Я всегда чувствую их приближение. Слышу – как шевелятся они, шуршат… Я даже чую их запах вопреки крылатому выражению, мол, деньги не пахнут. Увы, они часто воняют, и даже нуждаются в отмывке… И на этот раз они были рядом. Их было, как всегда, немеряно. В карманах, кошельках, дорогих портмоне, заначках, сейфах… Они были и клятыми и мятыми, отдельными купюрами и в пачках… Но все это были чужие деньги. То есть для меня недосягаемые. Они обходили меня стороной, оставаясь, как никогда, недостижимыми. А я, как никогда, нуждался в них. Мне была нужна не малая сумма, поскольку я серьезно заболел. Случай, к счастью, оказался не безнадежным. Игорь, заведующий торакальным отделением известной клиники, после двух суток ожидания, отправил меня в городскую больницу, где мне назвали сумму и прооперировали авансом. Перед болью мы все равны. Со свежими, только что наложенными, швами я отправился в кафе «Афины», где Викторник сорил бабками едва ли не через день. Деваться было некуда. Счет моего мобильника иссяк. Все звонки, что я успел сделать, оказались тщетными. Когда неплатежеспособен, тебе много больнее. Но об этом большинство упакованных людей не догадываются. Бармен Леша был не из таких, наверное, потому что, хоть и был при стабильной копейке, хорошо упакованным себя не считал. Опять же авансом налили мне 200 «Мороши». Потеряв совесть, я подсел к Викторнику, который все еще был в состоянии угощать и принимать гостей. Он, как водится, заказал для меня, но я остановил процесс, демонстрируя только что початый графинчик водки, и попросил в долг. Викторник рассмеялся. В борсетке моего знакомого никогда не было меньше той суммы, которая мне понадобилась к оплате хирургической услуги. Конечно, все величины относительны. То, что для одного много для иного просто обиходно. Я вынул сувенирный браунинг, с которым не расставался, потому что не однажды игрушка эта спасала меня от неприятностей, и спросил: «Ну что мне тебя жизни лишать ради такой ничтожной суммы?» Язык мой заплетался не столько от выпитого алкоголя, сколько от еще не выветрившейся анестезии. От резких толчков в общественном транспорте повязка моя промокла и на футболке проступило изрядное бурое пятно. Не знаю, что больше подействовало, но Викторник, скроив сочувственную гримасу, отсчитал нужную мне сумму. И, глядя в мои полные хмельного безумия глаза, сказал в полголоса: «Пиши расписку!» Бумаги под рукой не было. Я снял верхний слой повязки и отдал Викторнику, мол, этого хватит для экспертизы, если я вдруг вздумаю отказываться. Водку я свою допил. После чего Викторник отвез меня в больницу и даже отвел на четвертый этаж хирургии. На следующее утро после перевязки я отдал деньги, кому следует. И задумался, как жить дальше. Ответ пришел неожиданно быстро. Дежурная сестра принесла направления на флюорограмму. От некоторого времени повсеместно стало у нас неукоснительным правилом проверять на ТБЦ всех, кто попадает в поле зрения медицинских учреждений независимо от профиля последних. После чего я на напрочь забыл о своем, только накануне шитом синими нитками четырех сантиметровом разрезе. И не потому что, кровь показала повышенный сахар, но прежде всего, потому что на левом легком пульманолог увидел «самые грозные подозрения». И хотя я пытался объяснить моему врачу, что это следы давно минувшей проблемы, слушать меня не стали, тут же отправили на рентген. Благо деньги еще были, и я смог выкупить портрет моей грудной клетки размером 40 на 30. Хирурги знают свое. Пульманологи – свое. Часто они не признают методы друг друга. Но в моем случае они стали несокрушимыми единомышленниками. Поочередно тыкали в черно-белую муть рентгеновского снимка, указывая на какие-то едва различимые тени, высказывая самые страшные предположения. Я и в лучшие годы никогда не мог разглядеть на своих легких, сколько ни силился, признаков ТБЦ. Хотя болезнь эта в юности (живи я мире свободы и демократии) быстро свела бы меня, деревенщину, в могилу. Но теперь, оказавшись перед лицом смертельной опасности, я вдруг заупрямился, сообразив, к чему клонят врачи. Консилиум хирургов и пульмонологов потребовал сделать КТ. Прозвучало еще одно неизвестное мне слово, но которое я накануне, перед встречей с Игорем, прочел в одном из коридоров его клиники. Я думал, зачем, если все так безнадежно, если даже не операбельно… Но не нашел иного аргумента, как сказать: « Нет у меня денег на КТ!» Наступила пауза, которая продлилась совсем недолго. Генезис, генезис?.. Что может означать этот грекизм здесь в скорбном лабиринте больницы, из которой через парадное выходят чудом уцелевшие единицы, попавшие туда по ошибке, тогда как сотни иных, оказавшихся там, выносят через боковое крыльцо?! Мельком подумав, я вскоре позабыл эту мысль, как только за одной из белых дверей оставил флакончик биопсии с языка моей младшей дочери. Это была попутная задача, которую я исполнил как бы в полусне, потому что был занят своими переживаниями и о тревоге, нависшей над моим ребенком, ни на йоту не задумывался… Да и само это слово «биопсия» мне мало о чем в данной ситуации говорило. Откуда у 13 -летней девчонки могут быть опасные для жизни проблемы, если я ее так люблю и молюсь о ней еженощно?! Генезис. Теперь, когда это слово явилось вновь, я вспомнил, что когда-то давным-давно оно впервые для меня прозвучало на лекции диалектического материализма, который мы изучали на первом курсе истфила. Видимо, для