Так случилось, что после восьмилетнего ожидания, в июне 2009 года я получила разрешение на постоянное место жительства в Германии. Город Штутгарт принял гостеприимно: выделил место в общежитии со всеми удобствами и практически без соседей (они заселятся позже). Да, такие бы условия в советские студенческие годы, где в одной комнате зубрили, отдыхали, болтали, собирались на танцы до 20 соседок... Одно плохо - оглушающее, изматывающее одиночество, которое настигает по ночам. Перечитала – проглотила все книги, оставленные предыдущими жильцами (спасибо им). С жадностью набрасываюсь на местные газеты и журналы, которые приносят в общежитие на русском и на немецком (перевожу со словарём), понемногу вхожу, внедряюсь, врастаю в новую жизнь... Честно сказать, неважнецки врастаю, потому что тоска и депрессия не оставляют, а от них (есть прежний опыт) – одно средство – стихи... В основном, ночные стихи, которые приходят во сне, и надо успеть их записать... Но что там мои стихи, - это просто необходимость выплеснуть накопившиеся эмоции... Дома (в России) на прикроватной тумбочке у меня всегда лежала стопка сборников стихов Б.Пастернака, М.Цветаевой, Н.Рубцова, других любимых поэтов, не таких знаменитых, но тоже замечательных - брянских поэтов - земляков... Увы, в чемодан книги не вместились, а доступ в городскую библиотеку без документов пока невозможен. И вдруг... Со мной в жизни уже не раз бывало: такое «вдруг» неожиданно меняло настроение, окружающий мир, да и, пожалуй, определяло дальнейшую судьбу... В очередном номере русскоязычной газеты «Известия Баден-Вюртемберга» (я его храню до сих пор) на весь разворот - материал, посвящённый памяти три года назад ( в 2006 году) ушедшей из жизни ленинградки-петербурженки Ольги Бешенковской: литератора, поэта, журналиста, редактора, которая с 1992 года жила и творила в Германии, в г. Штутгарте. Даже по прошествии нескольких лет я совершенно точно помню, какое потрясение тогда испытала. Всё, что я читала и перечитывала из опубликованной подборки стихов незнакомой дотоле поэтессы (нет, всё таки – Поэта), легко, уютно, удобно, без зацепок и шероховатостей ложилось в давно подготовленное ложе моего сознания, моего сердца, моих чувств: Уходя - не медли, уходи – Или мозг взорвётся в одночасье... Господи, какое это счастье, Если только юность позади. А теперь и Родина... В груди, Как в стране, - разруха междувластья. И куда мы каждый со своим Скарбом скорби... Ну, да – это и про меня, сегодняшнюю, тоже... Помню восхищение, которое, впрочем, не оставляет меня до сих пор: как можно так точно, и, кажется, безо всякого усилия найти нужные слова, нужные образы (откуда она, О.Бешенковская, их брала?): Как проста в России нищета: Нету хлеба – понимай буквально... (Действительно, в детские годы, когда умер отец, в доме дорожили каждым кусочком хлеба). Блюдо ослепительно овально, Как ночного тела нагота… (Какое неожиданное, но художественно- зримое сравнение!) Или: Интеллигенты советской поры в серых пальто соловьиной невзрачности... (А ведь соловей, небольшая, серенькая птаха, но – голос, но – талант! Метафоричность – поразительная!) ... Интеллигенты советской поры слушали ночью «Свободу» и Галича, спали, готовы взойти на костры, - было ли это? Да, Господи, давеча!.. Зависть и злоба, возня за чины. Вот ведь: свободны, согреты и денежны... Хоть на четыре кричи стороны: где же вы? ...... Где же вы? ............ Где же вы? ................ Где же вы?.. Да, согласна, как только «свободны, согреты и денежны» – значит известность, слава – пресловутые «медные трубы» - тут соловьи улетают, и на их место – сороки ли, вороны, - всё одно... В нескольких строчках – целая философия... Запоминались её стихи безо всяких усилий. Может быть потому, что мы были практически ровесницы с Ольгой Юрьевной, и мир нами воспринимался одинаково. К тому же, я люблю не просто умные, но мелодически выстроенные строчки, и в них нечто большее, чем рифмованные мысли... Прошло где-то с полгода, и я случайно (опять его величество – Случай!) оказываюсь в штутгартском поэтическом клубе, на вечере, посвященном творчеству О.