11 сентября

Я стоял за деревом и наблюдал, как к мостику подъехал наш серый джип. Мостик был маленький, через небольшую канавку. Для красоты, что ли, навесили по бокам цепи. Каждый раз казалось, что машина не может поместиться на нем. Я видел и последний пост перед въездом в лагерь, Макс, незаметно со стороны, проговорил что-то в рацию, и опять удалился в кусты.

Перед домом машина остановилась, вокруг собрались жители лагеря. Из машины вышел совсем худой паренек, в очках. Новенького привезли. Парень смахивал на голубого. У нас это не порицалось, но и не приветствовалось. Был негласный уговор, что секс в здоровых формах – это самое лучшее.

Да, тяжело ему придется. Я вспомнил свое «вступление».

Первые дни я чувствовал эйфорию - ощущение очищения и единения с чем-то возвышенным. Первый раз в жизни сбросить всю накопившуюся за жизнь страшную усталость. Легкости прибавлялось по всему телу, будто воздух вливался в жилы, а выходила тяжелая вязкая «лишность» - все лишнее. Но потом стало казаться, что повсюду находится еда. Стояла весенняя пора - сыро, холодно. В лесу тяжело дышалось - грязные кучки снега сжимались с каждым днем, становясь все чернее. Все противнее становилось вспоминать о том, что когда-то эти остатки были белым пушистым снегом.

Потом стали мерещиться грибы под каждым деревом. Присмотревшись, я убеждался, что красные шляпки – это всего лишь засохшие листки. Вскоре, на пятый, кажется, день поста, мне рисовались чудесные видения продуктов в яркой упаковке. Странно, что в своей прошлой жизни я и не ел многого, о чем теперь грезилось. Почему-то особенно ярко вспомнился огромный йогурт под сосной справа от дома.

После семи дней поста положено было постепенно выходить, пить кефир и соки, париться в бане. Злоба совсем уже покинула тело, и не было желания есть. После этой ступени должна была происходить часть «вступления», вызывавшая больше всего интереса и шуточек. Может от того, что происходило это только в самом конце, когда изнуренное тело уже не могло воспринимать удовольствия, только в реальности эта процедура оказалась самой мучительной. Таинственность была связана с сексуальной окраской - в глубине леса находился «ведьмин колодец», где естественным образом бурлила вода, в весеннее половодье.

И вот, говорили, что на последней ступени «вступления» в пруд входят прекрасные девушки вместе с испытуемым. И в моем разгоряченном мозгу рисовались картины этой оргии. Вода ручьями стекала по полным грудям. В фантазиях эти русалки мыли друг друга, и их влажная кожа блестела на солнце. Иногда я представлял их в тонких белых рубахах, по которым струятся вода. Иногда я хотел видеть, как они ласкают друг друга.

Но когда, наяву, после семи дней голодания, я очутился там вместе с одетыми в длинный холщовые рубашки женщинами, все было не так. Вода была ледяной, собирался дождь, и больше всего хотелось добраться до теплой постели.

Мне вспомнился лихорадочный жар, спутанные мысли… С тех пор прошло много дней, уже осень. Скоро миссия. Я освоился, не видел уже по ночам тюрьму и не вспоминал о сыне. Жизнь протекала в лагере монотонно, все знали что делать, жалко только что в остальном мире пока не так.

Вечером должно было состояться служение. Перед этим обычно шли в импровизированный спортзал на поляне. Это было тяжело – приспособится оставаться в форме в таких условиях, и при этом помнить, что мы служим телу.

Когда мне Петер вначале объяснял про служение, я не очень-то понял. Скорее хотелось быть вместе с кем-то, кто понимал меня, понимал, почему я сделал то, что сделал. Потом я почувствовал, что мне просто легче, пропали видения и напряжение, злоба, в конце концов, тоже.

Новый парень на тренировке не был, говорили, что его вызвала сама Эвелин. Думаю, что поговорить и внушить ответственность. Мужчины ей нравились мускулистые рослые. Для меня она была недоступна, холодна. Если честно, я ее и не хотел. Слушал только ее речи и удивлялся внутренней силе.

Когда над осенним лесом стало темнеть, мы собрались вновь на поляне и стали слушать. Миссия приближалась, барабанов уже не было, и костры не жгли. Постепенно готовились сниматься с места.

Я видел, как Стас смотрел на новенького, наверное, сразу понял, что это из тех, с кем можно. После тюрьмы мне казалось все это особенно неприятным, зачем нужны эти нарушения законов природы! Ничего не поделать, надо было терпеть, ведь все мы теперь служим одному делу.

