очень далёким, хотя и ярким местами, как первая поездка на городскую ёлку в детстве. Он, не отдохнувший, не выспавшийся, весь зажатый, ссутулившись, хмуро брёл по подъезду, перебирая губами какие-то слова, не обращая внимания на их значение. Он до крайности медленно, тяжело преодолевал ступеньку за ступенькой, со всей силы зажав во вспотевшей ладони сиротливый пакет с малым содержимым. Наверное, так в своё время тащились преступники на Лысую гору, волоча свой последний груз в последний путь. Андрей, как только прилежно, на все обороты закрыл замок своей замечательной двери, внезапно понял, что он больше сюда никогда не вернётся и что всё кончено, наконец-то всё кончено. Почему-то легче от этой мысли не стало, тем более что не понятно как, каким образом и почему, всё закончится или сейчас, или скоро. Конечно, можно было вызвать лифт, но от него столько много теперь оглушающего шума, да и спешить не хотелось. Когда нога нетвёрдо встала на последнюю ступеньку последнего лестничного марша, Андрей каждой клеточкой тела ощутил страшную усталость, преодолеть которую не представлялось возможным. Он, не сходя с места, не застилая приготовленные газеты сел на пол, достал пакетик кериешек и стал автоматически их жевать, почти не ощущая вкуса, так нравившегося в давние времена. Голова звенела от пустоты, сердце колотилось как перед казнью, влажные руки снова стали трястись мелкой дрожью, взгляд, поймав на противоположной стене красный скол кирпича, наотрез отказывался смещаться хоть на миллиметр, только челюсти, уподобившись механическому устройству, равномерно, не спеша пережёвывали мелко нарезанный сушенный хлеб. Но почему-то всё же была необходимость идти дальше, подниматься на крышу, да и во рту стало совсем сухо, пережёванное не глоталось, забив рот плотной солоноватой массой.

Выйдя наверх, окончательно измученный Андрей ощутил на лице свежий ветер небольшой силы, он оживил его немного, привёл в чувство. Над головой, от одного края горизонта до противоположного, повторяя череду цветов радуги, небо неравномерно менялось с нежно розового до почти чёрного, с несколькими ещё живыми звездочками. Если бы кто-нибудь быстро, в одно движение постарался рассмотреть всё это, ему непременно удалось бы увидеть тот самый знаменитый купол небес, яркий и красочный. Но таковых на крыше не было. Перед глазами стояла затемнённая зелёная сопка с редкими красно-жёлтыми подпалинами осенней листвы, прямо над верхушкой которой фурункулом неспешно созревал восход, обещая живущим погожий день в череде таких же тёплых и мирных. Наконец-то, минут через пять, гнойник рассвета лопнул, брызнув в зрачки нестерпимо яркими лучами нарождавшегося солнца, дополнительно осветившего некоторое количество сизоватых, местами серых облаков в хаотичном порядке, в разных направлениях, разбросанных по небу, будто нарисованные пьяным художником, пытавшемся в стиле сюрреализма изобразить собственную неудовлетворенность.

- Ну, вот вы и пришли, хотя в планах у вас этого не было. Но нет, не было на вчера, я это запомнил хорошо, вы же так сказали сами. У вас действительно были очень важные дела, конечно же, очень важные и немного печальные. Не правда ли? Да, так бывает иной раз, иной раз даже очень часто бывает, до непрерывности, вот как сейчас у вас.

Перед Андреем, в это нельзя было поверить, стоял тот самый незнакомец-мафиози из похоронного бюро, как он его мысленно окрестил. Он так же безупречно выглядел в своём недешевом ладном костюме, улыбаясь во весь рот, казалось, нарочито демонстрируя белые здоровые зубы... все сразу. От этой, не по-русски яростной, улыбки казалось, что зубов было не тридцать два, а значительно больше, может даже и сорок, а может за видимым рядом расположился ещё один, про запас, на всякий случай. У подобных типов такое может быть, у них всегда всё замечательно, всё вовремя и всё есть, они бывают только «на коне» и если спускаются с него, то лишь чтобы осчастливить собой очередную красавицу или поменять коня на более породистого.

«Уж точно не Коровьев по виду» - почему-то вспомнился герой из «Мастера и Маргариты». Потрясённый Андрей почувствовал, как от удивления до придела расширились не только веки, но кажется и зрачки, и глазные яблоки разбухли. Он видел человека, который ожидал его на крыше, наверное, часов десять и это могло значить только то, что он ещё более безумен, чем сам Андрей. Безумен точно, несмотря на идеальный вид, неподдельное дружелюбие, непробиваемую самоуверенность, здоровый цвет лица, улыбку и всё остальное. В противном случае перед ним стоял говорящий мираж или такая же галлюцинация. От этой мысли вдруг стало радостно на душе, внутри как будто отпустило, сердце сразу успокоилось, захотелось вдохнуть полной грудью свежий утренний воздух и даже улыбнуться, разумеется, не так как этот безумец, поспокойней. Незнакомец всё же являлся реальностью из плоти и, судя по внешнему виду, хорошо скроенной плоти. Конечно, он появился внезапно из-за какого-то невысокого строения и не был сразу замечен, но виной тому свет от солнца, вдруг выскользнувшим над городом, но вот вчера всё произошло совершенно буднично, обычная встреча на лестничной клетке.

- Андрей Сергеевич, да нет же, я совсем не приведение, не смотрите вы так на меня, и у вас всё в порядке с головой. Ну, был небольшой срыв ночью, а у кого его не будет в сложившейся ситуации? Я бы, наверное, сошёл с ума. Давайте знакомиться. Как видите, мне ваше имя известно, так сложилось, поймёте чуть позже - почему. Моё же имя здесь, в России по паспорту Алексей Васильевич, - незнакомец говорил быстро, почти скороговоркой, но совсем без насмешки, как-то очень учтиво и, несмотря на самоуверенность, казалось на грани подобострастия, впрочем, не переходя её. Обычно у нас так говорят мелкие служащие хороших бань. - И не шпион я, поверьте мне. Просто работа такая - таскаться по всему миру здесь на Земле и рассказывать нашим клиентам, что они не психи и вообще у них всё в полном порядке, даже в сравнении с, как его, со здешнем Абрамовичем, что ли.

- Послушайте - хриплым голосом начал Андрей - Вы несёте какую-то ерунду. Откуда вам известно моё имя, откуда вы знайте, что было ночью сегодня? - ему внутренне понравился тон незнакомца, с ним так уже давно никто не разговаривал, ну быть может особо учтивая продавщица в соседнем супермаркете и то, наверное, на автомате. Тут же ощущалась истинная заинтересованность, непременное желание расположить собеседника, это давало возможность, позволяло поспорить, показать характер, потребовать чётких и ясных ответов - А может вам Ольга всё про меня рассказала, вы её любовник! - последняя фраза, совершенно неуместная в данном месте и в данной ситуации, озадачила обоих собеседников. Причём Андрея кажется в большей степени, ему даже стало стыдно за сказанное.

- Да нет, нет, что вы! Я даже не знаю её, ни разу не видел в жизни. И о вас узнал только пару дней назад. Вы собрались здесь покурить, сухарики погрызть с кока-колой. Давайте располагайтесь вон там, на досках, а я рядом сяду с вами и всё расскажу, вам сразу станет легче. Только постарайтесь не перебивать меня и главное - поверить. Вам ничего не придётся делать, мне от вас ничего не надо, ни денег, ни чего-либо другого. Я могу только объяснить ситуацию и всё, поможет это или нет - не знаю, но в любом случае, я уйду и мы никогда больше не встретимся - Алексей Васильевич, как он представился, теперь старался говорить, хотя так же учтиво, но уже без подобострастия, как-то вкрадчиво, пытаясь убедить собеседника. Так в детстве матушка убеждала Андрея в необходимости каждый день чистить зубы или каждую неделю гладить брюки.

Пока они препирались и рассаживались на старых, серых от времени досках, кем-то брошенных на крыше, солнце поднялось достаточно высоко и стало ощутимо пригревать, окончательно отправляя ночную прохладу на покой до следующего вечера. Теперь оно светило в затылок, приятно припекая головы обоим взрослым мужчинам, которые как сорванцы из переходного возраста, гордые собой, устроили разбирательство на крыше доминирующей постройки. Но этот факт совершенно не забавлял их, даже напротив - они были предельно серьёзны, и каждый намеревался во чтобы то ни стало расставить свои точки над своими «i». Первый видимо имел такое задание, и скорее всего получал за это приличную заработную плату, а второму ничего не оставалось делать, как оборонять последние укрепления собственного «я».

- Ну, вы готовы слушать, уселись? А как же сухарики, давайте, не стесняйтесь. Не обращайте внимания на меня, я не голоден и вообще всё нормально, - незнакомец поёрзал задом по доскам, как бы готовясь к долгому разговору и проверяя насколько прочна опора, хватит ли её на продолжительное время.

- Я не хочу никаких сухарей, - Андрей, уже войдя в предложенный Алексеем Васильевич образ главного из них двоих, стал понемногу раздражаться. - По моему, вы собирались мне что-то рассказать, от чего мне станет легче и что возможно поможет. Давайте, я слушаю.

Незнакомец-мафиози почему-то внезапно стал хмурым или, может быть, так он выражал свою серьёзность, с которой относился к происходящему. Его взгляд остановился внизу между слегка вытянутыми классического стиля явно не дешёвыми туфлями, идеально начищенными чёрным кремом, но всё же уже немного запылёнными. Какое-то время он молчал, не обращая внимания на Андрея, который почти с вызовом смотрел ему в лицо. Но это молчание не являлось театральной паузой, оно лишь указывало, что тот обдумывает предстоящий разговор, наверное - с чего начать.

- Да, каждый раз тяжело начинать, вернее сказать - непонятно как начинать, с чего. Вы знаете, меня не всегда дослушивают до конца, пару раз сдавали в полицию, как мошенника, просто выгоняли, а один раз, это происходило в Гвинее, даже лицо побили, у вас говорят: «рыло начистили». А ведь могли и убить, они форменные дикари, ну знаете, не в смысле в душе, а именно настоящие дикари с копьями, луками. Правда, теперь уже почти все в шортах. Еле ноги унёс, там где-то на спине шрам остался, не очень большой, правда, - теперь уже Алексей Васильевич заглядывал в лицо собеседнику, казалось он, с одной стороны, искал сочувствие в его совсем не лёгкой работе, с другой, как бы задавал вопрос: «с чего же всё-таки начать сегодня?»

- Вы что, мысли читать умеете?

- Ну, конечно же - нет, хотя мне иногда так говорят. Близкие люди говорят, а их осталось так мало... - в глазах мафиози появился налёт грусти совершенно несовместимый с его внешним видом, хотя впрочем он почти сразу пропал и уже оживлённо, в своей непринуждённой манере тот продолжил. - Вы же по основной профессия инженер? Ну, да. Значит, математику знаете или хотя бы изучали, а там есть такой раздел, точно не помню, как называется, что-то со словом «статистика». Наверное, помните, или забыли? Ну не важно. Короче говоря, вокруг много повторяющихся фактов и если долго живёшь, если очень, очень долго живёшь, то появление некоторых фактов совсем не трудно предсказать. Как не трудно предсказать, о чём думает человек в те или иные моменты жизни. Если вас поведут расстреливать, вы же не будете вспоминать о вкусе йогурта, съеденного три дня назад, у вас будут вполне определённые мысли. Ну, вот и сейчас - то же самое. Я так подробно вам всё объясняю для того, чтобы вы перестали меня бояться. Нет, я знаю, что вы смелый человек, я говорю про другой, внутренний страх. Страх непонятного, непривычного, это нормально, не беспокойтесь. Если будете бояться, то мои будущие слова вам совершенно не помогут, вы просто не поверите ничему, а я привык хорошо делать свою работу. Мне внутренне, для себя важно оказать помощь вам сегодня. Дать выбор и постараться сделать так, чтобы он был осознанным, а не так, в припадке истерики. Хоть этого и нет в моём контракте. Я из старой формации, из первых, нас осталось совсем мало. Тогда нас не только натаскивали, нас обучали по-настоящему. А молодых этих я за последнее время насмотрелся, прочтут заучено, как стихи. Знаете, как бывает, бизнес пошёл, деньги хорошие платят, ну вот и включили конвейер, а раньше мы были штучной подготовки, с нами такие спецы работали! Впрочем, всё как у вас, всё как у вас, а иначе и быть не могло, везде всё одинаково.

Почему-то солнце сегодня, казалось, двигалось в ускоренном темпе, припекать стало уже левое ухо, ветер совсем стих, нагревшуюся поверхность крыши облюбовали хищные стрекозы с глазами иллюминаторами, они, перебирая своими ажурными прозрачными крыльями, то перемещались в дрожащем мареве тёплого воздуха то внезапно все сразу рассаживались на короткий отдых.

Андрей сидел совершенно озадаченный происходящим, он вообще не то, чтобы не понимал слова незнакомца, слова-то как раз понятны были все, но вот фразы и предложения, из них сложенные казались полным абсурдом, как будто с ним сидел учёный микробиолог или математик, и пытался на простом русском языке пояснить суть и значение своих последних разработок. От этого он временно превратился в человека-стула, в бессловесную мебель, от которого ничего не зависело и потому был готов ко всему, даже к тому, что его перенесут и поставят в чужую квартиру или другое помещение, при этом повинуясь инстинктам предмета интерьера, совершенно не стал бы сопротивляться или возражать. Одно было ясно — его действительно хотят расположить к себе и после того раскрыть какую-то, видимо невероятную тайну. Наверное, это очень значимая тайна и она будет ему казаться странной как минимум. Но что это может быть - непонятно, вроде всё что могло произойти плохого, уже случилось, оставалось, судя по всему, хорошее. Например, многомиллионное наследство в Европе, а лучше в Таиланде, только в долларовом исчислении, хотя это не для крыши разговор, значит - нет. Однако, происходящее постепенно отвлекало Андрея от его личной ситуации, и он это мысленно отметил: «всё-таки интерес - великая сила».

- А знаете что! - вдруг обрадовано проговорил Алексей Васильевич. – давайте, вы будете мне вопросы задавать, а я стану отвечать на них. Такой способ у нас называю «приобщение собеседника». Вообще способов много, хотите, я все перечислю, поясню их суть? Со временем у нас с вами пока всё неплохо, так что я готов, давайте.

- Да нет, спасибо. Вы ещё что-то собирались сказать, - Андрей совершенно не собирался заниматься изучением всевозможных методик по характеру, как он догадывался, схожих с сетевым маркетингом. – Ну хорошо, не буду. Рассказывать мне, конечно, есть что, но вот как мы договорились, давайте лучше начнём с ваших вопросов, а там видно будет, куда всё это выведет. Теперь слушаю вас я, - кажется, мафиози немного обиделся обидой профессионала, решившего раскрыть секреты мастерства, но не нашедшего в собеседнике благодарного слушателя. Что опять же, никак не вязалось с его безупречной фигурой успешного мачо. – Давайте, начинайте. Первое что в голову придёт.

- А что вы делали в Гвинее, - заданный вопрос обескуражил Андрея ещё больше, чем вырвавшаяся фраза про любовника Ольги. Но Алексей Васильевич в этот раз совершенно не озадачился и с энтузиазмом приступил к повествованию.

- Это совершенно замечательная в своём роде история, по итогу даже забавная. Дело в том, что по роду своей деятельности нам приходится разъезжать по всему миру, - он рассказывал оживлённо, с нескрываемой радостью, словно поговорить — было его давнишним желанием, почти на уровне мечты.

