Тамару Иноземцеву, маленькую, щупленькую брю¬нетку со стрижеными волосами и приветливым мило¬видным лицом, в рабочей слободе текстильщиков знали все и искренне сочувствовали.

Бедная женщина замучилась со своей слабоумной Светкой — семнадцатилетней девицей с мужскими повадками, которая беспрестанно улыбалась и строила парням глазки, сходу назначая им свидание.

Мать одергивала - ее, но та и слушать не хотела.

— Молчи, мамка! — кричала она сердито. — Замуж хочу!

Ходила Светка на высоченных каблуках, в платьях, сильно обтягивающих ее сбитую фигуру, с большим декольте, вызывающе виляя задом. Мужики липли на нее, как мухи на дармовой кусок мяса.

На комбинате она помогала матери сортировать разноцветные пластмассовые патроны для пряжи, но больше пропадала в мужской курилке, наслаждаясь несусветной похабщиной грузчиков да сигаретным дымом. Бывало, исчезала на несколько дней, клюнув на удочку неразборчивого пройдохи.

Тамара жаловалась приятельницам, беспомощно разводя натруженными руками, что лучше бы и не было у нее дочери.

— Да отправь ты ее, ради Бога, куда следует. — советовала напарница. — Чего зря мучаешься?! Все равно толку с нее не будет. Сама скоро дурочкой сделаешься.

— Что ты мелешь? — обрывала ту подруга Тамары. — Какой ни есть — это ее ребенок. Это Тамаркин крест! Никого не слушай, Томочка! Поняла? Будешь потом всю жизнь с камнем на сердце ходить.

Тамара понимала, что ничего не поделаешь, видно, такая ее материнская доля. С ужасом думала о том, что будет после нее со Светкой? Она ведь такая беспомощная, доверчивая. Вот если бы разом умереть обоим.

Светка являлась как ни в чем ни бывало. Тамара хлестала ее по щекам и плакала. Та хватала мать за руки, стараясь усадить в порожний ящик, затем принималась лобызать ее и гладить по голове.

— Не любишь ты свою маму, — корили блудницу женщины. — Неизвестно, где пропадаешь, а она, бедненькая, не спит, выглядывает тебя, бесстыдницу.

Светка бросала на них полный ненависти взгляд и брызгая слюной, кричала, искоса посматривая на мать.

— Брешете вы! Я мамку люблю и она меня тоже. Правда, мамуля?! Скажи им! Ну скажи, ма, — и начинала всхлипывать, готовая вот-вот разрыдаться.

— Правда, — кивала Тамара, вытирая ей слезы. — Ты же у меня одна. — И отворачивалась, шмыгая носом.

— Ну что, тетки?! — лыбилась Светка, показывая язык.

Ничто уже не могло удержать познавшую мужиков дурочку от соблазна. Кто только не перебывал у нее в "мужьях"! Тамара устала воевать со Светкиными кобелями. Свой выбор Светка остановила на таком же, как сама, долговязом, подстриженном под котелок, Мишке. Родила от него неблагополучного мальчонку.

Дымя сигаретой, молодая мамаша разгуливала по рабочей окраине, волоча за собой коляску. Ребенок постоянно капризничал и корчился, как будто его худенькое тельце разламывалось на части. Светка осыпала его поцелуями и совала морковку.

— А что, манюня? — .басила она, мусоля малыша безобразно накрашенными губищами. — Улыбнись маме. Ах, ты моя сладенькая! Ах, ты мой парши¬венький! Сейчас мы с тобой поиграемся. Где наш песочек?

Ползая по детской площадке, мальчик сыпал на голову песок, кашлял и плевался. Светка проворно доставала из кармашка коляски бутылку вина и с жадностью прикладывалась, закусывая затяжкой сига¬реты.

— Тебе хорошо, родненький? Ты мой гаденыш! — она плюхалась рядом с валявшимся в песке сынишкой и, задрав голову, неподвижно сидела, бормоча что-то под нос.

Ее терпения заниматься с ребенком хватало не на долго. Услышав мужские голоса, ругательства и хохот, она вскакивала и со всей дури мчалась к пивному ларьку, позабыв обо всем на свете. Весь вечер Светка торчала у пивнушки, пожирая ненасытными глазами толпившихся с кружками пенистого пива мужиков.

— Дядька, а ты мне нравишься, — признавалась она безо всякого. — Давай выпьем?

— Эй, подружка! Иди к нам! — звали ее захмелевшие завсегдатаи этого злачного местечка, известного в округе своими гнусными историями и драками. — Тяпнуть хочешь? Иди, иди — знаем, что хочешь.

