Матненко познакомился с сотрудниками, оба были, так же как и он сам, новоиспеченными офицерами жандармерии с периферии. Из их личных дел следовало, что один из них был человеком действия, второй интриган. Захват, арест, засада — это то, где силен человек действия. Опыт второго в основном связан с подготовкой провокаций. Исходя из этого Матненко распределил обязанности в группе. Человек действия получил задание лично допрашивать всех революционеров, задерживаемых полицией города. Цель допросов – выявление лиц, потенциально готовых на вербовку. Интриган должен был внедриться в революционную среду, добиться доверия и сосредоточиться на выяснении противоречий между партиями. За Матненко оставалось общее руководство, а также изучение вождей и их идеологии.

Работы хватало. Ежедневно полиция задерживала примерно 400 человек. На двухмиллионный город это было совсем немного. Добрая половина – бытовое хулиганство на базе пьянства (драки, поножовщина, дебоши). Вторая половина – более серьёзная уголовщина (кражи, грабежи, убийства). И лишь малая часть политики. Однако и таких набиралось в день до двадцати человек. Человек действия на каждого заводил карточку для картотеки. На основе анализа этих карточек и личных впечатлений он рекомендовал Матненко наиболее готовых к вербовке.

Разработали легенду для интригана. Она мало чем отличалась от его реальной жизненной истории. Родился в Бийске 23 года назад. К 17-ти годам закончил техническое училище. Работал на строительстве железных дорог в Сибири. А ныне решил продолжить обучение в Санкт-Петербурге и получить квалификацию инженера. Всё это соответствовало действительности, даже имя и фамилия — Шалыгин Иван Иванович. Естественно легенда умалчивала о том, что Шалыгин ещё в годы обучения в училище был завербован полицией и параллельно с основной карьерой продвигался в полицейской иерархии. За участие в операции по подавлению бунта на ленских рудниках был представлен к офицерскому званию и отправлен с повышением в столицу.

Шалыгин представил в политехнический институт свидетельство об окончании технического училища, справку из полиции о благонадёжности, а также выписку из банка о наличии на счету необходимых средств для оплаты за обучение. Его зачислили в число студентов подготовительного отделения и выдали студенческий билет. Этот билет давал ему право снимать квартиру в центре. Шалыгин поселился в доходном доме Маношина на Литейном, где по сведениям Матненко проживало немало революционеров.

 

* * *

 

...Матненко имел собственный взгляд на террор и знакомство со статистикой лишь укрепило его убеждения. Матненко исходил из того, что всегда прав тот, у кого больше прав. Неравенство и несправедливость были, есть и будут. Задача государства – защищать право сильного. Задача человека – стать этим сильным.

Либералов и социалистов, выступающих за равные права всех граждан, за разделение властей, за свободу и справедливость, Матненко презирал. Он считал их мерзавцами. Ему было совершенно понятно, что жизнь – это бесконечная борьба за место под солнцем. Если ты эту борьбу выиграл, у тебя нет никаких причин быть недовольным. Не понимать этого может лишь больной человек. А эти понимают. Они далеко не идиоты. Значит выступают революционеры против власти с единственной целью: не государство поменять, а свою роль в нём. Все они неудачники, не способные пробиться к успеху. Не хватает им для этого ни характера, ни талантов, ни образования, ни культуры. Разрушение государства для них – это возможность социального реванша.

Всего по России возмутителей спокойствия, непосредственно связанных с террором, было немного: не более 2-3 тысяч человек на 170 миллионов населения. Однако шуму от них было более чем достаточно. Ежемесячно в стране происходило до десятка убийств представителей власти. Больше всего страдали городовые. Бросить бомбу в городового было своеобразным ритуалом посвящения в революционеры. Среди убитых были и судьи, и депутаты, и губернаторы, и даже премьер-министры и члены царской фамилии.

Изучение протоколов допросов и личных дел революционеров дало Матненко немало информации к размышлению. Постепенно у него сложился обобщённый портрет террориста и террористической организации. Прежде всего он обратил внимание на то, что террористы объясняли свои действия борьбой за права угнетённых классов, а сами к этим классам не принадлежали. В подавляющем большинстве это были выходцы из вполне благополучных семей мещан, военных и даже духовенства. Вот эта особенность: отказ от личных благ ради блага общества окутывала террористов ореолом мучеников. Революционеры представлялись в сознании общества благородными бессеребренниками, готовыми жизнь отдать за народное дело. Юношей и барышень привлекала романтика тайной жизни революционеров. Их тянуло к этой тайне как ночных мотыльков в костёр.