- А значит много возни с оформление документов, визы, разрешения и всё такое. Это, как правило, отнимает львиную долю времени из всей работы, а очередь не ждёт, понимайте. Существуют страны, куда весьма сложно попасть из-за властителей и порядков ими установленных. Вот, к примеру, ещё лет так двадцать пять назад, к вам в Россию нельзя было просто так приехать. Приходилось хитрить, покупать туристические путёвки, договариваться, разумеется, за отдельные деньги или по знакомству, о включении в какие-нибудь научные или спортивные группы и всё такое. Но ещё есть другие государства, туда относительно просто попасть, а вот дальше уже начинаются совершенно другие дела. Чтобы вождь племени, а его ещё нужно найти и помощников нет, кроме денег, а это не всегда срабатывает, хотя бы выслушал меня, я должен выглядеть соответственно. То-есть ни в каком ни костюме, а в набедренной повязке, шортах, подстриженный соответственно по их моде и всё такое прочее. Но и это тоже возможно сделать, но вот что действительно сложно, так это придумать, откуда ты вообще взялся там. Дело в том, что их очень мало в их экваториальных лесах, мало до такой степени, что они знают друг друга в лицо или, по крайней мере, кто-то из ближайшего окружения знает. А других, в смысле незнакомцев, они воспринимают плохо, по-моему, вплоть до убийств, чего я, разумеется, планировать для себя не мог. Ну ещё к этому прибавьте мой совсем не пигмейский рост, ширину плеч, цвет кожи и всё такое - дальше следовал продолжительный по времени и совершенно не интересный вначале по содержанию рассказ о том как всё там устраивалось, как совершенно не получалось, а появляться и говорить с нужным человеком по условиям контракта всегда необходимо в определённый день. Как он придумал образ бога, который прилетел на вертолёте, как ему сначала поверили, а после стали подозревать в не божественности, проверять способности. Ну, короче - он выполнил своё задание, поплатившись за это несколькими зубами и шрамом на спине. Ещё там было много описаний по поводу самих джунглей, животных их населяющих, быта и обычаев самих дикарей, погоды, невыносимых насекомых и ещё чего-то другого. По ходу повествования выяснилось, что сам Алексей Васильевич в совершенстве разговаривает практически на всех основных языках планеты Земля, а если будет необходимость, то способен любой другой язык изучить не более чем за один месяц. А вообще рассказчик он был скверный, постоянно скакал с одного на второе, после чего отвлекался на вещи не связанные с общей темой, опять возвращался к основному контексту, и так непрерывно.

Казалось - лучше бы он просто перечислил последовательность фактов, не вдаваясь ни в их интерпретацию, ни в любые описания. Одним словом, слушать его было очень тяжело, приходилось постоянно напрягаться, мысленно возвращаясь к ранее сказанному и вообще, приходилось думать, даже в какой-то мере - становиться соучастником истории. Но, как ни странно, ко второй части зевать не хотелось, ему удалось-таки для начала пробудить интерес к себе, к повествованию, к теме в целом. И Андрей под конец даже стал понемногу сам комментировать сказанное, пытаться давать оценку интересным фактам, отчего незнакомец особенно сильно оживлялся. В такие минуты он даже немного отрывал себя от досок, устланных газетами, гладил по плечу собеседника, сжимал ему руку, говоря то: «Вот видите, я же был прав», или что-то в том духе, что теперь ему это понятно. Но вот список событий той давней командировки Алексея Васильевича, наконец, был закрыт непродолжительной историей про рану, начавшую кровоточить сквозь рубашку на спине, в центре аэропорта в момент регистрации билета. Дальше наступил момент задавать следующий вопрос, и тут стоило подготовиться основательно, чтобы не прослушать очередную историю про, конечно же, интересную жизнь Алексея Васильевича, но совершенно не связанную с проблемами самого Андрея.

К тому моменту время уже было точно больше одиннадцати утра, и потихонечку стал давать о себе знать голод. Разумеется, солёные сухарики не бог весть, какая пища, но в сочетании с колой они очень даже пошли в дело. Оба собеседника по очереди то запускали руку в пакетик, то, не брезгуя друг другом, прикладывались к бутылке.

Верхний ветер унёс ночные обрывки облаков, и небо, от края до края, стало совершенно чистым и сияло призывно лазоревым цветом. Стрекозы ещё часа полтора назад снялись и улетели всей колонией как-то внезапно, в один миг, им на смену появились толстые, откормившиеся за лето голуби. Они расселись рядком на противоположном парапете крыши и принялись урчать и ворковать, делясь последними новостями, перебирая клювами оперение. В целом Андрей совершенно успокоился, куда-то ушла тоска, и пропало ощущение висельника. Просто о случившемся вчера, о безысходность и безнадёжности не хотелось думать, всё это опять было перенесено на другое, более отдалённое время. Конечно, он не возлагал больших надежд на этот, ставший с некоторых пор почти дружеским, разговор, но некоторые ответы, судя по всему, тут можно было получить. Докончив еду и напиток, собеседники достали курительные принадлежности, каждый свою. У Андрея это были обычные сигареты известного западного бренда, изготавливаемые в России, а вот Алексей Васильевич стал набивать табаком, тоже известной марки, бережно, тремя пальцами вынимая его из заводской упаковки, маленькую деревянную фигурно изогнутую трубку тёмно-вишнёвого, почти коричневого цвета. Она, в своей идеально выверенной форме, выглядела весьма элегантно, особый шик ей придавал небольшой мундштук, видимо выполненный из слоновой кости самого светлого, почти белого тона. Конечно, и эта вещица стоила хороших денег, как отметил про себя Андрей. Курили молча, наслаждаясь дымом, хорошей погодой и чудесным видом на окрестности в районе Второй речки города Владивостока. Возможно, лет двести назад, в этих же местах, так же как и они, только чуть дальше к вершине сопки, сидели двое удэгейцев или корейцев, потягивая душистый табак, разглядывая ещё нетронутую российским топором прибрежную тайгу, не такую дремучую как в отрогах Сихотэ-Алиня, но всё же такую же буйную и непричёсанную, особенно когда наступает середина нашей тёплой благодатной осени.

- Знаете, я за всё время своей работы ни разу не встречался с клиентами повторно, - начал сам, не дожидаясь вопроса от Андрея Алексей Васильевич, при этом выбивая трубку, почему-то о каблук. - но меня всегда мучил вопрос - как они себя ощущали тут, живя столько лет и как оценивали происходившее с ними по окончанию всего этого? Задавать при первой встрече его бессмысленно, а дальше мне неизвестна судьба ни одного из них. Но вот совершенно случайно, во время очередного отпуска я зашёл в школу, которая меня готовила много, много лет назад, конечно по их просьбе, для встречи с только что поступившими абитуриентами, традиция такая. И вот, после моего выступления, ко мне подошёл один из гостей, его сын начинал учёбу в то время. Мы разговорились, и выяснилось, что он как раз и был моим клиентом в давние времена. После некоторого общего смущения я всё же задал вопрос - как ему понравилось тут и понравилось ли вообще? И вы знаете, каков последовал ответ? Я даже не мог представить такого, за многие годы сильно привыкаешь к обстановке, перестаёшь замечать несуразности, глупость, жестокость, всё остальное. Он сказал всего лишь одно слово, в переводе на русский это слово: «чудовищно», - сейчас в глазах Алексея Васильевича стояла неизбывная печаль человека, потерявшего надежду... Он даже немного осунулся, на лбу и возле глаз предательски проявились морщинки, неестественно лучезарная улыбка прошла, как проходит синяк от случайного ушиба, медленно постепенно, даже нехотя. Теперь, наконец-то, перед Андреем сидел совершенно нормальный российский мужик, только в хорошем и не по зарплате дорогом одеянии, другого слова и не придумаешь, - а ведь это мы, такие все приличные там. Тут порой такое твориться, даже если войны нет, - и после уместной, но очень тягостной паузы, приглушённым, без оживления голосом, почти равнодушно попросил, - Задавайте свой следующий вопрос. Думаю, пора переходить к основной теме нашей встречи.

- Я понимаю, что Ольга не вернётся, я даже не знаю, что сказать ей, если мы встретимся. Что вообще в таких случаях принято говорить? – вопрос, конечно, был из числа риторических, адресованных в никуда. Настроение странного незнакомца и события последнего времени, произошедшие у Андрея, всё-таки несколько сблизили собеседников, хотя и ненадолго, разумеется, они не стали братьями, но вот то, что общность возникла — это очевидно. Он совсем не понимал - о чем последнем говорил Алексей Васильевич, но вдруг проявившаяся простая человеческая реакция, на, скорее всего, внутренние мысли, подкупила своей открытостью, показала уязвимость, что он тоже из костей и плоти, тем самым послужила мостом к доверию, хотя совсем не прочным мостом, скорее маленьким хрупким мостиком из былинок. Боже, как часто это бывает! Один миг, только один миг - и мы видим подлинное лицо говорящего, прекрасное творение создателя, потом вдруг «хлоп!» - и опять маска, потом другая, третья, не достучишься, страшно быть просто людиной с обычной красной кровью. Интересно, а находясь наедине с собой, кто-нибудь хотя бы тогда остаётся без забрала, если конечно ещё помнит, что это такое, если ещё не забыл свою физиономию, если не боится её? - Вы сказали, что готовы сообщить мне нечто, что может мне помочь. Но ведь этого не случится! Как воскресить сына, а если он жив - всё-таки вернуть ему человеческий облик, без шприцов, блевотины, вранья? Или может, есть способ вернуть дочь на родину ко мне, к нам? А ещё я остался без жилья, если вы ещё не знаете. По совету банкиров взял ипотеку в долларах. Наступил кризис, валюта выросла в цене чуть не вдвое, а с ней и мой долг. Компания, в которой проработал почти десять лет, обанкротилась, вот и всё. Конечно, нашёл работёнку, но она так себе, чтобы с голоду не умереть. На кредит денег не хватает, теперь её по суду заберёт банк. Всю жизнь старался обеспечить семью, детей, создать какой-то уют, достаток, а в итоге нет ничего! То есть - нет ничего абсолютно и главное бесповоротно, навсегда! Я что, грешник какой или у моих предков в этом смысле не всё благополучно? В смысле как библии: «За грехи отцов...». Но ведь и я сам не убивал, не вор, и с родителями, и дедами тоже всё хорошо в этом смысле. За что мне всё это, может карма такая, если вы верите во всякую подобную чушь? Пытался как-то вспомнить, когда я радовался. Не получилось, я не помню этого. Нет, конечно, я умею улыбаться, я даже смеюсь, бывает, это тоже я умею делать, особенно когда нужно для дела, истории там, анекдоты, но не радуюсь! Вы знаете, я не умею радоваться, я даже не представляю - что это. Радоваться - это как? Это такие простые слова, но вот мысль, сама идея из них собранная действительно чудовищна! Если ваш знакомый имел ввиду это, то готов поддержать его обеими руками и тогда мне понятно то о чём вы тут говорили сейчас. Но скажите, вы что - можете научить меня этому забытому чувству, вы вернёте мне мою беззаботность? Вы что волшебник, колдун? У вас есть палочка, которой стоит махнуть - и мир становиться разноцветным, искристым, зовущим, как было раньше? А куда дальше? Опять пахать, пахать, чтобы хорошо одеваться, лежать в ванной с маслами в окружении благовоний и наслаждаться, как сказала одна знакомая? Ну и замечательно! Попробовал — сначала было интересно, необычно, а дальше чуть не заснул... Воск в воду протёк пока дремал, в волосах застрял в неудачном месте, состригать пришлось. А ещё я не умею мечтать. Вот вы умеете мечтать? - вопрос повис в воздухе. То ли Алексей Васильевич решил просто его игнорировать, то ли подумал, что задававший не рассчитывал на ответ. Но вид у него был невероятно довольный, он даже как-то руки стал потирать. Создалось впечатление, что вот теперь в их беседе стало всё хорошо, просто отлично, что наступил перелом, которого он ждал, который был нужен для выполнения его загадочной миссии. - Но вот в этом деле, я про мечты, мне удалось, разобраться и я пришёл к выводу, что мне это не нужно, а где-то даже вредно. Ну вот так - Андрей даже развёл руки на всю возможную ширину, тем самым пытаясь подчеркнуть необычность своего вывода - В мечтах хорошо, там тепло и уютно, как на платном пляже в Таиланде, но и оттуда приходится выбираться, такова реальность, и так скверно тут становится, как будто первый день после отпуска на работе. Потому что есть такая поговорка: «Если хочешь рассмешить господа — расскажи ему о своих планах». Вот у меня именно так, причём всё и всегда, с самого детства. Уж не знаю как у кого. В умных книгах много пишут о том, что нужно стремиться, ставить цели и так далее. Пробовал, сначала вроде хорошо идёт, покупаешь машину или квартиру, а после — хлоп, и ничего нет. И повторно пробовал — результат всегда один. То украдут, то сам испортишь, ну вроде как сам или ещё что-то. А вот в квартирах у меня было два пожара, причём в разных квартирах, в разных концах города, один раз совсем всё дотла. Словно кто-то сидит и смотрит как бы так по-изощрённей у меня отобрать, уничтожить что-нибудь, даже по мелочи, даже к вещам, предметам это относится. Причём, касается это прежде всего того, что хоть сколько-то ценно для меня, не в смысле денег, а сточки зрения привязанности, а так вещей много, их никто не трогает, они мне безразличны, вещи и вещи. Например, Лена, моя первая любовь, ещё из института, подарила мне на день рождение зажигалку на бензине, настоящая Zippo, тогда китайских подделок не привозили к нам. Я очень ею гордился, ухаживал за ней, берёг. Не представляю - где она достала в то время такую вещицу, к тому же новую, в упаковке, это конец восьмидесятых прошлого века и сколько отдала за неё. Остальные вещи и подарки от нашей с ней совместной жизни постепенно сносились или пришли в негодность, осталась только она. Дорогая, красивая вещь, ещё и как память о добром периоде в жизни. Но вот при переезде в первое собственное жильё, в малосемейку на Гоголя, это уже с Ольгой, тащил по лестнице на четвёртый этаж тумбочку, ещё вещи, оступился, упал. Сам цел, только синяк на ноге, тумбочка тоже, а вот зажигалка выскользнула из кармана и полетела вниз аж к входу в подъезд и развалилась на части. Пока вещи в комнату занёс, пока спустился, милые детки всё растащили, только колёсико нашёл, да и его тут же выкинул с досады. Но самое интересное во всей этой истории — то, что я очень здоров, очень силён и не умираю, как будто кто-то говорит: «Вот тебе в подарок физические данные, а в остальном уж помучайся, да подольше». Вы не подумайте, что я тут плачусь, душу вам изливаю. Вовсе нет. Я уже давно привык к этим изыскам собственной жизни и отношусь к ним спокойно или точнее сказать — никак не отношусь. Ну вот так сложилось - Андрей улыбнулся грустной улыбкой, достал очередную сигарету и закурил обычной зажигалкой из ларька возле дома.

Над городом небо оставалось чистым и голубым, но со стороны моря через залив показались плотной полосой большие кучевые облака, первые из них во фронте были белыми воздушными и, казалось, мягкими на ощупь, а вот следом за ними шли уже настоящие скальные громадины угрожающе серого цвета. Тень от них падала на воду, чертя чёткую грань между теплым днём и грядущей непогодой, эта граница двигалась к Владивостоку, обещая городу очередное развлечение с ветром, потоками воды и грязи и конечно битыми машинами. У собеседников оставалось что-то около двух часов на всё про всё до дождя.

Андрею это не понравилось, ведь придётся расходиться. Тут есть с кем поговорить, а дома пустота и нужно обдумывать произошедшее, дальнейшее, этого так не хотелось. Он с досадой отвернулся и стал рассматривать большое дерево, находившееся между домами возле дороги. Дерево было замечательным, большим - метров пятьдесят в высоту, мощным, кряжистым, густым, оно выделялось среди окружающих чахлых низкорослых собратьев, как доминантный самец в стае оленей. У большинства деревьев ветви вместе со стволом растут вверх или чуть в сторону и вверх, у этого же они - как десятки сильных рук, раскинулись параллельно земле во все стороны, а вверх тянулся верхушкой ствол, постепенно выпуская всё новые и новые отростки. Со стороны казалось, что оно пытается захватить территорию под собой, затеняя, выживая все другие насаждения. Не нравились Андрею подобные существа как в животном мире, как среди растений так и, разумеется, среди людей. Они большие успешные, всем своим видом подчёркивали его неспособность хотя бы немного расчистить для себя жизненное пространство и подсознательно вызывали ощущение угрозы. Он перевёл взгляд вниз во двор. Там на стоянке среди машин бегала чёрная киска с двумя белыми пятнышками на обеих правых лапках, в районе коготков. Она, по непонятной причине, дружила со всеми собаками соседних домов, они часто бегали вместе, как-то по-своему играли и никогда не ссорились. Кошка всегда оставалась чистой, ухоженной, видимо проживала с хозяевами в квартире и те выпускали её изредка погулять. Наверно, она тоже была чьей-то любимицей, как и все коты жившие в их семье.

