Души крыло, как музыка, но в ней корпит и плоти скоротечность, капризами хамелеона-ветра. Мной дышит стен холодный свет, материи небытиё, подвижный образ вечности на зубчатых колёсиках часов, страсть к женщине – желание бессмертья. Я раб свободы; вожделенье – пол души; взгляд капает свинцом, в идеях воплощая бытиё вещей; и этот город медно-бледный, из кристаллических решёток новостроек – он словно мёртв, но он живое существо – он плотски слепнув – прозревал, что до рожденья знал идею смерти. Снег, блеском перетянутой струны, в открытом море красоты – как бодрствующих сон, учитель, что так щедро молчалив, и так искусен. Затерянный во льдах январь скользнёт календарём; сметёт седым дождём следы невинно-мудро – и эта речь, речь истины, проста, до безрассудства. Под зимним черепашьим фонарём, в пещере чёрной, опытом случайным, отбрасывая опыта объём, забрезжит тень пернатая украдкой – души крыло, в ней музыки печать дневным лучом, точно печаль, согласно жребию Дельфийского оракула. |