Матненко не верил в романтику. Да, он вполне допускал, что в каждом человеке заложены богом “души прекрасные порывы”. Но от порывов до дел путь дальний. И чтоб пройти этот путь, начального толчка недостаточно. Слишком много стоит на пути препятствий: зависть, предательство, корысть, лень.... И много чего ещё. Поэтому романтические порывы быстро затихают. Неправильно будет объяснять революционное движение романтическим и бескорыстным стремлением героев к всеобщему благу.

Матненко был убеждён, что жизнь человеческая определяется низменными страстями. Причём в слово “низменный” он не вкладывал отрицательного смысла. Низменный – это то, что внизу. Это то, что в основе. Это тот фундамент, на котором строится любая человеческая жизнь. Этого фундамента может быть и не видно, но он всегда есть.

Запрет и наказание – вот что лежит в основе порядка. По мнению Матненко запретов в стране было слишком много, а наказания слишком мало. Постоянно закрывают газеты, публикуют списки запрещённой литературы. Казалось бы вполне оправданные действия власти после беспорядков 1905-го года. А какой результат? А результат абсолютно противоположный. Запретный плод, как известно, сладок. И если до запрета эту газетёнку и не читал никто, то сейчас переписывают от руки, ищут между строк потаённый смысл. Получается, что власть своими запретами только возбуждает интерес к террору. Сама растит своего могильщика.

А наказание? Высылка за границу – это наказание? Матненко крайне раздражало то, что Российское законодательство недооценивает опасность политических преступлений. За грабёж или убийство уголовник получает тюрьму с полной изоляцией от общества, каторгу, где изоляция сопровождается ещё и принудительным трудом, или смертную казнь. Политик за антигосударственную деятельность (организацию митингов, демонстраций, распространение нелегальной литературы, призывы к свержению самодержавия) получает ссылку. А ссылка – это не тюрьма и не каторга. Ссыльные проживают практически на равных правах с местным населением. Им разрешается проживать вместе с семьями, вести переписку, работать, заниматься предпринимательством. Единственное отличие от местных жителей состоит в подписке о невыезде и гласном полицейском надзоре. Места ссылки ограничены. Это приводит к концентрации. Ссыльные активно общаются друг с другом, обмениваются знаниями, в дискуссиях и спорах вырабатывают политические позиции. И если на первом аресте перед тобой незрелый юнец с глазами, полными жалости к самому себе, то после ссылки это уже циничный враг с пустым, жёстким взглядом. Как-то не пришлось Матненко увидеть в этом взгляде даже намёка на романтизм.

Не смотря на общность судьбы и, казалось бы, одинаковую цель (свержение самодержавия) революционеры были отнюдь не едины. Иногда борьба между ними заходила так далеко, что в распрях между собой они забывали об общем враге – царизме. Идеологических различий великое множество. Соответственно появилось и множество группировок, каждая из которых придерживается своей собственной идеологии. Эти группировки гордо называют себя партиями. Каждая старается представить себя общероссийской, за которой идут миллионы сочувствующих. На самом деле в партиях состоят десятки, может быть сотни и в исключительных случаях – тысячи членов.

Большинство партий строятся в соответствии с пирамидальной иерархией. На вершине пирамиды - вожди. Их задача – производство идеологии, составление программ и планов, общее руководство. Далее на втором уровне - старшие братья. На третьем – партийные массы. Задача старших братьев – проводить идеологию вождей в партийные массы, реализовывать на практике планы и программы вождей. Задача партийных масс – следовать курсу партии, выполнять указания старших братьев, распространять партийную идеологию в среде сочувствующих. При обработке сочувствующих преследуются две цели: пополнение ими числа членов партии и поиск в среде сочувствующих потенциальных спонсоров.