- Так в чём ваш вопрос? - Алексей Васильевич преобразился в очередной раз. Теперь он стал собранным, решительным менеджером, своими стараниями, вышедшим на финишную прямую при подписании важного договора на выгодных для компании условиях - Так в чём ваш вопрос? Чем я могу вам помочь или почему вы, судя по вашему рассказу, являетесь невезучим, неудачником? Не отвечайте, не надо. На самом деле это не два вопроса, а один, как бы странно оно не выглядело в ваших готовых расплакаться глазах. Сейчас всё объясню, только сядьте, а то ноги могут подкоситься, а тут высота, бывает такая реакция иногда. Ну вот и хорошо. Теперь слушайте меня внимательно и не перебивайте пока я не закончу. Вопросов будет много, но с ними чуть позже - дальше он продолжал тем же решительным тоном, но без напора, спокойней - Всё о чём вы мне говорили, то что случилось с вами в течение жизни и что произойдёт после того как я уйду, а я уйду как бы вы не прореагировали, всё до конца ваших дней создано нашей компанией на ваши деньги. Вы оплатили это. Планета Земля и большая часть Солнечной системы принадлежат корпорации, в которой я имею честь работать, если считать по местным меркам, уже лет так пятьсот, то есть с момента запуска проекта.

Если бы перед Андреем появилось существо любого облика с маленькими острыми рожками на голове и заявило, что оно есть чёрт или Сатана, то, пожалуй, удивления было бы меньше. Подобное можно списать на галлюцинацию, но тут всё выглядело по-иному. Вроде нормальный человек, кажется трезвый и без явных признаков безумия, начинает говорить такие вещи, за которые любой врач соответствующего профиля закрыл бы его в психиатрической больнице и на долгое время. Но что-то внутри него, где-то очень далеко в подсознании, было готово выслушать, а главное поверить тому, о чём Алексей Васильевич собирался продолжить рассказ. Возможно, это извечное желание человека попавшего в крайне затруднительное положение найти хоть какую-то опору, схватиться за соломинку, а может просто не хотелось идти в пустую, уже чужую квартиру, где нужно будет чем-то заниматься, чем - совершенно непонятно. В свою очередь, теперь уже бывший незнакомец выдерживал паузу, пытливым, но без вызова взглядом изучая реакцию своего собеседника, готовый, казалось, в любой миг предпринять самые кардинальные меры, если процесс примет опасный характер. Но всё выглядело вполне пристойно, никто не собирался ни уходить, вертя пальцем у виска, ни валяться в истерике и уж тем более - прыгать с крыши или ещё что-нибудь такое. - Наша компания специализируется в оказании помощи, пользуясь местной терминологией, людям. Мы помогаем во всём, начиная от зачатия и кончая уходом из жизни, но между двумя указанными мною событиями у каждого индивидуума существует масса проблем, вернее они возникают с годами и кто-то должен их решать. Бизнес это тяжёлый, много времени занимает постоянная адаптация процессов в меняющемся окружении растущего предприятия, а иначе шансов на сохранения своей ниши просто нет, как неплохому управленцу вам это понятно. Для тех, кто в состоянии оплатить наши услуги у нас предусмотрено постоянное сопровождение начиная с выбора здоровых половых клеток. В дальнейшем происходит постоянный мониторинг субъекта, сроки там разные, начиная с беременности и в детском возрасте чаще, потом реже, ну а к старости конечно опять чаще. Разумеется, речь идет не только о физических параметрах организма, но и о психологических и даже психических, опять же, без вмешательства в личную и другую жизни. Мы только можем давать советы, а уж дело клиента - следовать им или нет. Но советы у нас абсолютно выверенные, причём - с учётом всей истории жизни человека, что в свою очередь позволяет даже предвидеть некоторые процессы как органического, так и морального, психологического характеров. К нам обращаются буквально по любым вопросам, в том числе и очень личного характера, особенно это любят делать молодые женщины, когда стоит выбор между кандидатами числом более одного. Нет, если между партнёрами существует духовная связь, обычно называемая любовью, то нас никто не спрашивает, но, по имеющейся статистике, это до крайности редкие случаи. Конечно, по часу зачатия мы не сможем определить дальнейшую судьбу, но кое-что посоветовать, предсказать возможные варианты развития событий с большой степенью вероятности, возможно. Что собственно тут и делают гадалки, которые, прежде чем говорить о будущем, сначала расспросят, получат информацию о вас настоящем. Вот и всё, методы всегда и везде одни, только там у нас они более совершенны, технологии несколько другого характера. - Ну а характеристики парня, так сказать, вы учитывайте, если к вам обратилась девушка по поводу выбора мужа там или партнёра? - не выдержав задал вопрос Андрей.

- О, с этим всё в порядке. У нас самих очень большая база данных, мы являемся ведущей компанией в тех местах, но если кто-то сотрудничает с другими коллегами, то и тут нет особых затруднений. Закон позволяет корпорациям обмениваться данными. Хотя конечно, не все наши жители состоят на обслуживании, далеко не все и тут конечно есть проблема, но в любом случае, информацию почти всегда можно достать. Ведь тут на Земле не бывает людей, которые хотя бы раз не обратились к врачу, я не говорю о совсем уж диких племенах, связи с подобными у наших клиентов невозможны. А вы молодец, ничего, что перебили, хорошо, что не спорите себя не помня, значит, дело у нас пойдёт - Алексей Васильевич дружески, почти как в самом начале разговора заулыбался. Видно было, что сейчас всё у него получается и он этим доволен - Знаете, а давайте ещё раз закурим, мне нравится в России эта традиция совместного курения, она как-то сплачивает, объединяет мужчин. Вы можете на совещании, на стройке спорить, ругаться, даже переходить на личности, но после идёте в курилку и под анекдот или маленькую историю, да под сигарету вдруг опять становитесь если не друзьями, то уж единомышленниками - точно. Лучше в этом смысле только ваши застолья. В остальных странах всё как-то по другому. Ну неважно - он опять где-то из глубины своего идеального пиджака достал красавицу трубку, сосредоточенно, с важностью набил её табаком и с наслаждением затянулся ароматным дымом.

Андрей последовал его примеру, только взял, как и прежде сигарету, хотя и неплохую и делал это он, в отличие от собеседника, наверное, раз в десятый с момента поднятия на крышу. Курили опять молча, рассматривая приближающийся фронт непогоды. Белые кучевые облака, в качестве авангарда рассредоточившись, захватили уже всё небо над городом и ушли дальше в сопки, а вот основные силы тёмно-серых туч были ещё на подходе, они только, что преодолели пространство над заливом, своими тенями зачернив море почти до самого торгового порта. Ветерок, дувший последний час, совсем осмелел и уже не на шутку стал трепать провода, антенны, другие слабо закреплённые предметы, а также растительность, как бы пробуя их на прочность. Большое дерево за спиной стало понемногу возмущаться, шурша листвой и звеня мелкими ветвями, видимо, ему не очень хотелось в очередной раз принимать на себя неистовые порывы Приморского тайфуна.

- Так вот теперь о Земле - Алексей Васильевич продолжил свой рассказ, как только последнее облачко табачного дыма из его трубки растворилось в воздухе - В том мире, в котором мы с вами живём по настоящему, по местным меркам невероятно огромное количество людей и некоторые из них нуждаются в медицинской помощи. Что касается сердечных заболеваний, гриппа или разных инфекций, то с этим всё очень просто, есть технологии, существуют методики и при необходимости вас за считанные минуты, в крайнем случае - в течение дня, поставят на ноги. Такие вещи давно на потоке и не требуют больших затрат, в том числе на стационары. Выглядит это примерно так. Относительно небольшое строение, куда непрерывно поступают нуждающиеся, внутри с ними что-то происходит, не важно что, и с другой стороны так же в постоянном режиме выходят получившие достаточную квалифицированную помощь. Но есть один вид заболеваний, где подобная схема не работает и работать не может, в подобных случаях пациенты нуждаются в длительной госпитализации и пристальном внимании. Вы поняли - о чём идёт речь? Да, конечно, я говорю о психических расстройствах любой степени сложности. Ещё семьсот — шестьсот земных лет тому назад это была очень серьёзная проблема. Приходилось создавать большое число специфических больниц, где трудилось столько специалистов, что лечение для клиентов становилось разорительным. Конечно, государство помогало, но основная нагрузка всё же ложилась на самих людей и, в конце концов, стало доходить до того, что душевнобольных просто отправляли в другие места, подальше от дома и там бросали на произвол случая. Даже бизнес такой возник, неофициальный конечно. Ну это примерно так, как если бы из России нездорового переправили, скажем, в Зимбабве или другое место. Понятно, что с ним там случится. И вот тогда, по заказу правительства, несколько наиболее сильных компаний объединили усилия для разработки альтернативного метода излечения психических заболеваний. Исследования шли долго, тяжело, было много провалов, на них потратили огромные средства, проект несколько раз закрывали, потом опять возобновляли. И вот, наконец, наверное, через два или три поколения учёных, появилась слабая надежда на успех. Возник сначала только подход, правильный подход, его долго не признавали, но в итоге около пятисот лет назад был создан и успешно апробирован универсальный для лечения большинства психических расстройств и заболеваний метод. Он не имеет общего названия, но суть его состоит в прожитии человеком ещё одной жизни в рамках повседневного существования, в другой среде, в других условиях, без знания, без памяти о настоящей сущности, причём от самого рождения и до старости, если он до неё доберётся. Для каждого индивидуума разрабатывается своя программа, которая даёт необходимый эффект в ста процентах случаев. Но для всего этого необходимо большое помещение, отгороженное от остального мира так, чтобы они не соприкасались совершенно, иначе не будет положительного результата. И такое помещение было вскорости найдено, это наша планета и её окрестности. Таким образом, Земля является ни чем иным как ПНД или Психо Неврологическим Диспансером. И все здесь проживающие на самом деле находятся на излечении от понятно каких недугов.- Алексей Васильевич явно устал, даже бешено устал, он сгорбился, облокотившись руками на собственные колени, ширина плеч пропала, лицо опять потеряло изысканный лоск, заострилось от сосредоточенности, голос принял интонацию ученика, в сотый раз повторяющего постылый заученный стих. Он сейчас явно очень устал и даже постарел. Так происходило всякий раз, как ему приходилось в подробностях рассказывать о том, что эта замечательная голубая планета, летящая в промёрзшей черноте, не является, на самом деле, раем, а всего лишь психиатрическая больница с неплохим интерьером и вполне сносным обслуживанием. Он за многие жизни привязался к Земле, он побывал во всех её уголках, попробовал все блюда, встречался с женщинами всех материков и национальностей и он это ценил, как самозабвенный коллекционер ценит шедевры мастерства разных эпох и народов. И ему становилось больно от понимания того, чем она является - эта взбалмошная до безумия зелёно-голубая в прозрачной дымке облаков красавица, характером напоминающая тридцатилетнею особу в первый год после расторжения долго брака с единственным, на тот момент, мужчиной. - Ладно, хорошо, предположим, только предположим, что ваш рассказ не выдумка для простаков и подростков. Но, скажите, как это можно в рамках одной жизни прожить ещё одну? Насколько я вас понял, некто заболевший, каким-то непостижимым образом попадает сюда даже не в младенческом возрасте, а в утробу матери, которая, в свою очередь, заведомый пациент психбольницы под названием Земля. И жизнь этого «некто» протекает тут долгие годы, а там что, время останавливается или как? Что, после лечения он возвращается стариком в мир, где его уже давно забыли? Или там люди живут тысячу лет? И я за это по доброй воле якобы заплатил, и наверное немало? Если так, то я действительно сумасшедший! - конечно Андрей не собирался верить во всё рассказанное. Он просто слушал усталого Алексея Васильевича, который выкладывался на все сто, как слушают незамысловатую радиопостановку или аудиокнигу фантастического произведения. Он даже решил для себя, что не уйдёт до конца повествования, вообще интересно, а после, чтобы не обидеть собеседника можно попросит убедительных материальных доказательств и на этом всё закончить, тихо, мирно. – Пожалуй, вы правы, лучше по ходу отвечать на возникшие вопросы, а то в конце их будет много у вас, я начну отвечать, и мы запутаемся совсем. Давайте по порядку. Фильм «Аватар» конечно видели, технология, если не вдаваться в подробности, думаю понятна. В начале проекта было создано некоторое количество тел с удобной для местных условий внешностью и физиологией, способных плодиться и размножаться, по образу и подобию нас самих, опять же с учётом атмосферы, силы тяжести и так далее. В них вселялись наши сущности, у которых блокировались центры воспоминаний, и всё начиналось с чистого листа, но это не интересно. Важен второй вопрос, об одной жизни внутри другой. На самом деле тут тоже нет ничего загадочного. Сроки жизни на Земле, конечно, адаптированы под лечение, в том числе и средняя продолжительность, но они отличаются от действительных сроков не кардинально, процентов на тридцать — сорок. Кроме того созданы условия, при которых в один месяц вашей настоящей жизни входит до ста лет земной. Это достигается путём подбора необходимых параметров гравитации, скорости движения планеты, всей Солнечной системы, электромагнитных полей, ещё чего-то. Про теорию Эйнштейна, надеюсь, слышали, ну так, сообщаю вам, в ней ещё не всё, существуют другие законы, пользуясь которыми возможно искусственно сжимать или растягивать время. Точно рассказать вам не смогу, я не специалист, но уверяю — по возвращению в родные пенаты вы всех узнаете, и вас никто не забудет. Для окружающих вы находитесь в длительном отпуске на выезде - Алексей Васильевич казалось, был готов к всякого рода вопросам. Отвечал он быстро без долгих размышлений и в этом чувствовалась рука профессионала с приличным опытом, каковым он себя и отрекомендовал.

Тучи, уже преодолев Эгершельд, вышли на Золотой рог и Чуркин, они совершенно не собирались шутить, заряд воды в их, местами, чёрном чреве всем кто их мог и хотел созерцать, должен был внушить уважение и уверенность в скорой и совсем не благополучной развязке. Зато почти совсем стих ветер, он притаился, замер на время, наверное решил дать городу и его жителям спокойно подготовится к буре, попрятаться в норы квартир и коттеджей, загнать свои ненаглядные авто в места повыше, подальше от старых деревьев и подпорных стенок. Видимо, на дальнейшее у них с дождём, судя по темноте вдали, накрывшей дома, были большие планы, на сегодняшний конец дня и последующую ночь и перед этим действительно стоило всем собраться, передохнуть. Живые существа, только не люди, давно поняли надвигающуюся угрозу и постарались втиснуть свои тела в укрытия, подальше от предстоящей непогоды. На крыше не осталось ни стрекоз, ни голубей, ни кого-либо другого кроме двух собеседников и большого жёлтого пакета, раздутого воздухом и важностью, нехотя, вперевалку перебиравшегося от одного парапета к другому и обратно.