Кто-то за кружку пива предлагал прогуляться к гаражам, кто-то с ветерком прокатиться. Кто-то ус¬лужливо протягивал стакан с водкой. Светка смешно кокетничала, театральным жестом принимая угощенье и, крепко выругавшись, под всеобщий хохот и улюлюканье, с потрясающей гримасой залпом опроки¬дывала стакан.

— Вот это баба!

— Не ломается, как вша на гребешке, — подбадривали мужики. — С такой договориться мож¬но! Нальем еще? Нальем! Пей, родная, за наше здоровье.

И перемаргиваясь, ржали, будто жеребцы на выгоне.

Светка хватала за руку парня помоложе и тащила его танцевать, напевая только ей понятную мелодию.

— Да пошла ты! — отмахивался тот. — Чокнутая!

— Светуля, он стесняется! — давилось от хохота мужичье.

— А хочет, видать. Ты попроси его хорошенько.

Положив руку на грудь, Светка кланялась, под¬маргивая смущенному пареньку. Тот брезгливо смор¬щившись, отворачивался.

— Нехорошо, братишка, поступаешь. Некрасиво. Если женщина просит... — с игривыми нотками, в пропитом голосе упрекал того здешний баламут -по прозвищу Сидор, и протягивал Светке бокал пива, целуя ей руку.

Толпа взрывалась, поражаясь находчивости и ост¬роумию братана.

— Ты лучше спой нам свою любимую, — выкрикивал кто-нибудь, хлопая в ладоши.

Светка становилась на порожки соседнего мага¬зинчика и, тыча себя пальцем в грудь, орала не своим голосом: "Ах, зачем я на свет появился? Ах, зачем меня мать родила?"

— А дальше, дальше?! — чуть ли не хором кричали мужики.

— Ну?!

— Шоб робыть, бисова душа! — заканчивала свое выступление Светка.

— Во! — слышался чей-то полупьяный голос. — Нет, ты понял, зачем родился? Чтоб вкалывать!

"Артистку" щедро угощали "Жигулевским", вяленой рыбой и сигаретами.

Заканчивался весь этот спектакль скандалом. Та¬мара палкой гнала опьяневшую Светку по улице, в который раз проклиная все на свете: и дом, в котором поселили ее рядом с вонючей пивной, и неисправимых пьянчуг, и тот день, когда родилась сама, и когда появилась ее дочь. Дома Светка бросалась на мать с кулаками, обзывая последними словами, швыряла все, что попадется под руку и рвалась к пивной.

Всему, что она вытворяла, научили ее окружающие, в большинстве своем люди нормальные, словно про¬веряя на ней собственную дурость и распущенность. По чьему-то совету Светка втихаря избавилась от ребенка. Одни говорили, что забрала его какая-то бездетная семья, другие утверждали, будто продала дурочка сына. Третьи подозревали ее в убийстве своего первенца. Тамара так и не смогла ничего от нее добиться.

— Не плачь, мамка! — успокаивала ее Светка. — Скоро девчонку тебе рожу, Тамарку! — И дико хохотала, хлопая себя по животу.

Дитя родилось идиотом. Сама мамаша днями неизвестно с кем таскалась, возвращаясь домой побитой и изголодавшейся, как ободранная кошка.

А однажды настал день, когда Светка, это оби¬женное судьбой создание, с виду беспомощное и беззащитное, превратилось в опасное существо. Не знающее преград. Тяжкий рок поставил точку в бесконечных мучениях несчастной Тамары. В приступе бешенства Светка задушила свою мать. Когда запах пошел от нее, соседи спохватились, вызвали милицию, слесаря из ЖЭКа, и те взломали дверь. Тамара лежала на кровати, связанная бельевой веревкой. Ее лицо, шея и руки были страшно искусаны.

Долго Светка не появлялась на поселке. Наконец, объявилась. Ее вид поражал. Она не имела ничего общего с той, которую люди привыкли видеть все эти годы. Короткие волосы тщательно зачесаны назад и подобраны гребешком. В огромных серых глазах осмысленная печаль, губы плотно сжаты. Стройную фигуру подчеркивал прилегающий фиолетовый пиджак и черная, с большим разрезом, шерстяная юбка. На ногах ярко-красные туфельки на низком каблучке.

Стоя со своим Мишкой на автобусной остановке, она задумчиво смотрела на противоположную сторону улицы, уставившись в одну точку. Слегка вытянув красивую шею, Светка замерла. Играя на солнце металлом, впереди сверкали и слепили глаза словно ажурные, великолепной ковки золотистые ворота, как бы приглашая в сказочный мир.

— Нравится тебе? — не поворачивая головы, тихо спросила Светка.

— Не-е, — буркнул Мишка и отвернулся.