На самом деле нас было совсем мало. Сама Эвелин наезжала иногда проверить, как идут дела, и исчезала надолго. Говорили, что такие как мы, есть по всему миру, но родина ее была здесь. Так-то и всего - Макс, Петер, Стас, старый пердун Иво и женщины. Среди них я сошелся с одной, бывшей тренерше по Body Pump. Теперь она устраивала у нас общие медитации. Ее звали Лидия, и я понял на первых служениях, что с ней могу спокойно удовлетворять разрешенные нам здоровые инстинкты. Летом мы убегали далеко в лес, раздевались и делали костер. Жарили цветы кабачков на огне, а однажды в тайне, в нарушение служению, достали на соседнем хуторе баранью ногу. Я чувствую до сих пор, как текут слюнки, стоит мне вспомнить это. Жир тек по нам, к запаху мяса примешивался запах костра. Хорошо, что мы закинули всю одежду далеко в кусты, и она не особо пропахла. Я чувствовал сильное раскаяние после этого случая, так ведь недолго докатиться и до сигарет и… Это не то что называлось «грехом» у древних христиан, это – осознанное понимание, что тело нельзя разрушать.

Я так давно уже не хотел свою жену, что никогда и не сравнивал Лидию с ней. Только как-то раз вдруг неожиданно вспомнилось что-то прекрасное и недоступное, как из глубокого детства. Мы были когда-то чисты, подумалось. Но все, что было потом, я блокировал, и знал твердо – я опять чист.

Мы отдавались нашему разрешенному удовольствию, Лидии нравилось подробно описывать свои ощущения. Возбуждение, пик удовольствия, успокоение. Осенью мы стали уходить на болото, собирали по дороге грибы. Удивлялись, как много разного сорта мха росло под соснами. Пейзаж был северный, глуховатых тонов, но веселый. По болоту пролегала дощатая дорожка, часто лежал уже легкий туман на рыжеватых мхах. Мы там встречали обычных людей, пришедших за клюквой, здоровались, продолжали спокойно свой путь. У болота была вышка, на которую лазили любопытные. Приезжали люди на джипах с собаками, но вообще, было тихо. Старый Иво нехорошо посматривал на наши походы, как будто подозревал в чем-то. Говорил, что не для этого мы тут, чтобы «любовь крутить». Говорил, «В болото можно что угодно опустить, не доищутся».

Сегодня вечером Эвелин объявила, что скоро начнутся практические занятия по миссии. Никто не знал точно, что это значит. Общее движение занималось повсюду пропагандой здорового образа жизни. Началось это давно, когда еще открыто курили. Но несколько лет назад стало ясно, что люди не могут окончательно понять, какой вред наносят сами себе и продолжают упорствовать. Часто говорили одно, а делали другое. Проходили конференции и агитации, ничего не помогало.

 

Этим вечером новый парень рассказал, что работал кассиром в продуктовом магазине Соляриса, и не мог спокойно смотреть, что до сих пор нет запрета на товары, приносящие нам вред. Он говорил отчаянно, ясно и быстро, но чувствовалось, что он совсем молодой, и мало в жизни видел. Стас засыпал его вопросами, и нам было не по себе. Зачем вообще так поздно взяли нового? Петер и Макс говорили, что ненужный риск это. Петер сегодня был на первом посту, перед поворотом в лес. На всякий случай, чтобы кто-то случайно к нам не забрел. Вообще место людноватое, неподалеку морской берег и песчаный пляж. Опыта таких лагерей ни у кого не было. Про это тоже говаривали всякое. Мол, никого и не может быть второй раз. А мне было спокойно на душе.

 

Перед сном была общая медитация, Лидия вещала что-то, но я вслушивался только в голос, не хотелось понимать значение слов.

Потом женщины делали маски из меда и имбиря, ходили в баню. Там терлись сухими щетками и мазались смесью кофе с чем-то еще. Это должно было изгнать последние следы целлюлита. У них уже и так были литые тела, закаленные многолетними тренировками, правильным питанием и процедурами. Они были как люди нового типа, в облегающих одеждах, с ровными здоровыми волосами и мягкими улыбками. Эвелин была старше, она носила только белое, подчеркивала строгую осанку. Ее лицо было натянутым, загорелым, строгим.

«Страх! Только страх может вразумить людей!» вскрикивала она на сегодняшней лекции, и в темноте при свете только нескольких свечей я видел убежденные лица, словно вырубленные из дерева. Мы пойдем за ней.