- Хорошо, в физике и в технологиях по переселению душ вы не специалист, но ведь не надо быть специалистом, чтобы знать о существовании, скажем, пирамид в Египте или выложенных камнями фигур в пустыне Наска. Или это тоже сделали вы, точнее мы, вообще как там с многотысячелетней историей человечества? - Андрей, предчувствуя скорый дождь, всё же решил спорить до первой капли с неба. Приглашать Алексея Васильевича к себе домой он не планировал, не хотелось показывать тот бардак, который он произвёл в минуты помутнения рассудка, отчего стыдно было даже перед самим собой. - Ну, да и это хороший вопрос. Я же вам говорил — вы умный человек - наверное, подобное обращение к клиенту входило в базовый слоган из основной инструкции по общению для людей его профессии. Именно с таким заучено скорым выражением была произнесена фраза - и, тем не менее, тут ещё проще. Наша корпорация владеет этой планетой всего пятьсот лет. До того как мы получили её в собственность, для обустройства программы по лечению и реабилитации, она принадлежала разным хозяевам. Чего тут только не устраивали! И парки Юрского периода, и сафари парки и просто что-то вроде санатория. И от каждого из владельцев что-то осталось, конечно, можно было снести и пирамиды и всё остальное сравнять, но видимо было принято решение не делать этого, оставить в качестве загадки истории. Нужно же здесь чем-то заниматься, в конце концов. А может просто волна не дошла, когда в океан для очередной расчистки площадей был отправлен метеорит. Вся же история, старинные замки, соборы, картины, манускрипты, книги и многое другое действительно создавались для предания натуральности местной цивилизации, что-то вроде смеси евроремонта и реставрации, даже страшно представить, сколько оно может стоить! Но мир тут устроен так, что очень многие шедевры создавались теми, кого сюда отправили на излечение, по всей видимости, так построена программа для них. И насколько хватает моего образования, получалось, получается вполне прилично, особенно мне нравится музыка и литература, я даже перечитываю многие вещи по нескольку раз. Очень жаль, что режим стерилизации на любой вид информации с Земли не позволяет хотя бы отдельные произведения перемещать в наш мир. Там всё это принято считать делом рук неадекватных личностей, а потому неэтичным для вынесение на всеобщее обозрение. Но нас это не касается. А вообще за всеми, совершенно точно, существует пригляд. Конечно, речь не идёт о миллиардах видеомониторов. Конечно же, нет. Все действия проживающих здесь подчиняются законам самонастраивающихся систем и если знать их принципы в расширенном, современном контексте, то можно творить целые миры, программируя их на миллионы лет вперёд. При каждом случае помещения сюда определённого индивидуума, с определённой программой, либо происходит корректировка, либо он вставляется в, так сказать, готовый слот. Ну а дальше существуют некие показатели, как у всей системы, так и у отдельных её частей, вплоть до человека. Разумеется, происходит постоянная подстройка, но насколько я знаю это совсем не сложно. Управление происходит с ближайших планет, конечно же, с Луны в том числе, она полностью является искусственным образованием, основные терминалы и центры проживания расположены в недрах. Кроме того, её присутствие и движение по идеально выверенной орбите, в совокупности с движением магмы под поверхностью Земли, создает такие электромагнитные поля, которые позволяют развиваться и существовать всему живому, ну и стабилизирует определённым образом атмосферу. Сделано как в учебнике. Что-то подобное существует и на Марсе, и на некоторых спутниках Юпитера. Помимо процессов излечения, тут проводятся многочисленные исследования в области психиатрии, конечно, психологии, в других смежных областях, но это как всегда. Общее число персонала не превышает двенадцать с половиной, тринадцать тысячи, включая вашего покорного слугу и это на семь миллиардов пациентов. Подобных мне совсем мало, порядка двух сотен человек, надо бы больше, но, к сожалению, подолгу специалисты моего профиля на Земле не держаться. Заработки хорошие, они за два - три пятилетних контракта обеспечивают себя до конца жизни безбедным существованием, вот вся их работа. Представляете, как это они трудятся? Раз, два и готово, а тут так нельзя, тут подход нужен, чтобы эффект необходимый получить в полной мере, мы же с особым контингентом дело имеем. Да и, если честно, здесь морально тяжело, не каждый выдержит. Помните, что сказал тот мой знакомый в школе для подготовки специалистов, я вам говорил? Чудовищно! И это самое подходящее слово! Когда здесь находишься, за годы привыкаешь, даже влюбляешься в окружающее, но стоит домой вернуться, хотя бы на короткий срок, сразу становится не по себе от творящегося тут. Созданная специально, да и сложившаяся в дальнейшем, субкультура на этой планете в целом напоминает кунсткамеру моральных уродов, неспособных или не хотящих контролировать свои желания, иногда, по сути, схожих с безусловно-рефлекторными позывами низшего порядка. С моей точки зрения, происходящее у вас напоминает фильм, не помню название, там преступников без охраны поселяют, по-моему, на необитаемый остров и они само-организовываются в подобие звериной стаи, только более высокого, оттого более изощрённого порядка, где основные человеческие инстинкты и грязные тайные помыслы выплёскиваются в оголённом виде, с получением удовольствия от унижений, с убийствами, с изнасилованием, с каннибализмом. Если посмотрите на их ситуацию из славного благополучного города Владивостока, то происходящее там точно выглядит чудовищно! Вот такое сравнение, может не совсем удачное, но теперь вы отдалённо, очень отдалённо можете понять, как Земля смотрится из нашего обычного бытия. Я, конечно, умом понимаю, что в том и состоит суть метода, что каждый сюда помещённый должен прожить полную жизнь или её часть, запомнить всё происходившее с ним, с другими, запомнить законы и обычаи, правила, традиции во всей их уродливости и несуразности и быть с этим до смерти в том нашем, если хотите, лучшем мире. Видимо, таким способом достигается стойкий эффект, при котором пациент по-другому начинает оценивать происходящее там, дома. Точно не могу судить. Но вот эмоционально воспринять творящееся здесь совершенно невозможно - теперь Алексей Васильевич смотрел на собеседника каким-то испытующе вопросительным взглядом, которым он как бы проверял одновременно, насколько произвели впечатления его слова и вообще стоит ли продолжать столь подробное объяснение и не закончить ли всё сразу, тем более ввиду приближающегося дождя. Но Андрей оставался сосредоточенно спокойным и слушал внимательно. Казалось, он даже не очень озабочен грядущем небесным водопадом с пока дремлющим, но уже потихоньку начинающим просыпаться, ветром, собирающимся не только разметать осеннею листву с деревьев, но и натворить полнейший беспорядок во многих сферах человеческого бытия города, начиная от личной жизни граждан и кончая коммунальными делами поселения. - Если хотя бы на минуту представить, что вы действительно говорите правду, и я вам поверил, то получается, что здесь мы все семь миллиардов человек являемся инопланетянами, так что ли? - Андрей тихо размышлял вслух. Беседа ему уже просто нравилась, как нравились раньше, на старой работе, обсуждения в курилке последних новостей бизнеса высокого полёта, интересно, безвредно и позволяет блеснуть интеллектом, особенно если накануне в Интернете прочёл перевод заумной статьи профессора из Оксфордского университета – да ещё и психически неуравновешенных инопланетян, как минимум психически неуравновешенных, а то и шизофреников. Но это же смешно!

Алексей Васильевич поморщился от неудовольствия, вызванного нарочито спокойным тоном, с философской издёвкой в подтексте. Ему совершенно не хотелось втягиваться в бесконечный спор без результата, но он оставался профессионалом, которому важно не просто выполнить задание, но сделать это красиво, желательно даже изящно, чтобы все действия и последствия выглядели логичными до полной закруглённости. Он встал с досок и начал медленно прохаживаться по крыше, то обгоняя, то идя навстречу жёлтому пакету, бестолково барахтавшемуся между парапетами, видимо желавшему перескочить один из них, чтобы улететь навсегда из города, наполнившись свежим бризом, подальше за моря, в синеву неба, а может и вообще с этой планеты, если получится. В его интеллекте шла важная работа, мелькали какие-то слова, подбирались фразы, строились доводы, но он не вмешивался в этот процесс, он созерцал со стороны, он ждал результата. Решения по переменке всплывали в голове, но почти сразу, после оценки, отправлялись назад на доработку, либо совсем браковались. Чего-то не хватало в них, как в конструкторе Лего, вроде детали стыкуются и даже собираются в прочную конструкцию, но не возникало ощущения законченности, замок или собираемый кораблик выглядят коряво или вовсе не походят на себя. Происходившее в мозгу напоминало постановку задачи перед удалённым сервером, выполняющим облачные вычисления, с последующим получением ответа и его рассмотрением.

«Прям таки как Сталин в кино ходит, даже трубку достал, только усов не хватает» - подумал Андрей не без гордости за свои вопросы.

В прошлом, в лучшие времена он был неплохим спорщиком, всегда мог поставить оппонента в затруднительное положение и почти всегда знал варианты ответов, а значит, вёл беседу, не позволяя противнику перехватить инициативу. Вот только сегодня в стандартный порядок вещей закралась ошибка, день просто оказался такой и перед ним находился не коллега по офису, а человек обученный, натасканный в учебном заведении другого порядка, и его не интересовали эти выверенные десятилетиями схемы построения разговоров, он даже не брал их в расчёт, как нечто несущественное, он выполнял задачу. И он планировал её решить, даже если для этого придётся превратиться в тяжёлый танк.

- А вам бы самому как хотелось, а может об этом лучше было бы спросить у вашего сына, когда он ещё оставался живым наркоманом? Может версия, по которой его труп, как невостребованный, препарировали студенты лучше моей, где ему, окончившему лечение, сейчас вполне комфортно в действительно своём доме, а не в этой железобетонной норе, забитой трофеями, купленными на честно заработанные деньги? Или у вас самого есть рецепт для решения ваших же проблем, вот прямо сейчас, чтобы их сразу решить? Цинизм - вещь хорошая, если вас не ведут на расстрел, им так удобно отгораживаться, вот только вас уже расстреляли. Вас уже нет, хотя бы это вы осознаёте? Мир, в котором так уютно, не всегда просто, но всегда так понятно жилось много лет, не существует. Скажите, кому вы можете позвонить и попросить помощи, не в смысле поплакаться в жилетку, выслушать пошлые сочувствия, попить водки, а получить нечто действенное? Есть хоть кто-то, к кому обратиться? Или всё-таки вы остались совсем один, один и без всего и только я, тратя своё время, пытаюсь объяснить происходящее, чтобы дать возможность сделать хотя бы выбор? - Алексей Васильевич говорил негромко, спокойно разглядывая выкуренную ещё тёплую трубку. В таких ситуациях нужно или постоянно смотреть в глаза, или сделать это в последний момент. Он выбрал второй вариант – Может, действительно я пойду, а то вон скоро дождь, а мне до самолёта стоит ещё поесть? - Алексей Васильевич спокойно перевёл взгляд со своих рук на лицо собеседника, но не в зрачки, а прямо между ними, на переносицу, говорят, даже палачи такого не выдерживают.

Меньше чем через минуту не выдержал и Андрей, он опустил голову и опять сник, как было вначале разговора. Фраза про сына и последовавшее слова вернули былое уныние, опять захотелось делать большие, как у пойманной рыбы, вдохи, опять стало колотиться сердце, опять очнулся за грудиной котёнок и снова стал пытаться вырваться наружу, разрывая и скребя внутренности. Его вернули назад в реальность, и спорить тут не о чем и незачем. Действительно - лучше дослушать.

По непонятной причине непогода ещё не накрыла собеседников проливным дождём, она, словно ощущая незаконченность разговора, сбавила скорость поглощения города водяными сумерками в содружестве с безжалостным ветром, хотя уже на ближних подступах к Владивостоку, со стороны залива отчётливо виднелись тёмные струи, сплошной стеной отгородившие ещё спокойный, замерший в ожидании, населённый пункт от захваченного бурей пространства.

«Скоро начнётся...» - подумал Андрей. Ему опять, как вчера днём, припомнился его детский Спасск в тот день, когда на улице разразилась сильная гроза с громом, молниями и лёгким, совсем невесомым страхом от ослепительных всполохов и раскатистого грохота. Но рядом находилась матушка, совсем молодая, самая красивая на земле, самая ласковая, лучше всех людей, наверное, даже лучше самого себя. Она с улыбкой посадила Андрея на колени, обняла, потрепала по волосам и стала читать какую-то книжку с яркими картинками и добрыми персонажами. И так тогда было уютно у неё под грудью и интересно одновременно слушать незамысловатое повествование и смотреть в окно, как в большой экран, на лихую природную стихию.

Про сына думать совсем не хотелось, ни где лежат его кости, ни как закончилась его никчёмная под конец жизнь, но вот несколько лет назад умершую маму точно хотелось поместить в другой, более счастливый и радостный мир, это было бы просто здорово! Когда её хоронили в простом, оббитом тёмно-красной материи гробу, она лежала как ненастоящая, как большая, прилежно одетая восковая кукла и всё казалось ненастоящим, как во мгле, и даже мелодия звучала не заунывно и печально, а как прослушивание классической музыки на пикнике, среди распускающихся деревьев и кустов, на пригретой весенним солнцем лужайке, расположившейся по воле случая среди крестов. Вот только серо-жёлтое лицо старой женщины случайно сохранило выражение озабоченности, готовности сейчас подняться и приступить к важным делам. В них и состояло всё её существование - погладить бельё, приготовить кушать, убраться в квартире, сходить в магазин. Главное - чтобы все были сыты, одеты и конечно здоровы. И как же ей трудно стало, когда все, и даже внуки, выросли, как хотелось помочь, дать совет, купить что-нибудь и как она обижалась, если это оказывалось абсолютно ненужным. Последние годы они с отцом стали совсем одинокими в большой, пустой трёхкомнатной квартире, хотя дети и внуки не забывали их, звонили, навещали, помогали, несмотря на резкие протесты. Одиночество читалось в глазах вместе с почти мольбой взять с собой ну хотя бы ещё одну баночку домашнего варенья или огурчиков, съесть ну ещё пару блинчиков с настоящей сметаной, купленной как на праздник для дорогого гостя за большие деньги у знакомой молочницы. Каждый из них боялся умереть не из страха смерти, прожито было достаточно, а потому что боялся остаться один. Они так и ушли друг за другом в течение года, сначала отец, а после матушка, она только зиму и пережила, даже не заболела ни разу. Просто уснула и не проснулась весенним утром, смерть по доброму обошлась с ней, тихонько взяла под локоток и увела в свои хоромы на покой, без страданий, без боли. Сердце у Андрея защемило, сжалось до рези, предательские слезинки снова принялись скользить по нижним векам, пытаясь просочиться в нос и на щёки. Тоска больше и больше проникала в сознание, расслабляя мышцы и сковывая остатки воли. Хотелось плакать от своего горя, от бессилия за стариков, за своих добрых родителей, как бы что ни было при их жизни, всё уже давно было прощено, вот только самому бы попросить прощение, да не у кого. Ему до исступления захотелось, чтобы Алексей Васильевич оказался прав, чтобы здесь на Земле оказались только их погребённые тела, а сами они, измученные, усталые, излечившись от неведомых недугов, сейчас жили в полном порядке в хорошем мире, другом мире, где другие законы, где нет столько безумцев, совершающих столько безумств. Бог с ним самим, но они точно должны оказаться там.