Бешенковской. Получилось замечательно: принесла деньги, чтобы заплатить взнос за участие в работе Клуба, а увидела книги Бешенковской (в магазинах, увы, - их нет), и сделала себе подарок. Теперь у меня в качестве настольных её сборники, мною много раз читанные-перечитанные: «Переменчивый снег», «Подземные цветы», «Петербургский альбом», «Песни пьяного ангела», «Голос поэта» и др. По въевшейся советской привычке предлагаю новообретенным штутгартским подругам и знакомым эти книги для прочтения. К моему разочарованию, сборники зачастую возвращаются с извинительной интонацией: «не совсем понравилось»; «нужно прилагать усилия, чтобы понять»; «в наши годы хочется более лёгкого чтения»... Кстати, в своём мнении они были далеко не одиноки... Возьму на себя смелость в рамках этого небольшого эссе привести записки самой Ольги Юрьевны: «... Я работала слесарем на Ленинградском судостроительном заводе, а писала о мандаринах на снегу, о том, что «мир, как бидон, позванивает в семь», о том, что «я слышу в фамилии Клодта приглушенный цокот копыт»... Какой-то мощный, как шкаф, мужчина в только что организованном литературно-молодёжном журнале объяснил мне, «барышне» (...!) , что надо «изучать настоящую жизнь», а не «давно ликвидированный декаденс».?? И добавил, что стихи, к сожалению, (...!) – всё же талантливы, но вот...» Что означали такие безлико – неопределенные «вот…», можно понять из откровенно хамского ответа Заведующего отделом поэзии журнала «Звезда», согласного с тем, что Бешенковская «...несомненно, талантлива», но ей «... не все пока удается, как хотелось бы самой... Мешают и натурализм, и отдельные мысли на грани цинизма...» И далее, этот облеченный некоторой властью "господин-товарищ" , пафосно восклицает: «...Откуда это? Не складывается жизнь? Или вызывает остервенение, что «слишком складывается» у других?»... Это можно понять. Но принять это всесоюзному журналу трудновато.» После таких ответов чиновников от литературы, Бешенковская «...больше в журналы не обращалась. ...Не хотелось разменивать на спекулятивную мелочь это «щелканье сдавленных льдинок» в горле, когда отцовские фронтовые друзья собирались ... в коммуналке за круглым столом под грифонами на потолке, возле кафельного (вафельного) камина в углу детства... А горло и вправду сжимало «не от шутливой похвалы «отцовская порода» - как в галерее 812 –го года...» Эти строчки были написаны в 12 лет. Не в 30 и не 40, как принято у именуемых молодыми поэтов, а вовремя. И вошли в первую рукопечатную на машинке – книжку стихов. А всего их (самиздатовских ) было напечатано 14» ... Как жаль, что любители высокой поэзии, к коим себя и причисляю, «благодаря» чинушам не имели возможности встретиться с творчеством Бешенковской (да и других талантливых авторов) в годы своей юности. Ну, а сейчас, когда в интернете немало литературных сайтов, оказалось, что пишущих на русском языке на постсоветском пространстве, а заодно – и в зарубежье, великое множество... Пишущих и замечательно, и, к сожалению, порою - очень слабо... Вот как об этом явлении размышляла Ольга Юрьевна: «Как мало нужно сегодня, чтобы числиться в поэтах: несколько связных (ещё «поэтичней» - бессвязных...) строчек, записанных в столбик без знаков препинания, - и стихотворение готово. Поэзия же – прекрасная болезнь Души, хочется надеяться – неизлечимая». И еще одно ее определение поэзии, юношеское, как раз и задавшее вектор ее дальнейшей творческой судьбы: «Поэзия – петля над пьедесталом и робкая росинка на листке...» Уверена, О.