 

Старый Иво по утру опять что-то шамкал, что видел в компе у Эвелин какие-то карты. Иногда называл он нас козлами или ослами. В тюрьме мне бы нельзя было терпеть это, но здесь это было нормально. Он варил какое-то зелье в котелке и нехорошо улыбался. «Вспомните еще, что стало с Виталиком!». Про Виталика я только слышал, но я прибыл, когда его уже не было. Макс тоже нехорошо смотрел, он будет вести у нас «практические занятия». Мне вспоминалось из прошлой жизни это утреннее бдение, непонятное ощущение взволнованности, грусть, потные ладони. Жена была все чаще такой, и чем веселее ночью, тем хуже поутру. Растрепанная, с жирными прыщами вокруг рта… Я не хотел думать об этом. Ведь здесь все не так - здесь чистые люди, с чистыми помыслами, с идеей.

Лидия казалась в последние дни взволнованнее, чем обычно, чаще сидела просто в позе лотоса и смотрела на лес.

Я только недавно вообще начал ЖИТЬ, после всего, что со мной произошло. Не хотелось вновь волноваться, хотелось раствориться в осеннем воздухе, прохлада проникала сквозь одежду, пахло жухлой травой. Я смутно понимал, что мы впутываемся постепенно во что-то. Мы верим в это, но все же нас втягивают, не предоставляя информации. В темную.

Еще в городе Петер показывал мне по You Tube «служения» в Америке, где сотни людей собирались в огромной пустыне и пели песни в белых одеждах. Там тоже проводились и медитации и ритуалы с источниками, но не было этой странной уединенности, которая окружала нас здесь. Ясно, что Эвелин действует не сама, а все-таки является частью большого движения, и получает откуда-то указания. Сердцем я тянулся к «служению». Мне не хотелось понимать умом, зачем все это.

Я иногда слегка жалел, что попал именно сюда, и не мог принимать участия в огромных действах с песнями, единением, массовым «вступлением»…. Я бы смог, мне кажется, влиться в толпу, стать ее частью, дышать одним дыханием. Чувствовать, что вокруг чистые помыслы, что нет запаха, нет этой постоянной человеческой вони!

В нашем доме не было ни воды, ни отопления, он надстроен на фундаменте склада, оставшегося от Советской Армии. Здесь тогда была закрытая пограничная зона. Мужчины предпочитали спать в палатках перед домом, пока еще тепло. В дни, когда разрешалось есть рыбу, ходили на лодке в море. Потом свежую рыбу трясли с солью в бочках и через несколько часов ели. Эвелин этот обычай все-таки не нравился. Во-первых, надо потом выводить соль, во-вторых, ей не нравилось, что нас видят местные. Окрестные жители знали, что у нас здесь летний лагерь здоровья. Понимание здорового образа жизни среди населения достигло высокого уровня. Но все-таки она часто объясняла нам, что мы избраны для великой миссии, и эту благодатную весть надо хранить в себе.

 

17 сентября

Я принял то, что нам предстоит. Я готов. Мне не будет никогда уже хуже, чем было ТОГДА. Мне больно, что Лидия не поняла и не приняла. Ведь она бы и так была свободна. Но она предпочла предать наше дело и сбежать. Я больше всего боялся, что меня из-за нашей связи тоже будут подозревать. Но все обошлось, я участвую. Мы – люди культа жизни, мы хотим жить и будем.

При свете одиноких факелов слышались только новые мантры: «картошка фри, картошка фри, картошка фри…»

Я знал, что в болото можно опустить, что хочешь, и никогда не доищутся. Я знал, что мне только надо нажать на кнопку, и что у меня есть план просторного зала. В позапрошлой жизни я там, наверное, бывал, но не включал свою память. Память тоже имеет кнопки.

Я знал, что сегодня Эвелин пригласила Макса к себе и оставалась до утра. Но я ее по-прежнему не хотел. Я не приношу гибель своим женщинам, они сами губят себя. Моя жена допилась до того, что я не смог больше терпеть. Я знаю, что алкоголь сильнее человека, и его надо искоренить вместе с теми, кто не понимает этого.

Я знаю. Я в своем уме. Я - жизнь.

 

25 сентября

«Радикальное крыло телопоклонников осуществило террористические нападения на несколько пунктов в столице Эстонии.

Основной мишенью послужил ресторан быстрого питания латышской сети «ЛИДО», где прогремел сильный взрыв. Атакованы также и несколько баров, в том числе бар «Валли», внесенный в список культурного наследия ЮНЕСКО. Есть раненые и убитые, данные уточняются.

По первым сведениям такие взрывы были возможны благодаря устройствам с дистанционным управлением, но вне объектов были найдены также тела предполагаемых исполнителей.

Пресс-секретарь всемирного движения телопоклонников отрицает причастность к терактам.