- Извините, я что-то разошёлся, просто то, что вы рассказываете, выглядит как фантастическая повесть, и красиво, и заманчиво, но одновременно уж очень неправдоподобно. Мне бы действительно хотелось вам верить, может быть даже не для себя, наверное, возможно, для сына, разумеется, для матушки, для отца, других близких. Но от моей веры разве, что-то измениться? А скажите - я смогу с ними встретиться после, ну как там это называется? Возвращения, что ли? Извините ещё раз. И у меня есть вопросы - Андрей, конечно, не стал выглядеть как побитая собака, после последних слов собеседника, но что-то заискивающее все-таки прозвучало в голосе и появилось во внешности, особенно после того как расчувствовался, вспоминая родителей. Его нервная система совершенно ослабла, она уже была неспособна адекватно противостоять внешней агрессии, даже совсем незначительной, почти каждый раз отгораживаясь, в качестве защитной реакции слезами. - Да нет проблем - сухо, спокойно, но твёрдо ответил Алексей Васильевич, и от произнесённых слов, от их интонации стало понятно, что теперь, и до конца беседы ведущим разговора будет он и, судя по всему, это было запрограммированно изначально, всё шло к этому – Такие слова не самое страшное, что порой приходится терпеть в моей работе, как я вам уже рассказал, вы помните. Касательно возможности встречи, скажу, что такое практически невозможно. Корпорация обеспечивает полную конфиденциальность своим клиентам, а в некоторых случаях и анонимность. Сами же бывшие клиенты, мы намеренно не называем их пациентами, не распространяются о прохождении лечения в нашей клинике, понимаете, такова специфика их заболеваний. Не ангина же. Но не беспокойтесь, они будут помнить о вас, точно так же как и вы не забудете о них до конца вашей настоящей жизни. Таков метод. Когда человек возвращается отсюда, после недельной реабилитации, воспоминания становятся даже острее, чем они есть у вас сейчас. Многие события, которым тут не предавалось значение, всплывут, да ещё с силой, с иным восприятием, ведь всё построено таким образом, чтобы впоследствии изменить привычный порядок вещей, который привёл к сбою в психических, в психологических процессах. Сейчас вы оцениваете происходящее, в то числе и свои действия, с точки зрения личности сформировавшейся в нынешних условиях, но она хотя и имеет родство с вами настоящим, но этим настоящим не является в полной мере. Но в последствии, там дома, уже вы действительный сможете в спокойной обстановке изучить, обдумать прожитое здесь, разобрать все эмоции, понять, что делалось правильно, а от чего мурашки по коже. Это почти как вспоминать понравившийся фильм, только куда более интересный, реалистичный, да ещё с вашим прямым участием. Но будет много вещей, поступков, о которых не очень захочется вспоминать, тем более что совершены они были по отношению к таким же, как и вы сами, людям с определёнными проблемами, совершены порой бескомпромиссно, даже безжалостно, а что если вплоть до убийства... Только представьте себе, что прожили ещё одну жизнь и помните в ней практически всё с самого детства, за исключением действительно уж мелочей. В таком случае у вас существует реальная возможность там, дома по ходу теперешнего существования делать необходимые коррективы, с учётом полученного опыта, особенно если действия будут касаться других. Смотря кино мы каждый раз автоматически становимся на сторону воплощения, так сказать, Супермена, а не переживаем за злодеев. Ну, вот мне кажется, вы поняли, о чём идёт речь. Задавайте теперь ваши вопросы дальше, у нас есть ещё около часа, до дождя, не больше. - А скажите, вот мы здесь работаем, строим, что-то, изобретаем и тому подобное, но насколько это функционально с точки зрения той большой цивилизации? - Насколько функционально? Да даже очень функционально! Но только для вас тут. Там же это всё давно придумано и действует. Касательно труда могу сказать, что такова схема помощи нуждающимся. У тех, кто проходит лечение, обязательно должны быть заботы, так нужно. В чём тонкости - сказать не могу, не знаю, но не заставлять же клиентов миллионными толпами бродить по материкам в поисках смысла жизни, хотя, если помните из истории, был такой период, только тогда войны в основном случались. Кочевники там, Русь, варяги, прочее разное. Но тогда структура только формировалась, сейчас же система, уже лет триста или чуть больше, как достигла расчётных параметров и будет в этом состояние ещё порядка двух сотен лет. Число жителей Земли станет порядка двенадцати миллиардов, конечно произойдёт замедление темпов роста населения, уже происходит и по прошествии отпущенного срока всё будет снесено и снова запущенно. Если не найдут другой, более действенный или дешёвый метод лечения. Просто к тому времени имеющиеся в системе ошибки, а они существуют абсолютно во всех системах, накопятся до состояния неуправляемости. Как сочтут необходимым обновить мир в этот раз, не скажу, одно знаю точно, к тому моменту все сущности, так или иначе, вернут назад, жертвы недопустимы. Может быть, это будет всемирный мор, типа чумы или новый ледниковый период, ну а самое простое конечно большой камень из пояса астероидов отправить в сторону планеты без всякой возможности его остановить. Другая причина, по которой рано или поздно придётся разрушать земную цивилизацию в том, что дальше ей просто не дадут развиваться, иначе станут возникать вопросы, которые приведут к ненужным ответам, выводящим на действительные принципы местного мироздания, а это уже нарушение принципа стерильности, что недопустимо в принципе, как вы понимаете. - А что значит этот принцип стерильности, - Андрей задал вопрос почти автоматически, обдумывая другое. Ему вдруг захотелось сейчас иметь тот опыт, о котором говорил Алексей Васильевич. Знать, помнить прожитое когда-то, хотя бы и в иных условиях наверняка совсем ни то, что посмотреть интересный фильм или прочесть захватывающую книгу, даже если со своим собственным участием, это почти как иметь друга. «Может тогда всё пошло бы по-другому, может заранее были бы ответы. Хотя с другой стороны, некоторые вещи лучше бы забыть». Как, например тот роман с Ириной из бухгалтерии, как голову потерял из-за так называемой любви, что чуть было не ушёл от Ольги, в то время когда она носилась по специалистам разного профиля, пытаясь вытащить сына из молоха наркомании. Каждый раз эти воспоминания всплывали как упрёк вместе с воспоминаниями о том действительно ужасном периоде жизни их семьи. И сейчас Андрей поморщился, даже поёжился, как бы пытаясь развеять возникший образ бывшей любовницы и всё, что с ней связано - Хотя нет, не надо отвечать и так всё понятно, как вы говорите: «таков метод». Времени до дождя действительно осталось мало. Ответьте лучше, зачем приходить и рассказывать живущим здесь об истинном положении вещей? Это разве может соответствовать принципу стерильности, ведь получается, что мы рано или поздно узнаём, всё как оно есть? А что если я сейчас спущусь и расскажу об услышанном или вы убьёте меня? - последняя фраза прозвучала совершенно буднично, словно речь шла об обычном бытовом действии на уровне покупки или прекращении действия страхового полиса. Андрей даже сам удивился, не то чтобы он не боялся смерти, просто она всё ещё представлялась чем-то далёким, нереальным, почти абстрактным понятием.

Алексей Васильевич казалось, не услышал последнего, он уже не походил на Сталина с трубкой из старого фильма про войну с Германией. Он напряжённо всматривался в неуклонно надвигающуюся стену тёмно-серых, почти чёрных кучевых облаков, несущих шторм, до них сейчас можно было рукой достать. Их фронт изогнулся полукругом, они заполнили собой практически всё пространство от стратосферы до моря, расползаясь плотным сизым туманом над его поверхностью. Кольцо из туч, видимо, собиралось замкнуться за спиной беседующих, где-то в районе сопок, над которыми утром вставало мирное солнце. Со стороны Андрею показалось, будто его новый знакомый взглядом пытается задержать непогоду, чтобы спокойно закончить разговор, и она, не возражая, оставила-таки им маленький пятачок свободного синего неба и ещё немного времени, может даже чуть больше часа. А может ему действительно показалось, потому, что хотелось, чтобы так случилось. - Самолет, наверное, не улетит сегодня, хотя по прогнозу должно было быть ясно. У меня куча таких же дел в других местах, не хотелось бы тут застрять надолго - Алексей Васильевич, почти в тон собеседнику, так же буднично, как и он, посетовал то ли на синоптиков, то ли на свою работу - да нет, я убивать вас не стану, но о смерти мы поговорим чуть позже, если вы не возражаете. Касательно рассказов об истинном мироустройстве на планете Земля могу объяснить вам, что подобной чести удостаиваются далеко, очень далеко не все проходящие здесь лечение и суть моей миссии совсем не просветительская, нет. Это была всего лишь прелюдия, а главное сообщение впереди, но оно невозможно без того, на что мы потратили столько времени. Вы бы просто послали меня к чёрту. Причём моё появление рядом с вами в нужный момент должно быть важно для вас, и оплатили это вы сами и хорошо оплатили, смею заверить. Дело в том, что там, дома, в настоящем мире вы занимаете весьма высокий пост одной из самых влиятельных негосударственных структур и являетесь одним из богатейших людей, таковых не более миллиарда, что составляет при нашем народонаселении стотысячную долю процента, а может быть и меньше. Размер вашего состояния таков, что в переводе на местные цены, первая тысяча олигархов развитых стран, в общем, не имеют и десятой части от него. Это было первое важное сообщение. Ко второму и основному — тоже потребуется объяснение, но совсем маленькое. Суть его в том, что, как и у вас в России, как и по всей планете, так и у нас в целом качество лечения очень дифференцировано от стоимости. Вы заплатили максимальную цену, за ваши деньги составили весьма действенный эксклюзивный план лечения без особых физических потерь, при отменной силе и здоровье, то о чём вы говорили. Было несколько вариантов, с ними вас ознакомили в целом и вы сами выбрали именно ту жизнь, которую проживаете сейчас. Повторяю ещё раз, вы её выбрали сами до своего рождения, от первой до последней минуты. Видимо, участь владельца промышленной группы в Соединённых Штатах или президента Франции вас не прельстила, как и не захотели вы быть генералом, известным учёным, деятелем искусств. Всё это вам не интересно, вы этим сыты по горло там, дома. Я говорю о деньгах и признании. Вы захотели, лечась прожить жизнь среднего человека в стране со средним достатком, таков был ваш свободный выбор, вам это было зачем-то нужно. Именно поэтому ваши начинания в бизнесе терпели неминуемый крах, но без полного банкротства, в мягком варианте, поэтому с таким трудом попав в ряды ведущей партии и искренне желая что-то сделать настоящее, вы остались незамеченным на уровне статиста, ну и всё в том же духе. Вы всё это выбрали ещё там, тогда когда обратились в нашу корпорацию за помощью. Вот все объяснения. Ну а дальнейшие жизненные перипетии — всего лишь лечебный план, добавлю, мастерски составленный лечебный план.

Андрей сидел в унылой задумчивости, ему сейчас действительно хотелось послать к чёрту этого оратора и вещателя. Какие, к дьяволу, миллионы и зачем они вообще нужны где-то там, если вот прямо сейчас ушла Ольга, сын наркоман видимо давно мёртвый, дочка — любимая девочка, неизвестно с кем, про квартиру и говорить не стоит. Как бы так телепортировать из того «дома» хотя бы крошечку из мифического состояния, которым нельзя воспользоваться. Последнее из рассказанного выглядело форменным издевательством над его обстоятельствами. В другой раз, если бы разговор происходил в курилке, на работе или за рюмкой коньяка, он бы точно подхватил тему, развил бы её и, в конце концов, вволю поглумившись над рассказчиком, направил бы его туда, куда Макар телят не гонял, а то и подальше. Но сегодня произошли другие события с необычным собеседником, в странном месте и в неподходящее время, да и предмет их беседы выходил за обычные рамки. Кроме того, отсутствовало ощущение навязчивости со стороны Алексея Васильевича, за которым, как правило, шло предложение некоего товара, разумеется, с баснословной скидкой. Напротив, создавалось впечатление, что человек действительно честно, на совесть выполняет порученное дело и совершенно не ждёт награды, во всяком случае, прямо сейчас.

Андрей уже давно удручённо не подымал взгляда от коряво залитого битумом пыльного кусочка крыши у своих ног. Мыслей в голове опять стало много, с избытком, но все они не давали скорого решения, а лишь усугубляли и без того сложное положение, в котором он находился. И опять захотелось упасть в позе эмбриона со старых досок, коконом закатиться под парапет и замереть там, не думая ни о чём, пусть даже накроет мокрым холодом остервенелый проливной дождь. Тем не менее, стоило задать пару вопросов, пока ещё тучи не сомкнулись, и над головой виднелся островок синего неба, а водяная стена, трепавшая уже Эгершельд, не стала удручающей реальностью и в этом районе города. - Скажите, ну вот вы мне все рассказали, пояснили, я может быть, даже поверил вам, но зачем мне это знание? Что оно может изменить в моей сегодняшней жизни? Какова цель вашего визита, если не просветительская? Если же я заплатил, в том числе и за ваше появление, то, наверное, не для того, чтобы окончательно расстроить свои нервы здесь, в том мире, где мы находимся сейчас или опять всё дело в тонкостях программы лечения? Знаете, я очень устал от нашей беседы, я вообще устал, а сейчас ещё всё это - по голосу Андрея можно было подумать, что следующей фразой станет высказанное желание прекратить разговор и разойтись по добру. Он действительно казался абсолютно измученным, даже раздавленным, наверное, это произошло в совокупности и от последних событий не сложившейся жизни и от сегодняшнего разговора, с необычайной информацией, полученной в ходе него. И что с этим всем делать было совершенно не понятно. Причём несчастный оказался одновременно на диаметрально противоположных позициях. С одной стороны, сильный здоровый, но безработный человек без семьи и практически без определённого места жительства, с другой - сверх меры состоятельный руководитель загадочной неземной организации, к тому же находящийся на лечении от психического расстройства. - Вот именно вы и заплатили за моё появление. Остальные, большинство, до отправления домой после смерти здесь, понятия не имели где и почему они находятся, но у вас уникальная ситуация. Дело в том, что люди возвращаются отсюда, как только оканчивается курс, то есть они умирают и на этом лечение в стационаре прекращается, с последующей краткосрочной реабилитацией, как я вам и говорил. Но вы купили премиум класс, куда, помимо собственно процесса, ещё входит некий выбор, который я вам сейчас, после второго сообщения представлю. Выбор должны совершить вы и только вы, моя задача - лишь объяснить его смысл. Кстати сказать, выбор, который вы так или иначе совершите, так же является частью программы, вами оплаченной. Это важно! Теперь сообщение номер два, основное сообщение. Суть его заключается в том, что исходя из данных мониторинга вашей личности нашими системами, сегодня утром у вас наступило полное излечение, вы совершенно здоровы. Когда мы встретились вчера на лестничной площадке, вы были на гране, но результат ещё оставался нестабильным, но позже, я находился уже на крыше, пришло подтверждение, что к настоящему моменты мы вылечили вас, и вы совершенно свободны, что в данном случае одно и тоже, а значит хоть сейчас можете возвращаться домой.

Подавленный, обессиленный Андрей, в силу своего состояния, не стал выказывать бурных эмоций. Он не подпрыгнул от радости, не принялся истово благодарить представителя компании, которая помогла ему, видимо, в сложной ситуации, он даже не пожал руку, а только принялся тихонько смеяться, не гаденько хихикать, хитро поглядывая на реакцию собеседника, а просто тихо смеяться, словно услышал анекдот среднего остроумия. Он даже оторвал взгляд от крыши между ног, показав своё усталое замученное лицо, на котором сквозь улыбку читалась только печаль и ничего другого. Полученная информация, в данный момент не представляла особой важности для него, с ней нужно было что-то делать, а вот что - совершенно не понятно. Тем более, безумцем Андрей и так себя не считал. Он с обречённым видом поднял вверх брови, широко раскрыв глаза и сморщив лоб. Смех испарился, оставив после себя несколько глубоких тяжёлых вздохов и задумчивость Роденовского мыслителя, только руки в виде подставки там не оказалось.

- Ну и что дальше? Вы меня обрадовали, я совершенно свободен, то есть могу спокойно встать и уйти, куда глаза глядят. А что разве час назад было как-то по-другому или вы думайте, что держали меня или сейчас прилетит вдруг волшебник в голубом космическом корабле, и я покину это прибежище скорби под названием Земля? Давайте и вы со мной в отпуск к семье съездите, - глумливости в его словах не было, в них звучала лишь усталость замученного человека, загнанного в угол уж совершенно, но угол этот находился не в обычном строении, а в лабиринте с узкими проходами, конфигурация которых постоянно обновлялась. Вроде и двигаться никто не мешает, но выхода точно не найти, аж голова трещит...