проформы, поскольку ничего не поняли, да и в жизни это знание, как и пресловутый Бином Ньютона, оно (по крайней мере, мне) никогда не пригодилось. Генезис – философская категория, выражающая возникновение, происхождение, становление развивающегося явления. Первоначально категория генезис применялась к представлениям о происхождении природы, бытия. Ну, какому нормальному уму понадобится в жизни эта и ей подобные формулы?! Ан же, нет. Мне понадобилась. Только не как философская категория, но отнюдь как нечто прагматически - циничное, говорящее о деформациях человеческой природы и влиянии на материальное бытие и массовое сознание. Проще говоря, сделать КТ (Компьютерную томограмму) можно только в «Генезисе», потому что нигде в государственном здравоохранении подобной аппаратуры нет. Вообще вся компьютерная диагностика у нас весьма дорогостоящее дело, потому она и находится в частных руках. Сосредоточенная под эгидой «Генезиса», цифровая техника обслуживает только власть имущую прослойку населения. Остальным в массе своей гражданам она просто не по карману. Имея баснословные доходы, добываемые таким образом, «Генезис» не только еще сильнее расслоил общество на богатых и бедных, но и растлил специалистов, которые, вступая в профессию, давали клятву Гиппократа. Цинизм в том, что повышенные зарплаты и возможность иметь нелегальный доход, завербовали, (другое слова трудно найти!) многих опытных медиков из государственных учреждений в подразделения генезиса, которые находятся, как правило, в тех же помещениях, что и поликлиники общего пользования. Врач, который взял у меня биопсию ребенка на анализ, совмещает службу в лаборатории государственной клиники с работой в лаборатории «Генезиса». Ему такая нагрузка по душе, ибо на анализ образцы он берет по таксе «Генезиса», а исследование проводит на бесплатном или символически оплачиваемом оборудовании клиники здравотдела. Пусть устарелом, но в качестве не уступающем так называем нано технологиям. Которые обошлись олигархам от медицинского обслуживания в миллионы, затраты на которые те отмывают и отрабатывают. Таков он – этот частный чистый навар. Потому и не нашла доктора мать моего ребенка, когда пришла за результатом исследования биопсии. В тот момент он как раз и совмещал работу в «Генезисе» с делами в лаборатории той самой общедоступной клиники. Размышления и эти мои домыслы - догадки, прервала Екатерина Васильевна. Она договорилась с главным врачам городской больницы и та в счет оплаты аренды помещения, которое занимает в ней «Генезис», попросила сделать мне Компьютерную томограмму вполцены. Наскребя из последних деньги, я отправился в сопровождении моего врача по лабиринту городской больницы в нужный нам кабинет. Каково же было мое негодование, смешанное с изумлением, когда мы, наконец, достучавшись в бронированную дверь томографии, были встречены весьма нелицеприятными словами. Мне стало жаль моего доктора – Екатерину Васильевну – ее унижали. На меня же смотрели как на отработанный предмет для изъятия денег. Несомненно, их крепко раздражали эти «полцены», которые выторговали для меня за услугу КТ мой хирург и главврач городской больницы. Еще я был далек от мысли, что в данном случае сработала (правда, как выше подчеркнуто) растленная порука между медиками- государственниками и представителями бизнеса от медицины. Мои доктора для меня были вне подозрений. Общеизвестно же, что растленное влияние подобного подхода к здравоохранению принимает все более грубые и не прикрытые формы. Воспитанные в циничное время врачи выписывают пациенту самые дорогие препараты, с чего имеют от аптеки откаты. Почти на каждом этаже государственных больниц имеются аптечные киоски (кстати, недавно запрещенные повсеместно во всех городах и весях страны!), где цены на лекарства зашкаливает вдвое, а то и втрое. Мне выписали антибиотик за 12 гривней флакон (в аптеке «Виста» цена ему 7 грн.). В то же время препарат этого типа мои сопалатники покупали по цене, превышающей стоимость моего лекарства почти в 10 раз?! Не потому ли они приобретали его – такой тип антибиотика – что им его выписал их лечащий врач?! Далек я и от мысли о том, что, зная историю болезни, рентгенолог, спровоцировал все мои хождения по мукам вплоть до КТ только для того, чтобы получить свой откат от коллег, обслуживающих дорогостоящую нано-аппаратуру. Получая результат исследования биопсии ребенка, я посетовал на то, что не удалось встретиться с доктором-лаборантом в назначенный день и час, и отдал ему последние деньги за справку с благоприятным выводом. Врач взял деньги в присутствии своих сотрудниц, не стесняясь, и я понял еще одно: подобные правила в порядке вещей и никаких квитанций за услуги тут выдавать не принято. Однако настроение мое от подобных открытий не испортилось. Я даже пошутил и доктор, и все его сотрудницы дружно продемонстрировали недюжинное чувство юмора. Прочтя содержимое справки, я сказал, что в ней не хватает кое-какой детали. «А именно?» – насторожился врач. «Надо было бы написать в адрес маленькой проказницы, что типун на языке возникает у тех, кто постоянно врет…» Доктор рассмеялся, сотрудницы его поддержали и добавил: «Многое изменилось... Такова суть общественного развития. Генезис этот , к сожалению, отражается, прежде всего, на наших детях!» Я хотел было добавить «…и на стариках!» Но прикусил язык: «Кому нужны они – все эти обветшалые философские категории?!» 12.02.13 |