Из цикла "Человек... Это звучит горько" Идёт, как гризли, наш Иван, и в рост, и вширь - медведь-гигант, ендову, выпив, медовухи, идёт вразвалочку, «под мухой». Соседи молят, чтобы он шёл стороной от их сторон, уснул в берлоге долгим сном, а не скитался шатуном, громящим город весь громилой, всем угрожающим Годзиллой, кого страшатся сами даже законов и порядка стражи, чтоб усмирить его, они наденут латы из брони, возьмут дубинки, автоматы, щиты а, может быть, гранаты, и всей огромной этой ратью пойдут на Ваню, только сзади, как рой пчелиный, нападут, Ивану уж тогда капут. Не знают эти костоломы, что у Ивана дочка дома, что эта маленькая кроха с ним может справиться неплохо: пред ней Иван уходит в землю, её становится он тенью, смиренно ей во всём внимает, как айсберг, рядом с нею тает, себя, не помня, не жалея, в ошейник может втиснуть шею, он раб её, он счастлив с нею. Я видел это. Я немею. |