- Знаете, а я понимаю, какой выбор вы мне хотите предложить, не будь вас я бы и сам его рассмотрел как вариант. Вы же сказали, когда лечение заканчивается - человек умирает, а так как у меня супер эксклюзив по обслуживанию, то я должен сам покончить с собой, раз вам не положено убивать клиентов, ну вот, например, спрыгнуть с крыши. Не зря же вы меня сюда заманили. Ведь так? Я прав? Вижу что прав. Господи, это же не лечение, а издевательство какое-то, иезуитство прямо. И это, по-вашему, привилегия? А как же тогда греховность самоубийств? Ведь так говориться во всех религиях, в подавляющем большинстве и вообще считается признаком слабости, общественным мнением не приветствуется. Исходя из логик вашего рассказа, подобное положение вещей тоже должно быть запрограммировано, внушено изначально создателями нашего, теперь понимаю, действительно не лучшего из миров.

- Да нет тут никакого противоречия, - спокойно начал Алексей Васильевич, с опаской поглядывая на почти вплотную подошедшую чёрную тучу. Островок неба над головой затянуло пока ещё только белёсой пеленой полупрозрачных облаков, но было понятно, что непогода устала ждать, когда наконец двое взрослых мужчин прекратят свои разбирательства и уступят место на верхушке дома природной стихии - мы же не контролируем ваши мысли, мы лишь создаём условия для принятия необходимых решений и они, как правило, приводят к нужным результатам. Но вот спонтанные позывы блокировать мы не в состоянии, а значит у вас, здесь проживающих, всегда есть право самостоятельного выбора, который впоследствии конечно возможно скорректировать. Мы же не в матрице, в конце концов. Но вот смерть остаётся смертью и там и тут, она коррекции не поддаётся. Конечно после того как клиент наложит на себя руки, он окажется дома, но это уже брак в работе корпорации, лечение не законченно, человек не выздоравливает и мы должны выплачивать неустойку или заново запускать процесс, а это затраты. Вот для чего был придуман постулат о греховности самоубийств. А в остальном вы правы на сто процентов.

- Всё продумано, всё учтено, вы молодцы!

- Не вы, а мы молодцы, - Алексей Васильевич уточнил формулировку, окончательно утвердив её безапелляционным движением указательного пальца холёной правой руки с идеально отшлифованными ногтями. Вообще внешне он был явным сибаритом, причём до идеала и в одежде, и в других видимых аксессуарах своего облика, и ему это точно нравилось! Нравилось ухаживать за, полученным на время до износа, телом, так же как собственник недешёвого авто ухаживает за машиной, моя её, натирая полиролями дорогой пластик, устанавливая разные нефункциональные, но симпатичные штуковины. А чем ему было здесь ещё заниматься, в свободное от путешествий и, последних в жизни клиентов, бесед, время? Тем не менее, дело явно шло к развязке, в том числе и с надвигающемся дождём. Наверное, не более чем через сорок, сорок пять минут оба действия предполагали сойтись в одной точке и разрядиться, каждое по своему, со своими громом и молнией или же без таковых. - Пусть так. Но скажите, а что если я не хочу, просто не желаю прыгать с крыши, тогда как вы поступите? Может же человек просто бояться, зачем мне такой выбор? - А разве вам в школе или в институте на занятиях по философии не объясняли, что человеку далеко не всегда хочется то, что ему необходимо, что, строго говоря, это не одинаковые понятия. - О да, подобным вещам в нашей стране учат даже не в школе, а с самого раннего детства. Это из области: «... надо подождать, надо потерпеть...», - Андрей не желал спорить, да и прыгать с крыши тоже не видел смысла. Именно поэтому, а может от того, что его подводили к неизбежности последнего шага, он стал раздражительным и даже злым, но то была злость на самого себя, на то, что окончательно потерял контроль над ситуацией и теперь ничего с этим не мог поделать - А скажите, если я выберу жить дальше, что тогда? Ведь меня придётся здесь содержать, а это, как вы метко заметили, дополнительные затраты? Экономика проекта не пострадает? - Экономика не пострадает. Во-первых, вами оплачен максимальный срок пребывания, если он сократиться вам выплатят разницу, а, во-вторых, вас никто не собирается тут особо обслуживать при том выборе, о котором вы только что сказали. Вспомните мои слова о том, что вы свободны. Это значит — мы не будем в дальнейшем вмешиваться в ваше проживание на Земле, устраивайтесь как хотите. Вы просто превратитесь в маленький камушек, попавший в отлаженную систему. Вернее нет, вы станете ненужной, изношенной деталью механизма, которую случайно забыли удалить из него. Сможете выжить, честь вам и хвала, а если нет — попадёте назад домой, вы всё равно туда вернётесь, вопрос только в том, когда это случиться. Вот в чём выбор и открутиться от него не получиться, даже если ничего не будете делать, если просто замрёте на крыше подобно каменному столбу, это тоже будет выбор. Ну, вот я и закончил. Могу уделить вам ещё минут тридцать, не больше, извините. Готов ответить на пару вопросов.

- Как раз два вопросу у меня и осталось. Скажите, судя по всему, вы действительно не шутите насчёт всего тут сказанного, а сколько примерно выбирают остаться жить, из тех клиентов с кем вам приходилось встречаться при подобных обстоятельствах? - вопрос был задан из чистого любопытства, во всяком случае, Андрей старался в этом себя убедить. - Начнём с того, что я встречаюсь здесь по работе исключительно с целью донести необходимую информацию нашим подопечным самого высокого уровня. Насколько в действительности она им необходима и интересна, как личностям, проживающим на Земле, мне неизвестно, но я действую в рамках контракта, где есть такой пункт. За некоторое время до рандеву наши сотрудники предоставляют мне исчерпывающие сведения о прохождении лечения в клинике, от самого рождения до момента предполагаемого выздоровления. Дальше я прорабатываю свой маршрут, характер клиента, выстраиваю возможную линию поведения, что не всегда срабатывает, тогда приходится ориентироваться по ходу беседы, опять же - не всегда благополучно. Помните, я вам рассказывал про племя дикарей? Таким образом, ни до, ни после я не встречаюсь с порученным мне человеком. И по большому счёту, мне не интересна его дальнейшая судьба, мне важно действительно его убедить в правдивости переданной ему информации, сообщений, а так же объяснить суть предлагаемого выбора. Но существует независимая статистика, которая гласит, что остающихся дальше жить на Земле примерно половина от общего числа. Доживают свой век здесь они по-разному, но большинство либо начинают безбожно пить горькую, как тут говорят, плотно садятся на наркотики, либо ищут смерть всеми возможными способами, начиная от бесшабашной храбрости на войне и кончая экстремальными видами развлечений, парашюты, там, дайвинг с их, на первый взгляд, нелепыми рекордами и самоистязанием. Короче говоря, включается некая программа на самоуничтожение, но мы, персонал клиники, не имеем к этому процессу уже никакого отношения... по-моему, не имеем, - Алексей Васильевич явно ожидал подобный вопрос и без запинки проговорил заранее заготовленный текст.

А как иначе, за пятьсот Земных лет можно было наизусть выучить все возможные варианты развития беседы и то, что обычно спрашивают при этом. Психика человека, в среднем, не изобилует разнообразием и тут опять вступает в дело статистика, весьма полезная наука, в том числе и в психологии. Другой раз, разговаривая с опытным, в этом смысле, собеседником, может даже показаться, что он действительно умеет читать мысли, но нет, всё дело во внимательности и статистике. Сейчас модно произносить фразу: «Я услышал тебя», в том смысле, что понял, но далеко не все умеют или способны действительно слышать собеседника, включая, в том числе, и его интонацию, тембр голоса, мимику, движение глаз, жесты, их общую динамику, хотя иногда это именно те мелочи, в которых скрывается бог. Причём разнообразные книги и даже просто справочники, вплоть до карманных, где пытаются обучить, описать, например, что значит то или иное движение век, уголков рта, в большинстве своём имеют мало общего с реальностью, особенно если написаны в другой стране.

Теперь к постепенно густеющим сумеркам, от серых, местами до черноты, громадных туч, захвативших небо почти полностью, прибавился ветер, пока ещё не сильный, но уже весьма настойчивый, как подросток в переходном возрасте, во время споров с родителями о покупке нового ноутбука или телефона. В домах, в окнах, хоть и редко, но стал зажигаться свет. Видимо, пенсионерам, тем, что уже не могут работать, стало темно просматривать любимые газеты до такой степени, что экономия на электричестве отошла на второй план, к ним, совсем небольшим числом, прибавились мамаши, находящиеся в отпуске по уходу за ребёнком и решившие почитать своим чадам сказки о далёком и близком, о высоком и низком, туда же присоединились ещё отпускники и другие праздные личности, всех набралось не очень много. Уличное освещение, световая реклама и иллюминация, подключённые к фотореле, тоже и также как-то местами озарили проезды, проходы, здания, частично разогнав совсем не вечернюю темноту, до заката оставалось, наверное, часа три - четыре. Если бы не надвигающаяся непогода, то в душе непременно возникло убаюкивающее ощущение уюта, за ним бы последовали спокойствие и умиротворение до нового рассвета.

- Понятно, значит пока можно быть спокойным за свою жизнь, - а вот теперь в голосе Андрея послышалась ирония человека, которому зачем-то предложили на выбор - или быть немедленно расстрелянным, или спокойно отправляться домой. Он потёр вспотевшие ладошки друг о друга, достал сигарету из почти пустой пачки, чиркнул зажигалкой и, со спокойным видом, принялся курить, закрывая от ветра огонёк - Ну а как насчёт доказательной базы? Или там у нас принято верить на слово? Давайте покажите, что-нибудь, ну там чудо, что ли. Только не фокусы с кроликами из цилиндра, а что-то материальное, что можно потрогать, и чего тут нет, что избавит вашего клиента от последних сомнений. Надеюсь, вы за годы практики имеете в запасе нечто такое, впечатляющее.

- Да уж кроликов действительно не обещаю, но с доказательствами всё очень неплохо.

С последними словами Алексей Васильевич, подойдя вплотную к сидящему Андрею, нависая над ним как скала над тихой бухтой, засунул руку в карман брюк и достал оттуда небольшой блестящий прямоугольник. Это была зажигалка Zippo, точно такая же, как ему подарила Лена много, много лет назад.

- Ваша зажигалка, не аналог, купленный в соседнем магазине, а именно ваша, возьмите, посмотрите. Всегда нужны доказательства, всем нужны, а не просто слова, я действительно давно привык. Есть ещё пара доказательств, если потребуется, но обычно после второго всё становится на свои места.

Андрей взял переданный предмет и стал внимательно его рассматривать. Зажигалка действительно оказалась не новой, полировка местами потёрлась, по бокам проходили царапины, на одном из рёбер, в верхней его части, виднелась небольшая знакомая вмятина от случайного падения. Она привычно легла в ладонь, пальцы, сразу вспомнив нужные движения, откинули крышку, крутанули колёсико и фитиль зажегся маленьким живым огоньком. Без сомнения, это была его вещица или точная копия. Вот только где он мог её взять? Даже если она не разлетелась на мелкие части при переезде и осталась в сохранности, кто мог её беречь столько лет, а после передать в качестве вещественного доказательства абсурдного рассказа о якобы ином устройстве мироздания на нашей планете? Этого просто не могло быть, во всяком случае, в обычной простой, понятной жизни.

- Впечатляет, - теперь с оттенком злости чётко произнёс Андрей. Он тоже поднялся, и теперь они стояли лицом к лицу настолько близко, что казалось, вот сейчас бросятся друг на друга с кулаками или начнут зубами рвать глотки. - Но мне этого мало! - последняя фраза была сказана раздельно, почти по слогам и даже с некой угрозой. Дело близилось к развязке, речь шла не меньше чем о жизни, как будущей, так и прошлой, а значит Алексей Васильевич обязан, именно обязан предоставить нечто более убедительное, чем ностальгически умилительный предмет из давно ушедшей эпохи почему-то никчемно сложившейся жизни.

Андрей, было, собирался вернуть зажигалку собеседнику, но почти сразу передумал. Она была представлена как его вещь, а значит её место в кармане брюк хозяина.

- Да она действительно ваша и нет необходимости мне её таскать, тем более что я их не коллекционирую, а своя у меня ещё вполне нормально работает. Надеюсь, вам понятно, что просто так зажигалка не материализуется из прошлого и что её оттуда нужно было как-то достать. Разумеется, местные технологии этого не позволяют сделать, но будем считать, что я показал вам всего лишь того самого кролика. Касательно следующего доказательства, есть просьба. Вспомните какой-нибудь момент из раннего детства, можно даже из младенчества, самый яркий на ваш взгляд, - с последними словами Алексей Васильевич достал из внутреннего кармана пиджака чёрное устройство, напоминавшее планшетный компьютер, только чуть уже и тоньше. Он включил его, дотронувшись пальцем до экрана, который сразу засветился разноцветной заставкой с яростным бородатым байкером на крутейшем, воронённом, местами никелированном мотоцикле, с толстенной бледно-серой коброй, обмотавшейся вокруг его шеи и открывшей пасть почти на четверть площади картинки.

Андрей отошёл от кучи досок к дальнему парапету, который пару минут назад всё-таки преодолел беспечно болтавшийся по крыши жёлтый пакет. Он ещё виднелся расплывчатым пятном на фоне черноты неба, радостно мотаясь, послушный ветру, из стороны в сторону по причудливой траектории. Конечно матушка, конечно, та самая гроза в Спасске, ощущение защищённости и уюта сами как-то всплыли в сознание, и опять захотелось лечь, заснуть и проснуться на тёплых коленях, теперь уже действительно единственной до конца преданной женщины, умершей несколько лет назад.

- Теперь смотрите сюда, - Алексей Васильевич совсем неслышно подошёл сзади и протянул планшетник. Изображение на экране показывало большое трёхстворчатое окно с деревянной рамой, выкрашенной в светло-коричневый цвет, по его стёклам непрерывными струями текла дождевая вода. Она сильно искажала изображение, но всё же можно было на улице различить стволы больших деревьев, с колыхающимися от ветра густой листвой и ветвями. Дальше, через дорогу, виднелся высокий деревянный, с местами облупившейся зелёной краской, забор. Его и всё там вдруг озарила яркая вспышка от молнии, потом другая, но без звука, прибор вообще молчал. Что-то показалось Андрею знакомым в увиденном и сразу защемило сердце, защемило, заныло, забилось, голова автоматически несколько раз качнулась из стороны в сторону, как бы показывая, что этого не может быть. Губы принялись кривиться уголками вниз, лоб наморщился, и опять захотелось расплакаться. Перед ним было окно их с мамой комнаты в коммуналке, а за ним тот самый детский Спасск-Дальний, место его рождения и первых шести лет жизни. Высокий зелёный забор, это забор военного госпиталя, в котором работала матушка, куда они часто за руку вместе ходили по её делам или просто так поиграть, побегать по многочисленным лужайкам, пока она обсуждает последние новости с такими же прекрасными и добрыми тётями в белых халатах. Изображение на экране немного двигалось вверх, вниз, как будто снимавший прислонил камеру к своей дышащей груди. Через минуту её фокус не спеша перевели на страничку книги с совсем не ярким разноцветным рисунком убегающей на задних лапах рыжей лисы, держащей подмышкой орущего во всё горло петуха, а дальше показалось лицо молодой, почти юной красивой женщины. Она увлечённо двигала губами, звук так и не появился, видимо читала вслух ту самую книжку, кроме того губы ещё и улыбались, а в глазах искрились звёздочки задора и радости, лицо выглядело каким-то одухотворённым и невероятно жизнелюбивым, что ли. На лбу лежала, чуть вздрагивая в такт речи, вьющаяся прядь тёмно-русых волос, выбившаяся из широкой косы, девушка постоянно ловила её и отправляла за ухо, но та непослушно почти сразу возвращалась на выбранное место. Это периодическое движение показало ровную, белую, словно точёную, кисть с миндалевидными розовыми ногтями без маникюра. Одетое на безымянный палец, широкое обручальное кольцо из красного золота при каждой вспышке молнии отбрасывало острый лучик прямо в центр объектива, именно по нему, запомнившемуся своей неестественностью на долгие десятилетия, Андрей понял, что перед ним его мама, его дорогая любимая мамочка. Только совсем молодая, почти девочка, которая спала с ним, как с последней куклой первые шесть лет, которая каждый день, после дежурного молока на завтрак, давала большую солдатскую витаминку, с которой совсем не страшно было в грозу смотреть на проливной ливень и слушать грозные раскаты грома, которая тогда часто пела, работая на общей кухне, в голос с соседками весёлые советские песни. Судя по немногочисленным фотографиям, она в то время действительно была настоящей русской красавицей с огромными серыми глазами, чёрными, без удлинителей, роскошными ресницами, с прямым греческим носом и как будто написанными художником небольшими ярко-розовыми губами. Высокая даже для Приморья, с фигурой идеального стандарта и конечно с большой, толщиной с руку, русой косой ниже пояса, она любила и всегда оставалась любимой самым главным мужчиной в своей жизни, своим сыном, своим Андрюшкой.