Вожди, как правило, проживали за границей и старались ни в чём себе не отказывать, поэтому последняя задача считалась стратегически важной. Каждый член партии, “добывший” спонсора, получал немедленное продвижение вверх по партийной лестнице. Спонсорских денег хватало далеко не всегда. Ведь кроме содержания вождей деньги нужны были и на командировочные для старших братьев, на комплектующие и материалы для подпольных типографий, на оружие, на поддержку товарищей в тюрьме и ссылке. Поэтому партийная касса пополнялась также и за счёт экспроприаций. Этим непонятным в России словом назывались обычные уголовные грабежи банков и состоятельных граждан. Разработка конкретных операций лежала на старших братьях, а к исполнению экспроприаций привлекались партийные массы.

В среде революционеров считалось неприличным заниматься экспроприациями. Было распространено мнение о том, что если партии не хватает спонсорских денег, значит идеология партии не пользуется поддержкой. Следовательно такая партия должна умереть. Либо изменить идеологию. А если партия, неспособная привлечь спонсоров, живёт за счёт экспроприаций, то ей не место в революционном движении, т.к. это уже не партия, а банда.

Некоторые партии (анархисты, левые эсеры) не обращали на приличия никакого внимания: занимались экспроприациями и не скрывали этого. Другие, как например, большевики, экспроприациями не брезговали. Однако не признавали этого.

Каждая партия считала абсолютно необходимым иметь свою газету. О мощи и влиянии партии судили по тиражу и периодичности её газеты. Партия, имеющая ежедневную газету с тиражом, измеряющимся в тысячах, считалась популярной и имела хорошие шансы найти спонсоров в лице сочувствующих революционному движению. Так что вполне распространённой была практика приписывания к реальному тиражу одного, а то и двух нулей.

Всего Матненко нашёл сведения на 84 партии. 72 из них были официально зарегистрированы в соответствии с царским манифестом 1905-го года. Остальные существовали нелегально. Весь возможный спектр политических пристрастий был представлен. Начиная от “Бей жидов, спасай Россию” на крайнем правом фланге и заканчивая “Ни семьи, ни частной собственности” на крайнем левом. Однако не этих экстремистов Матненко считал главной опасностью для монархии. Он был убеждён, что царизм будет раздавлен “новыми русскими капиталистами”, которые стоят сегодня в центре и выступают за вполне умеренные парламентские методы. Впрочем по этому поводу он особенно не переживал: “Не важно, кто будет у власти. Для грамотного сыщика работа найдётся всегда”

 

* * *

 

Сталин развернул посылку из-за границы с очередной статьёй Ленина и сопроводительной запиской Крупской: “Ждите Свердлова. Он назначен представителем ЦК в редакции газеты. Свердлов следует из Нарыма через Екатеринбург. Привезёт Вам паспорт и легенду. Ну а мы с Владимиром Ильичём будем ждать Вас к Рождеству в Вене с гостинцами”. Это была большая неприятность для Сталина. Совсем недавно (всего полгода назад) на Пражской конференции партии большевиков его заочно коаптировали в члены ЦК и назначили редактором партийной газеты “Правда”. Это был огромный скачок в карьере Сталина: из обычных боевиков-исполнителей он вошёл в двадцатку лидеров партии, принимающих реальные решения. Газете “Правда” было предназначено стать основным средством агитации за большевизм и назначение редактором было знаком особого доверия.

И вот эта записка.... Что произошло? Как понимать вот это: “...назначен представителем ЦК...”? Это что получается? Сталин (член ЦК) – не представитель. А Свердлов (не член ЦК) – представитель? Так что ли?... Крупская от себя этого написать не могла. Значит это решение Ленина. Видимо Старик недоволен Сталиным. Возможно линия газеты отклонилась от направления мыслей Ленина и с помощью Свердлова Ленин хочет поправить Сталина.

Сталин не любил публично признавать своих ошибок – считал это проявлением слабости. Но был достаточно умён, чтобы перед самим собой быть предельно откровенным. Он рано понял, что не разобравшись в самом себе, не поняв своих истиных мотивов и целей, ты не сможешь направить свою жизнь к достижению этих целей. Следовательно навсегда останешься игрушкой в руках других людей, более сильных: настоящих хозяев не только своей, но и твоей жизни.

