И сказал он: встань и иди – так привык он прощать. Одного лишь понять не сумел: почему тот не мог встать. Просто были привычны ему этот дом и его кровать, И смоковница под окном, нежная и немая мать, Свежий запах беленых стен и стакан ключевой воды, Ну а мать не привыкла брать ничего за свои труды. Потому был безлюден двор, очень скромен домашний уют. Завершим бессмысленный спор – не бери, коли даром дают. Тянет стужей из-под окна, крысы строят под полом свой мир. Мне не нужен никто! Уйди, искуситель, раздутый кумир. Ведь я нищ, как церковная мышь, не смогу этот долг отдать! Воет ветер, скрипит доска, почему-то вздыхает мать. Стынут ноги, ноет душа. Я бежал бы – но нету сил. Если мог бы ходить сам, я совсем бы другим был. Из колодца б воды принес, обежал весь мир босиком! Гаснут звезды, гремит цепью пес, монотонно дрожит дом. Все затихло, ночь не спешит. Только рвется душа бежать. В предрассветной немой тиши перестала дышать мать. А под кожей струится боль. Но ему не дано встать. Было б можно. Но только он… одного не сумел понять. |