Сердце уже не колотилось бешено как несколько минут назад, оно остановилось и сжалось, кажется, до точки и стало тихо болеть, за грудиной как будто всё медленно спекалось, слёзы который раз пытались вырваться из глаз, к горлу подступил предательский комок, говорить не было ни сил, ни желания.

- Я думаю — вы узнали вашу мать, - понимая состояние Андрея, тихо с сочувствием произнёс Алексей Васильевич. - А смотрите на неё вы, это ваш взгляд, это не камера, это вы в то время.

- Узнал маму, - зачем-то чуть слышно, хрипло поправил Андрей. Сказанное далось с трудом, слова совсем не хотели выходить из сжавшегося горла. Сердце понемногу пошло, но жар и боль остались, от этого всего не переставая хотелось разрыдаться, послав к чёрту принципы и представления о мужском достоинстве. - Вы что, всю мою жизни моими глазами записали?

- Ну что вы, конечно нет, это, какие же сервера должны быть для миллиардов людей. Я просто синхронизировал прибор с вашими воспоминаниями, и он их показал в чистом виде, без наслоений памяти. Вы же желали увидеть наши с вами технологии из другого мира, настоящего мира, - Алексей Васильевич смотрел насторожено, он осознавал, что сейчас клиент начал вступать в психологически решающую стадию, и ему необходимо было помочь не возвращаться к реальной жизни, к реальной жизни здесь на Земле, чтобы скорей оказаться действительно дома. - Теперь последнее, давайте я подключу к вам прибор напрямую, и вы сможете не только видеть картинку, но и услышать звук, а главное - почувствовать всё, что чувствовал тогда тот мальчик, если конечно хотите, если доказательств достаточно — я готов откланяться.

- Нет, давайте продолжим, доказательств хватает, но всё же подключайте ваше устройство, - Андрею безумно захотелось встретиться с мамой молодой хоть на минуту, он сильно устал, ему был необходим отдых, отдых у неё не коленях, под её голос и барабанный бой капель по подоконнику в старом добром Спасске.

- Но предупреждаю, вы полностью будете ощущать происходящее там, при этом перестанете воспринимать текущую реальность. Мы так устроены, чувства не могут наслаиваться одно на другое из разных эпох, ну разве что память. Это как нельзя любить двух женщин сразу, если действительно любишь, хотя есть умельцы, которые утверждают обратное, но вы же понимайте о чём идёт речь в таком случае. У вас есть не более пяти минут. Вот возьмите цилиндр и просто держите его, если решите прекратить сеанс, разожмите руку, он выпадет и всё прекратится. Начнём?

-Да. - Тогда вам лучше присесть, так будет удобней, давайте быстрее, а то скоро нас замочит.

Андрей держал переданный предмет, пытаясь ладонью ощутить его структуру, он приготовился к чему-то необычному вроде изменения температуры или лёгким разрядам тока, но тот оставался металлически холодным и гладким. Вокруг тоже ничего не происходило, пространство не дрожало, не были видны завихрения, связанные с изменением времени, как это обычно показывают в фантастических фильмах. Всё оставалось по-прежнему, он устало сел на доски. Где-то блеснула молния, и через несколько секунд послышался треск от разрываемых громом туч. Соседская девочка Ира говорит, что это бог на колеснице едет по небу, но Андрюшка ей не верил, он точно знал, мама сказала, что это всего лишь разряд электричества, как щелчок выключателя вечером и даже бояться не надо. Ирка конечно подружка, но она всегда старается командовать им, то то сделай, то это принеси. Ну и пусть она старше, но ведь он мальчик, значит будет солдатом и может быть пойдёт на войну с китайцами, а там все начальники дяди, они главные и у мамы командир - майор Никитин. У этого майора все подчинённые — тёти, он почему-то называет своё хирургическое отделение: «мой курятник», при этом зачем-то все смеются, взрослые иногда выглядят странно, при чём тут курятник. Правда там ещё есть плотник Семёныч, но он совсем старый дед, такой старый, что даже видел злого царя и воевал с Блюхером. Интересно, кто такой этот Блюхер, скорее всего, был за красных. Опять раздался гром, а где же молния? Наверное, она стрельнула где-то совсем далеко, может быть даже в Москве, и потому её не было видно. Молния куда как интересней грома и дождя, вот бы дождь перестал, тогда можно пойти гулять, пока не стемнело.

В соседнем доме одновременно родились котята и щенки, и те и другие лежат в разных коробках на первом этаже, и их мамы не дерутся как кошка с собакой, а очень даже дружат. Зверята ещё слепые и пищат, когда не спят, трогать их можно одним пальчиком, тётка Валентина сказала, но даже так понятно какие это тёпленькие и милые животинки. А ещё котята все разные и разноцветные, а щенки одинаковые и чёрные. Скорее бы кончился дождь и сразу на улицу смотреть малышей. Андрюшка почти ощутил на ногах сандалии, как бежит к заветным ящикам, аж пятки сверкают, от нетерпения он даже заёрзал, смахнув на пол старую зачитанную книжку про хитрую лису. Матушка, ойкнув с улыбкой, подхватила её и продолжила чтение. Она читала с выражением, как перед уважаемой публикой, ей нравился этот процесс, она по переменке входила в образ то кота, то лисицы, то петуха, меняла голос, картинно хватая сына в подходящие моменты. Мальчик, давно знавший рассказ наизусть, как и большинство домашних книг, ожидал традиционное чтение по вечерам именно из-за подобных представлений, каждое из них непременно заканчивалось общим смехом, подкидыванием и качанием на руках. Блеснула молния и Андрюшка сделав глаза огромными, притворился испуганным и со словами: «ой боюсь, боюсь!» зарылся лицом в мамину грудь, закрыв от грома порозовевшие уши маленькими ладошками. Мама, подхватив игру, выпалила скороговоркой: «ой не дам, не дам!», прижала сыночка к себе, потом резко отстранилась и, поцеловав его в носик, завалилась спиной на кровать, подняла ребёнка на вытянутых руках. Они оба, радостные до самозабвения, принялись смеяться, показывать друг другу язык, тихонько нажимать пальчиком на нос, при этом пиликая как машина. Андрюшка, валяясь и прыгая по окончательно измятой кровати, всё же краем глаза поглядывал на оконное стекло и прислушивался к бою капель по жестяному подоконнику.

В обоих случаях дела обстояли хорошо, гроза закончилась, слышны были лишь постепенно удаляющиеся удары грома и лёгкие, почти незаметные всполохи от молний. Теперь важно убедить маму, что он в лужи ни ногой и по мокрой траве тоже бегать не будет. Надо сначала попроситься на улицу, а потом быстро зацеловать ей всё лицо, обычно такое срабатывало. А дальше полная свобода! И бегом к котятам и щенятам! Надо бы заскочить за Иркой и Катькой, с ними весело пока они не начинают спорить, особенно Катя. Надо быстрей, надо уже выходить, а то придёт Борька, он как раз из того дома, и будет выставлять себя главным, кому кого смотреть, кого можно трогать сегодня, очередь установит, как в прошлый раз. Мальчик почему-то вспомнил рассказ Бориса, про замену крана на общей кухне, у них стоял такой же бронзовый с маленьким изогнутым носиком и красным барашком сверху и тут же в памяти всплыл другой кран. Это было большое зеркальное устройство с рычажком посередине, для регулировки температуры воды. Но где он стоял, Андрюшка припомнить не мог, точно не у дяди Гриши с тётей Лидой, маминых друзей, точно не в бане, куда ходили мыться каждое воскресенье. Кроме этого в мозгу появились ещё другие диковинные вещи, они были странными и интересными, он знал их название и предназначение. Андрюшка уже почти уговорил матушку отпустить его на улицу, но идти туда вдруг расхотелось. Наоборот появилось желание тихо сесть за свои маленький столик в углу у печки, взять карандаши и рисовать, чего не случалось, наверное, недели три, а то и больше - лето же. Однако добрая мама с улыбкой уже рассказала, что можно и что нельзя делать на улице после дождя, уже ноги в сандалиях, один так и не захотел застегнуться, чешут на второй этаж за Катькой, но в голове начался непонятный сумбур. Вспоминались, привиделись теперь не только диковинные предметы, но ещё и события из какой-то жизни, или поведанной кем-то истории или из кино. Но нет, то было, что-то своё, собственное, родное. Там была и мама, только совсем другая, хотя и сегодняшняя тоже, а ещё она лежала в гробу, в синем платье с белым воротником, лицо как восковая жёлто-серая маска, совсем не похожее на то, что было днём, но Андрюшка точно знал, что это матушка, от возникшего видения его передёрнуло. Катьку заставляли одеть сапоги, и она по своему обыкновению препиралась и спорила с родителями, а время дотемна уходило. Мальчик, не дождавшись подругу, помчался в другой подъезд за Иркой, у неё сапог нет, и дело пойдёт быстрее. Только бы Борька их не опередил! Желание посмотреть малышей не пропало, но стоило заглянуть домой, убедится, что с мамой всё в порядке, однако ноги не слушались и уже подбирались к оббитой дерматином двери второй подружки. Ещё вспомнилась худая злобная женщина с указкой, возле школьной доски, она во весь голос кричала на мальчика, что он полный балбес, хотя и дылда. Сразу за этим появился чёрный котёнок, лежащий на боку, из открытого ротика шла пена, выпученный глаза постепенно стекленели, угасая, а задняя лапка конвульсивно то прижималась, то отстранялась от живота. Животное умирало от чумки, Андрюшка это почему-то тоже знал, и ему было невыносимо горько, но как-то не здесь, а где-то там далеко. Дальше он целовал лицо тёти, но не мамы, совсем другое, хотя тоже красивое и счастливое и тут пришёл испуг. Надо было сейчас же вернуться домой, даже если Борька придёт первым, вернуться и всё рассказать матушке, но Ирина уже схватила его за руку и они выскочили на улицу. Бедный мальчик не мог взять в толк, почему ноги сами несут его туда, куда идти не хотелось, он даже что-то пытался об этом сказать подружке, но получалось про нерасторопную Катерину с её причудами насчёт обуви. Теперь Андрюшка было решительно собрался вырвать руку из ладони Иры, развернуться и пойти назад, но в мозгу возник бешено орущий папа, вытаскивающий из брюк ремень. Он кричал обидные слова, их было так много, что они сливались в сплошное проклятье на него, щенка и недоноска, а мама почему-то с большим пребольшим животом молчала, даже не пытаясь сказать слово, защитить, она, постояв минуту, развернулась и ушла. В этот момент мальчик почувствовал дикую боль и резь от ремня, полосой прошедшую через всю спину.

Андрюшка больше ничего не хотел, он испугался и погрузился во тьму. Пропал двор, пропала Ирина, деревья, лавочки, бережно установленные неделю назад, соседского дома тоже не стало, как не стало ни неба, ни воздуха, ни звуков. Вокруг была одна темнота и тишина, они даже не звенели, не мерцали, они обволокли его полностью, проникли в рот, нос, уши, но не в сознание. В сознание опять появился умирающий котёнок, красивая девушка, другие образы, в том числе большой самолёт, в который он входил, неся на руках маленькую девочку. Это была его будущая дочка, ещё появился мальчик, только чуть повзрослее, и ещё много и много другого. Через миг картинки, образы, изображения смешались, переплелись, вытянулись, распались, внезапно застыли и вдруг выстроились в чёткую по времени и безукоризненную по значимости последовательность. И маленький трёхгодовалый Андрей своим ранним, полностью не сформировавшимся сознанием понял, что перед ним его будущая жизнь. В ней было много всего, съёжившийся от страха, забившийся в, единственный среди темноты и пустоты, острый угол, малыш смотрел на грядущие события, не понимая смысла большинства из них. Ему неведомы были слова, понятия про наркотики, секс, заработки, предательство, обман. Он тоже не знал - зачем и куда могла уйти единственный друг и опора, жена Ольга, что и почему всё так случилось с сыном, зачем они расстались с такой милой хохотушкой Еленой, куда вообще девается любовь и есть ли она, зачем она, почему после тридцати лет пропадает восторг от пребывания в этом мире и годы щёлкают как минуты, а после сорока - как секунды, отчего, рано или поздно, остаётся лишь страшное слово «привычка» применительно ко всей оставшейся жизни.

В будущем ему достанется много вкусной пищи, он увидит много новых мест, прочтёт много занимательных книг, просмотрит много интересных фильмов и ещё много, много, много чего произойдёт хорошего, но потом, как оплата, всё пропадёт, изуродуется, исчезнет и останется лишь крыша, надвигающийся шторм, странный собеседник и такой же странный выбор. Малыш, во тьме и тишине, испуганный, одинокий тихонько плакал, он не мог поднять руки, чтобы вытереть слёзы, да и слёз он не чувствовал, и все другие телесные ощущения тоже пропали, осталось лишь страшное сумеречное сознание с дорожкой из будущих событий и желание вернуться домой к маме и больше никогда не выходить на улицу, а лучше совсем не рождаться, оставаться где-то там, откуда его швырнули неизвестно за что или для каких целей сюда в Спасск, Владивосток, Находку, другие места.

В тот самый миг, когда отчаянье и ужас достигли своей максимальной, нестерпимой величины, откуда-то чуть справа появился звук, словно кто-то бросил небольшой кусок металла в стекло, а оно, не разбившись, жалобно зазвенело. Но он раздался не в мозгу мальчика, как сопровождение видений, а как нечто стороннее, живое из действительного настоящего мира. Почти одновременно со звоном у Андрюшки в глазах прояснилось изображение, а следом обрушилась какофония звуком, запахов и ощущений тела. Оказалось, что дождь не закончился или опять начался, и струи холодной воды, залив лицо, голые руки уже, почти полностью замочили одежду. Мокрая футболка прилипла к спине, отчего по коже побежали мурашки, злой ветер усилил озноб и через минуту зубы малыша застучали, угрожая прикусить то язык, то губу. Видения из будущего пропали, но вместе с ними исчезли и огромные тополя, и скамейка возле дома, соседская девочка Ира тоже куда-то ушла, но главное - нигде вокруг не было дома с мамой и их тёплой уютной комнатой. Испуганный, Андрюшка озирался как затравленный зверёныш, он не узнавал то место где находился, здесь ему не приходилось бывать раньше. Увиденное представляло из себя почти правильную квадратную площадку, покрытую чёрным, блестящим от дождевых брызг, гудроном и огороженную метровым бетонным парапетом, она была почти пустая за исключением всякого мусора разного размера и природы, кроме того, посередине стоял маленький, как в детском садике домик, только не из брёвен, а из кирпича и ещё куча старых посеревших досок, на которой и сидел мальчик. Напротив него стоял дядя в мокром обвисшем костюме, с удручённым лицом, ему явно не нравился дождь, ветер и даже кажется место их нахождения, а главное то, что со всем этим ничего нельзя поделать и приходится мириться.