Вот и сейчас, проанализировав ситуацию, Сталин вынужден был признать, что допустил ошибку: слишком уверовал в свою самостоятельность. Позволил себе затягивать с публикацией статей Ленина. И даже допускал к публикации материалы оппонентов Ленина. Отклонился от ленинского наказа: “Газета “Правда” - это не площадка для дискуссий. Это рупор для разговора с рабочим классом. Для дискуссии у нас есть ЦК. А рабочий класс должен получать в газете точные и ясные ответы на актуальные вопросы. Любая двусмысленность недопустима и преступна.”

Сталин обмакнул перо в чернильницу, проверил нажим и взялся за письма. Написал сопроводительную записку в редакцию: “Статью Ленина поставить в ближайщий номер”. Большое письмо Ленину в Краков с описанием новостей из провинции закончил словами: “Свердлову революционный привет. В нетерпении жду встречи и совместной работы”.

Задумался. А может рано паниковать? Может быть Ильич с его обычной дальновидностью просто страхует редакцию газеты на время предстоящего двух-трёхмесячного отсутствия Сталина в стране.

Встал из-за стола. Хрустнул пальцами. Открыл дверцу печки, аккуратно положил полено на догорающие угли. Подошёл к окну. Привычный питерский дождь. Пустынная улица. Туман вперемешку с дымом труб Путиловского завода. В ожидании почтового курьера Сталин заварил чаю, который пару недель назад привезли ему товарищи из Грузии. Лимона не было. Пришлось ограничиться сахаром вприкуску.

 

* * *

 

… В дверь постучали. Шалыгин, оторвавшись от книги, которую читал сидя за столом под светом керосиновой лампы:

Входите. Открыто.

На пороге стояла барышня в длинном платье сиреневого цвета. Стриженные волосы, широкие скулы, пухлые щёки и нос картошкой совсем не привлекали внимания. Однако сочетание задушевных ноток в голосе с холодным, оценивающим взглядом было необычным.

Скучаете, сосед? А что Вы читаете? Карамзин “История Государства Российского”. И охота Вам читать эту скукотищу? А Вы кадриль танцуете? А Чарли Чаплин Вам нравится? Я от него без ума – такой душка. А зовут Вас как? И откуда Вы приехали? Я видела как выгружали Ваш багаж. Столько ящиков. И тяжелющие видать. Что там у Вас?

Хотите посмотреть? Это моя библиотека. Могу дать почитать. Только с возвратом.

Ящиками была заставлена прихожая. Шалыгин открыл один из них, полный книг:

Смотрите. Выбирайте. Кстати, а зовут-то Вас как? Я Шалыгин Иван Иванович – студент политехнического.

Иван? Здравствуйте, Иван. А я Любаша. Просто Любаша. Меня все так зовут. Тоже учусь. В учительском институте. Знаете что, темно тут у Вас. Я к Вам завтра приду книги смотреть. А сейчас пойдемте со мной чай пить к Гольцам. Только надо взять с собой что-нибудь. Что у Вас есть?

А что надо?

Ну пряники можно. Вино, конфеты, сыр.

Бутылка красного вина есть. И цыплёнок копчёный. Сгодится?

Пойдёт. Сначала ко мне зайдём. Я банку варенья брусничного возьму.

Вышли в коридор. Любаша отворила ключом дверь напротив. Квартира её была симметричным отражением квартиры Шалыгина. Отвечая на немой вопрос Шалыгина, проницательная Любаша сказала:

Хотите спросить, почему идём к Гольцам, а не пьём чай здесь?

А почему?

А потому, что у Гольцев квартира в торце дома. И комнат там не две, а четыре. И зал большой. Можно музыку слушать и даже танцевать. Там у них и народ собирается интересный. Вот сегодня, например, ждут гостя из Сибирской ссылки.

Как это из ссылки? Ведь ссыльным не положено в столице проживать.

Какой же Вы простой, Иван. Положено, не положено — на это сейчас никто не смотрит. Да такие люди и не живут нигде. Они отдали свои жизни революции. Всегда в пути. Сегодня ссылка, завтра заграница, послезавтра бой с тиранами.

Голос Любаши пылал страстью, а глаза оставались насмешливыми.

А после послезавтра опять в ссылку? - вырвалось у Ивана.

Любаша не ответила. Пока шли к двери Гольцев по длиннющему коридору Шалыгин размышлял о том, что не стоило, наверное, так отвечать. Ведь если Любаша действительно восторгается людьми такого типа, то его ответ она могла расценить как насмешливое пренебрежение. А это может затруднить процесс его внедрения в революционную среду. Надо бы быть с ней поосторожнее.

