У овсянки запах нищеты, на кастрюльке бледные потеки. Дочь Мариша делает уроки, пятилетний Димка у плиты держит чашку - тоненькая нить режет пополам фарфор и душу. - Димыч, маргарин принес бы лучше... - Мам, а дашь бабулю покормить? Комната три на три, плюс балкон, на кровати мать лицом в подушки, стол, сервант, за ним три раскладушки. Снимками заклеенный картон на стене. Ведь шел уже отсчет, мы ж ни сном ни духом, как всё плохо. Улыбались дочка, Димка-кроха, и Андрюша, муж... живой еще. Взгляд скользит, цепляясь за портрет - черный креп на рамке и на буднях. За окном февраль белесым студнем поглощает звук, контраст и цвет. Строй лекарств на тумбочке. Морфин мамин, упаковка барбитала... Я люблю ее. Но так устала тыкать клином в предыдущий клин. Душит вездесущий аммиак сквозь преграду бесконечных стирок. Хорошо, что есть пока квартира. Жаль, сменять на меньшую - никак. |