Ю. Бешенковская была заражена «прекрасной болезнью Души» прямо с рождения. И не излечилась от нее уже никогда. Не потому ли каждое слово в её стихах звенит- переливается, перекатывается во рту леденцовой свежестью, отчего я люблю читать ее стихи именно вслух. Послушайте, например, как мелодично звучат строчки из «Деревенского эскиза»: Переливалось молоко... О, как – слепя - переливалось! До кружки было далеко, И в солнце все перемывалось, Переливаясь; таял пар, И все казалось: все моложе лукавый глиняный загар на шее амфоры молочной... Для чтения на вечерах поэзии я непременно выбираю для себя ( среди других любимых) и это ее произведение, в котором каждая фраза органична и неожиданна, оригинальна, и в то же время - так знакома, как будто я сама ее написала. Как на синем снегу – удлинённость любого штриха: От сосновых теней – до крыла промелькнувшей пичуги, Отчего перед сном обнажается чувство греха И пронзает, хоть мы родились в серебристой кольчуге? Но иронии блеск измочален, как ёлочный дождь, Рядом с лифчиком он провисает на стуле скрипичном. И под звёздным драже на душе или мятная дрожь, Или страха росток пробегает как пламя по спичкам... И скрипит простыня, и слепит, как мерцающий наст, И клубящийся сон поневоле замыслишь пристрастно... Или снег – это совесть всех тех, не дождавшихся нас? Оттого так тревожно, и стыдно, и, в общем, прекрасно? Или, свет отключив, и движенье, и органы слов, Вдруг задержишь дыханье... У воздуха – привкус хмельного... И почувствуешь, что еженощное таинство снов – Даже страшно подумать – прообраз чего-то иного... Думается, здесь самое время дать небольшую биографическую справку о Поэте Ольге Юрьевне Бешенковской . Возьму ее из Антологии русской поэзии "Строфы века", подготовленной и выпущенной в 1995 году Евгением Евтушенко, который был знаком, переписывался с Ольгой Бешенковской и высоко ценил ее поэтический, публицистический и редакторский талант: "Родилась в 1947 году, в Ленинграде. Закончила журфак Ленинградского университета. Работала в газетах, пока не была выгнана за "неблагонадёжность"... Долгое время работала в котельной. Её стихи начали печататься в переполитизированное время перестройки, когда митинги стали популярней, чем вечера поэзии, и её сильное оригинальное дарование не было замечено достойным образом... Первая книга "Переменчивый снег" вышла лишь в 1988 году... На мой взгляд, одна из сильнейших русских женщин-поэтов - из тех, кому не нужно идти к Пушкину, как к логопеду". Особой главой в биографии Бешенковской стала эмиграция в Германию, где она редактировала журнал «Русская речь», выступала на радио «Свобода», принимала активное участие в совместных литературных русско-немецких встречах и вечерах. Уже будучи смертельно больной, составила и отредактировала литературный сборник авторов–инвалидов «Люди мужества». У самой Ольги Юрьевны, начиная с 1988 года, издано более десятка авторских книг, и после её смерти стараниями друзей и мужа – Алексея Кузнецова, вышли в свет ещё три поэтических сборника: «Голос поэта», «Призвание в любви» и "Публикации из архива (2007-2012)". Если судить по рецензиям на интернетных сайтах «Стихи.ру», «Проза.ру» у Ольги Юрьевны Бешенковской очень-очень много поклонников её творчества, которые и впитывают, и подпитываются магией её таланта. В одной из рецензий я прочитала, что любую строчку любого ее стихотворения можно брать в качестве эпиграфа. Именно так со мною и происходит, когда неожиданно понравившаяся строчка дает импульс к рождению собственного поэтического этюда. После прочтения небольшой, но емкой по своему философскому содержанию зарисовки О.Бешенковской: "Ветка во льду", появилось мое (далеко не первое) посвящение любимому поэту: ЛИШЬ СЛОВО ПОЭТА БЕССМЕРТНО " Всё кажется: корчится ветка, Живьём замурована в лёд." О. Бешенковская Вчера ещё ломкие тучи Грозой забивали эфир. О, как ты умела озвучить Весь этот трепещущий мир! Мы можем простить иль охаять, Ехидство в запас приберечь. Но корчится ветка сухая Во льду. И её не извлечь. Пусть слава кому-то основа, И сытая жизнь без проблем. Но таинство Слова взрывного Не мОрок, не дым, и не тлен. Как зёрна, набиты в початок, Так люди, один к одному... Кого ты спешила печатать, Теперь - ни словечка. - К чему? Истаял дымок сигаретный, Отправлены вещи в утиль. Лишь слово Поэта – бессмертно, Простите за выспренний стиль… С творчеством Ольги Бешенковской можно познакомиться на её персональном сайте: и на её странице на серверах «Стихи.ру» и "Проза.ру"по адресам: |