Любаша же ни о чём таком не думала. Всех ровестников-мужчин она оценивала прежде всего как потенциальных женихов. Ответ Ивана скорее удовлетворил её своей реалистичностью. Революционный фанатизм был ей непонятен и чужд. К тому же она понимала, что фанатики в мужья не годятся. Муж должен принадлежать ей целиком и полностью. Делить его с какой-то революцией она не собиралась. Однако тянулась к революционерам и искала мужа себе именно там. Если бы её спросил кто-нибудь: «Почему?», она бы ответить не смогла. Может быть сказывалась шаманская кровь деда из Бурятии. Звериное чутьё подсказывало ей, что надвигается страшная катастрофа, что мир перевернётся и эти сегодняшние изгои встанут у руля нового мира.

 

* * *

 

… Вёрсткой газеты Сталин занимался обычно сам. Теперь к работе присоединился Свердлов. Это раздражало. Но Сталин умел контролировать свои чувства. Вида не подавал. Наоборот был со Свердловым предельно вежливым. Мало ли что он там нашепчет Ильичу. Да и вообще это был жизненный принцип: «Сделай соперника другом и тогда он поможет тебе уничтодить твоего врага». Поэтому Погасил в себе раздражение и, подписав номер к набору с улыбкой сказал:

Ну вот, пора и Вам поставить подпись, товарищ главный редактор.

Называя Свердлова главным редактором, Сталин следовал ленинской этике, принятой у большевиков. При распределении постов в партии было не принято открыто демонстрировать свою заинтересованность в должностях. Наоборот, следовало показать, что не должность характеризует революционера, а его преданность высоким идеалам. Все хорошо понимали лицемерие этой игры, однако соблюдали ритуал. В данном случае должности главного редактора в газете «Правда» предусмотрено не было. Официально считалось, что газету редактирует коллективный орган: редакция, а Сталин лишь подписывает номер в печать. Поэтому, называя Свердлова главным, Сталин рассчитывал услышать в ответ что-то вроде: «Ну что ты, Иосиф. Какая может быть делёжка между друзьями? Вместе обсуждаем, вместе решаем. Ты подписываешь. Твоей подписи было достаточно до сих пор. Пусть так и остаётся». Таким образом Сталин получал бы дополнительную лигитимность, узурпируя власть.

Сталин с презрением относился к идее коллективного руководства. Демократия для него была лишь привлекательным фантиком, которым удобно скрывать суть. А суть в том, что всегда власть у того, кто ставит последнюю подпись.

Свердлов прекрасно разбирался в нюансах партийной дипломатии. Сталин знал об этом. Тем более неожиданной была реакция Свердлова:

Хорошо, Иосиф, я подпишу.

Он обмакнул перо в чернильницу и красивым каллиграфическим почерком фальшивомнетчика приписал перед подписью Сталина «От редакции», а строчкой выше: «Главный редактор: Яков Свердлов».

Как ни в чём не бывало Свердлов вернул ручку в прибор, промокнул чернила и, потягиваясь, сказал:

Ну вот и совершили что-то для вечности — можно и отдохнуть. Сегодня меня приглашали на Литейный на сходку. Пойдёшь со мной?

На сходку? Что-то я ничего не знаю об этом. А кто собирает?

Это не партийная сходка. Потому ты и не знаешь. Гриша Гольц молодёжь собирает. Просил меня зайти рассказать о Нарымской ссылке.

Молодёжь? Что ж, пойдём. Проветримся. У меня вина в курдюке пара литров осталась. С собой возьмём.

 

* * *

 

… Дверь открыла хозяйка квартиры Елена Гольц. Любаша тут же защебетала:

Леночка, здравствуй дорогая. Вот знакомься: Иван – мой новый сосед из квартиры напротив моей. Вот возьми тут в кульке поесть кое-что к чаю. Правда ведь, он на Лермонтова похож? Усики такие же и во взгляде та же грусть. Может он и стихи пишет? Иван, Вы пишете стихи? Ой, Леночка, ты не представляешь сколько у него книг. Тьма тьмущая. Он и читать даёт. Иван, а Жюль Верн у Вас есть? Вот читала бы его и читала с утра до вечера. А он, ты представляешь? Карамзина читает. Вот скукотища-то. Что там интересного? То ли дело путешествия. Иван, Вы любите путешествовать?

