Знал я подлость и вражду, недостаток и нужду, муки, радости и пытки, изобилье, избытки, иногда и нищету. Я скакал, лежал в окопе, по звериным топал тропам, но хранил в себе звезду, бесконечность и узду, был у Неба на счету. Я не первый, не последний, уникальный и бессменный, что за чёрт сидит во мне, он бессмертный на коне, будто сказочный Кощей. В диком поле волком рыщет, хищной птицей небо тычет, он, хотя почти без шеи, исполинов, ткнув взашей, их лишает длинных шей. Он не знает скуки, страха, не беседует с Аллахом, коли, в поле дико рос, нипочём ему Христос, Кришна, Будда, Иегова. Но в природу верит он, в космос, атом и гормон, гармоничные стихии, антиномии лихие, силу разума и слова. Вот такой во мне мой бес, он – философ и балбес, самоучка, пантеист, скептик, критик, атеист, словом, страшный хулиган. Он свободен, словно птица, и анафем не боится, коль конец всегда один, - сам себе он Господин, император, царь и хан. Сатана, лукавый демон, плод любви и отпрыск Неба, словно лава подземелья, весь избит до посиненья, будто он всему виной. Вместе с ведьмами, жидами его вешали, сжигали, били и травили газом, истребить хотели разум, разум в мире ведь - изгой. Коль нет разума, то нечем разрешать противоречья, остаётся только верить, и судьбу кому-то вверить, хотя этот «кто-то» – чушь. Вера есть, ума не надо, там, где вера, там – ограда, храм, острог и бастион, чушь молитв, страданий стон, мрак пустых, заблудших душ. Богу нужен диалог, без чертей, какой он бог? Богу равен Мефистофель, с богом равен даже тополь: ростом он дорос до бога. Со времён Адама-Евы спорит с богом дьявол-демон. Бог кричал: «Не ешь, не смей!», переспорил его змей, дал дорогу диалогу. Вот где истина и вера: спор для всех нас – атмосфера, экстра-сфера раздвоенья – воздух, дух и влага гения, цепи жизненные звенья. Цепь не нитка Ариадны, - цепкий путь неоднократный преодоления сомнений, разрешения всех трений, путь от прений в лоно тленья… |