– Всё-таки не успели, полчаса не хватило, - он нагнулся, поднял лежавший возле старой бутылки блестящий цилиндр синхронизатора и положил его в карман пиджака. И тут Андрюшка вспомнил - кто этот недовольный промокший мужчина, с низким грудным голосом, где они находятся и что он давно не трёхлетний мальчик, а взрослый Андрей Сергеевич. В первый момент осознания ему стало легко и свободно от понимания того, что увиденное с ним никогда не случится потому, что уже произошло, даже захотелось смеяться хотя бы и истерическим смехом. Но через минуту тягучая тоска вернулась в сознание, сердце сжалось до боли, всё значительно усилилось впечатлениями и испугом малыша, а главное - появилось чувство стыда перед Андрюшкой, перед трёхлетним мальчиком, словно он существовал в реальности и сидел рядом за спиной. В голове всплыла его первая цветная фотография, сделанная в пятилетнем возрасте и вставленная в красно-белый пластиковый шарик величиной с апельсин, куда нужно смотреть сквозь маленькую линзу. Но сейчас Андрей не стал бы этого делать, не было желания заглядывать в те свои наивно-доверчивый глаза и обдумывать это хотелось ещё меньше чем внезапный уход Ольги. Алексей Васильевич всем своим видом выказывал крайнею степень нетерпения, сейчас он походил на скакуна, которого полчаса назад вывели на старт, но команды на движение не давали, он даже также переминался с ноги на ногу.

- Вы чуть бутылку не разбили, - слова, явно произнесённые для привлечения внимания, окончательно вернули Андрея в реальность.

- Да, я слышал, как там что-то звякнуло. Я верю вам, это всё действительно безумие, - он помотал головой, подняв брови и сморщив лоб до появления нескольких глубоких, не по годам старческих борозд, словно давая понять, что его лицо ему больше не нужно, как и остальное, связанное с проживанием в нашем мире, включая воспоминания, от которых избавиться не получится... А жаль. - Я был действительно болен. Теперь всё прояснилось. Очень хочу в другую жизнь. Не хочу тут быть ни последним, ни первым, ни на последних похожим. Вообще не хочу тут быть. Просто не желаю. Бедный, бедный Андрюшка, как хорошо, что он этого не увидит. Вы знаете, а ведь он был такой добрый замечательный мальчик, как хорошо, что его больше нет, мне очень стыдно. Неужели же придётся помнить прожитое тут в подробностях и там? Действительно чудовищно... Действительно мне пора домой. У вас тоже куча дел, как я понимаю. Спасибо за всё, а главное за лечение, оно точно подействовало и ваши последние усилия очень к месту, уверяю вас. Наши специалисты потрудились на славу, обязательно оставлю благодарственное письмо руководству корпорации и, при подходящем случае, стану рекомендовать своим близким именно вашу компанию по всем её услугам - последнее Андрей произнёс твёрдым голосом человека, принявшего единственно правильное решение, с которого его не свернут.

- Спасибо за благодарность, но дайте мне десять минут, чтобы я мог спуститься, а то ещё обвинят чёрт знает в чём. А если честно, я очень рад за вас, я всегда рад, если мой подопечный начинает понимать, где он находится и что самое плохое уже позади. До свидания, - Алексей Васильевич не глядя в глаза пожал руку поднявшемуся с досок собеседнику и твёрдой, уверенной походкой направился к спуску с крыши. Он не обернулся.

Андрей скорее по привычке забирать своё, чем по необходимости взял пакет, сложил в него мокрой тряпкой, лежавшую на досках, верхнею часть от спортивного костюма и подошёл к парапету. Впервые за эту жизнь он не думал, опустевший мозг отдыхал, поступавшая извне информация воспринималась, но обрабатывалась только на уровне рефлексов. Котёнок тоски, не переставая рвался из груди, сердце всё так же болело, опять хотелось расплакаться, но это уже было вторично, неважно, как остаточное явление. Он смотрел на город сквозь сплошные струи дождя, которые размывали картину, он ощущал холодный ветер, безжалостно бросавший в лицо холодную воду, но и это тоже не имело значения, как тусклый фон произошедшего только что. Внизу Алексей Васильевич выскочил из подъезда и скорой походкой, почти бегом, направился к проспекту, дойдя до него, поднял руку, ловя машину. Такси подошло почти сразу, он сел на заднее сидение и уехал, так и не посмотрев в сторону крыши. «Совсем нет вещей у него, наверное, так и летает» - Андрей до треска в ушах сжал веки.

Вариант первый.

Утро обрушилось на спящего Андрея внезапно ярким ласковым солнцем, поднявшимся уже достаточно высоко, задорным деловым щебетом воробьёв на подоконнике возле приоткрытого окна, резкими сигналами автомобилей и желанием срочно съесть хотя бы бутерброд с сыром, маслом и копчёной индюшатиной, последнее казалось особенно важным. Старые, потемневшие от времени деревянные часы с боем показывали чуть больше десяти, резное стекло, закрывавшее гири и маятник, поймав несколько лучей из окна, раскидало их зайчиками по всей комнате, в том числе и на фикус, отчего тот стал немного напоминать новогоднюю ёлку с гирляндой, но без игрушек. Ещё хотелось курить и крепкого кофе, но уже не как по годами выработавшейся привычке, а просто так - для удовольствия. Для удовольствия Андрей не вставал с постели, нежась и потягиваясь то одной ногой, то другой, то руками, а то и всем телом. Он, первый раз за много лет, не проснулся в урочный час, что мог делать даже без будильника, просто сон был глубоким и без назойливых сновидений, к нему прибавилось лёгкое, даже немного радостное пробуждение. В эту ночь удалось хорошо выспаться, отдохнуть, несмотря на разыгравшуюся к вечеру настоящую бурю, хотя именно шум дождя убаюкивает не хуже колыбельной, может в том и скрывалась причина безмятежности. С рассветом безмятежность не исчезла, она, появившаяся всё-таки после возвращения с крыши, чудесным образом удалила из сознания вопросы про Ольгу, про сына несчастного, квартиру, другие мысли и, оставшись хозяйкой, правила им безраздельно, заставляя, а лучше сказать, помогая делать простые будничные дела без оглядки на прошлое и перспективу. По всей видимости, внутреннему «я» надоело мучиться от терзаний, затеянных построениями и изощрённым изыском мозга и оно, пользуясь предусмотренными природой аварийными системами, отключило его аналитическую часть хотя бы на время. И вот сейчас простое чувство, под названием голод, требуя сатисфакции, таки подняло Андрея с постели, причём не лишая блаженной расслабленности ни его конечности, ни его душу. Чайник на кухне, повинуясь своему предназначению, заурчал, открытая банка вьетнамского кофе наполнила окружающий мир терпким запахом в меру прожаренных зёрен, молотых в среднюю фракцию, кусочек настоящего жёлтого сливочного масла из под Вологды, радуя глаз своим видом, буквально напрашивался на ломтик бородинского хлеба. Шла подготовка к простому человеческому завтраку, одному из миллиардов на планете Земля, она для этого персонажа сегодня выглядела до наслаждения буднично, словно дорогой подарок после нескольких лет проживания на необитаемом астероиде. Что будет дальше, его волновало мало, у него появились чудесные знания, которые давали свободу, но не от кого-то или чего-то, а свободу внутри себя, свободу от гонки за завтрашним днём, свободу от принуждения самого себя к действиям противным внутренней природе. Ещё с ними появилось ощущение, которого не хватало всю жизнь, всю взрослую жизнь, ощущение владения несметным богатством, позволяющим быть самим собой всегда, вплоть до безразличия и не стараться подстраиваться ни под ситуацию, ни под других, более сильных в данный момент. Андрей, стоя у окна, допивал свой любимый слегка остывший кофе, аромат напитка щекотал ноздри, проникал в горло и, смешиваясь там с его жидкой формой, казалось напрямую проникал не только в желудок, но ещё и в область сердца, от чего то работая на форсаже, отправляя к голове потоки крови, заряженные задорной энергией, готовой вскоре выплеснуться чудными, непредсказуемыми поступками. И он был готов к этому.

Вариант второй.

Андрей до треска в ушах сжал веки, поставил правую ногу на парапет, попытался выпрямить её, но из-за высоты барьера сделать без помощи рук это не удалось. Тогда не открывая глаз, он бросил вниз пакет и, опираясь ладонями на шершавый мокрый бетон, перевесил центр тяжести тела за периметр крыши. Исключив из игры изображение, обмануть мозг не удалось, настороженные уши услышали впереди пустоту, а лицо ощутило восходящий от земли, несмотря на дождь, тёплый поток воздуха, но страх и хлынувший за ним адреналин не успели отдать команду на обратный ход. Получился неестественный кувырок вперёд и вниз, прямая левая нога, описав дугу в полёте, с силой ударилась пяткой о стену, причинив падающему последнюю боль, которая не успела вызвать даже вскрик. Андрей удивился от того, что летя вниз он не ощутил лёгкости, наоборот - каждая клеточка налилась свинцом и втрое прибавила в весе.

К моменту приезда скорой помощи и полиции, кто-то из нескольких зевак, стоявших вокруг, накрыл размозжённую голову разобранным картонным ящиком, вытекавшая в нескольких местах из под него кровь вливалась в небольшой ручеёк дождевой воды и, уже через пару метров, терялась, смешиваясь с вымытой глиной, песком, листьями и другим мусором. Медики, не найдя возможности оказать помощь пострадавшему, вскоре уехали на другой вызов. Полицейский расположился на заднем сидении старого уазика с надписью «Милиция» и, укрывшись от непогоды, опрашивал единственного свидетеля падения, который сам вышел из дома как только подъехала машина представителей власти и теперь с радостью одинокого человека давал исчерпывающие показания. - Я увидел их ещё утром и днём, до дождя они о чём-то разговаривали. Но не ругались, курили, ходили, что-то пили, наверное, пиво, а потом второй, тот что был в пиджаке, ушёл. Я видел, как он бежал от дождя вон туда, к остановке, наверное. А этот постоял ещё минут пять, залез одной ногой на край, перегнулся и полетел вниз, - дед, вытирая рукой с лица дождевые капли, заглядывал в бумаги полицейского, как будто пытаясь прочитать, правильно ли тот записывает его слова.

Вариант третий.

- Я увидел его ещё утром и днём, до дождя, он о чём-то разговаривали сам с собой, курил, ходил, что-то пил, наверное, пиво. Больше там никого не было, точно, наверное, он пьяный. А минут через пятнадцать после начала дождя, он залез одной ногой на край, перегнулся и полетел вниз - дед, вытирая рукой с лица дождевые капли, заглядывал в бумаги полицейского, как будто пытаясь прочитать - правильно ли тот записывает его слова.

Вариант четвёртый. - Этот дурачок тут уже больше года живёт. Когда его сюда привезли я ещё в медицинском учился, заканчивал последний курс, нам его тогда показывали. У него точно шизофрения, но он спокойный, просто рассказывает о том, что нашу планету и всё что на ней, включая нас самих, создали инопланетяне и толи лечат тут кого-то, то ли эксперименты проводят, а сам он тоже из их числа. При этом он большой босс, а когда умрёт, то вернётся к себе домой и продолжит там жизнь состоятельного человека, каких вообще нет на Земле. Ну и всё такое. Тебе правда интересно? - миловидная брюнетка с распущенными волосами, в джинсах и на высоких каблуках в принципе не могла дать отрицательный ответ на вопрос своему молодому экскурсоводу, тем более что сразу после ознакомительного посещения его нынешней работы, её ждал наверняка роскошный ужин в ресторане с видом на вечерний Владивосток. Он заказал столик ещё дней пять назад, и теперь их ждал приятный вечер, возможно - с романтическим продолжением, она ещё не решила, она ещё думала.

Послесловие.

Если честно, сам не знаю - что это такое я тут написал, и вообще - я ли это сделал. Если вам хватило выдержки прочесть моё произведение, то вы заметили, что оно не шедевр на уровне школьной программы, но, согласитесь, тут есть какое-то количество свежих мыслей. Так вот, в большинстве своём, ранее ни о чём таком мне думать не приходилось, да и нужды в том не было. У меня совершенно приземлённая профессия, куча проблем материального характера, в том числе банальные периодические финансовые провалы, вялая ругань с повзрослевшим сыном, встречи и расставания с очередными любовницами и тому подобное, короче говоря - всё как у всех. Но вот однажды вечером, в конце августа этого года, я вдруг сел за компьютер и просто стал писать, то есть стал набивать буквы, слова, строчки, мне показалось это занятным, и в первое время процесс захватил настолько, что если я после работы, весьма напряжённой работы, не садился и не щёлкал по клавишам, извлекая из них осмысленный текст, то происходило нечто непонятное и неприятное. У меня начиналась настоящая ломка по типу алкогольной, я не мог спокойно ни лежать, ни ходить, ни есть, начинала болеть голова, в мозгу появлялись мысли шизоидного порядка, даже курил через каждые полчаса, при этом не ощущая вкуса, не получая разрядки, но как только я садился за ноутбук в душе наступал лад. Именно наступал лад, а вовсе не спокойствие, думаю, спокойно даже некролог сложно написать. Текст давался очень непросто, ведь ранее ничем подобным мне заниматься не приходилось, если не считать пары статей в газеты, связанных с работой, последняя появилась как раз десять лет назад. Складывается впечатление, что меня кто-то заставлял вечерами и по выходным, иногда до глубокой ночи, а несколько раз и до утра, писать то, что вы сейчас дочитывайте, а если я не делал этого, то получал наказание внутренним дискомфортом, вплоть до физических страданий. Но для меня интересно ещё и другое. Дело в том, что начинал писать это произведения один человек, а вот сейчас сидит за клавиатурой совершенно другая личность, и это видно не только мне, некоторых подобный порядок вещей даже стал раздражать.

Совершенно невозможно описать произошедшее, потому что не было никакой постепенной или резкой трансформации, просто к концу сентября, а может в другое время, я вдруг понял, что тот, с кем мне пришлось жить внутри себя сорок шесть лет, куда-то пропал, а его место занял другой, но и тот старый и тот что сейчас - тоже есть я. Прошу не думать, что у меня произошло раздвоение личности, но даже если и так, то не вижу в том большой беды, во всяком случае - для себя. Смысл же изменения в том, что я перестал бояться жить. Нет, конечно, и раньше я не прятался за подол любимой девушки, мечтая отсидеться там от превратностей судьбы, попивая горькую и поругивая всех, включая наглых соседских тараканов, посмевших проникнуть на семейную территорию. Но, согласитесь - мы все находимся в постоянном напряжении от неведения своего будущего, и каждый сегодняшний день уходит на подготовку к встречи завтрашнего, что отнимает кучу времени, а главное сил. Мы постоянно покупаем продукты на неделю, одежду к зиме или лету, копим деньги на отпуск, на первый взнос по ипотеке, стараемся выбрать перспективного партнёра для жизни, а некоторые даже приобретают место на кладбище. Не хочу сказать, что мне вдруг стала безразлична моя дальнейшая судьба, но я точно знаю, что меня не оставят, что всё идёт так как и должно идти, а главное - я всё правильно делаю и если вдруг возникнут затруднения, то мне обязательно подскажут и направят. Наверное, сверхмодные психологи, разложив по косточкам написанное здесь, найдут неутешительное объяснение моего теперешнего состояния в казусах трансформации подсознания, связанных с перенапряжением или ещё, что-нибудь этакое. Но уверяю вас - они ошибутся! Кроме них ещё ошибутся психиатры, друзья и коллеги по работе, потому, что кроме выше указанного появился ещё ряд свойств, о которых не только писать — даже думать боюсь, и пока непонятно - являются ли они благом или проклятьем. Но смею вас заверить, совершенно точно за нами приглядывают, скорее всего, не совсем так, как изображено мною, но кто-то отслеживает процессы на нашей планете и это не мифическое подпольное правительство, а силы более могущественные, в нашем понимании на гране волшебства. И, кажется, они решили постепенно проявлять себя, давая понять нам, что мы лишь их слабое подобие, созданное и выращенное ими для целей нам неведомых и непонятных. И проявления эти с годами будут нарастать по экспоненте, пока мы не осознаем мелочность и ничтожество дел творимых нами, конечно, по сравнению с их замыслом.