Погоди, погоди, сорока. Дай мне твоего кавалера получше разглядеть. Здравствуйте Иван...?

Иванович. Иван Иванович Шалыгин. - Иван пожал протянутую руку

А я Гольц Елена Евгеньевна. Зовите меня просто Леной. Проходите к гостям Чувствуйте себя как дома.

 

* * *

 

… Шалыгин действительно чувствовал себя как дома. Вернее сказать дома он себя никогда так хорошо не чувствовал как здесь. Там в Бийске дома у него практически не было. Была отцовская булочная, которая выжимала все соки и из отца, и из матери, и из всех семерых детей. Булочная славилась в городе тем, что хлеб в ней был всегда горячим. А достичь этого можно было только непрерывным производством. Поэтому ни гостей, ни праздников в семье не было. Наоборот. В праздники работы только добавлялось. Зато родители с полным на это правом могли гордиться тем, что всем детям дали среднее образование.

Здесь же Шалыгин сразу проникся атмосферой душевного тепла. В центре хорошо освещённой просторной комнаты стоял накрытый скатертью круглый стол. На столе огромный самовар, фарфоровая посуда, снедь. Остальное пространство комнаты было заполнено людьми. Но ощущения толчеи не было. Гости общались между собой, перемещаясь от одной группы к другой. Кто-то разместился на венской мебели, расставленной вдоль стен. Кто-то нагружал тарелку едой. Кто-то в задумчивости курил, потягивая при этом вино из стакана. Шалыгин насчитал всего 16 человек, без учета малых детишек, снующих под ногами.

Любаша представила Шалыгина как книголюба с большой библиотекой из 40-ой квартиры. Шалыгин пригласил всех заходить без церемоний, выбирать книги для прочтения. Судя по заинтересованности, вызванной этим сообщением Шалыгин понял, что полковник от жандармерии Ерёмин был прав, предложив использовать в качестве приманки книги, конфискованные у осуждённых преступников.

В течение получаса входили новые люди. И вот, наконец, появился главный гость. Он был невысок. Лет 35-ти. С бородкой клинышком и пенсне. Его сопровождал небритый кавказец с густыми усами. Гости держались уверенно. И по реакции публики было понятно, что принадлежат оба к некой закрытой касте небожителей – касте профессиональных революционеров. Кавказец подошёл к столу, налил стакан вина, положил на тарелку куриную ножку, обсыпал её перцем и зеленью, расположился в мягком кресле. За весь вечер больше он себя ничем не проявил.

А вот второй действовал совсем иначе. Протерев стёкла пенсне и водрузив его себе на нос, стал знакомиться с каждым за руку, называя себя полным именем: “Свердлов Яков Михайлович – член ЦК РСДРП”. Внимательно выслушивал ответные представления, задавал вопросы, шутил, смеялся над ответными шутками. Обойдя всех, он подошёл к самовару, налил себе чаю и, размешав сахар, обратился сразу ко всем:

Товарищи, у меня есть объявление для всех. В завтрашнем номере газеты “Правда” начинается публикация писем Владимира Ильича Ленина с инструкциями по борьбе с оппортунизмом меньшевиков-ликвидаторов. Там даётся подробнейшая характеристика текущего момента и формулируются задачи большевиков на ближайшее будущее. Прошу всех, кто интересуется, обратить на это внимание. Газету можно будет купить у агитаторов. Как выйти на агитаторов подскажет хозяин квартиры – товарищ Гольц. Так что о текущем моменте и задачах партии я сегодня говорить не буду. Если желаете, могу ответить на вопросы о сибирской ссылке, откуда я прибыл два дня назад.

Вопросов было много. В основном они касались бытовой стороны, но были и идеологические вопросы: о диктатуре пролетариата, о мировой революции, о бесклассовом обществе. Свердлов отвечал эмоционально, используя яркие образы. Реакция публики была восторженной. Личность Свердлова и спиртные напитки воодушевили народ на танцы. Сталин на танцы не остался. Вышел на улицу, остановил извозчика, доехал до Щербакова переулка, освещенного фонарями красного света, где и провёл всю ночь.

 

* * *