Когда Ольга Ивановна выходила замуж, фамилию менять не стала. Она никак не пыталась это объяснить, просто привыкла к своей фамилии, и так ей было удобно. С годами она уловила определенный знак в когда-то принятом решении. Фамилия ее - Сможная – нашла свою понятную для Ольги Ивановны трактовку, то есть способная все смочь, преодолеть. Образом жизни, достижениями, успехами она демонстрировала, что не зря когда-то фамилия эта возникла в ее роду. Ольга Ивановна все делала правильно, основательно. В телефонной книжке значились координаты людей, с которыми сводила судьба. Перед праздниками обязательно делался звонок - пара слов о самом празднике, предложение об абоненте, три вопроса о новостях, детях, месте жительства и контакт поддержан. Это позволяло никогда не терять связей, быть в курсе дел сослуживцев, школьных и институтских друзей, приятелей, с которыми довелось вместе познакомиться на отдыхе, врачей, парикмахеров, мастеров-ремонтников и многих других, важных и необходимых при определенных обстоятельствах людей. Ольга Ивановна создавала впечатление абсолютно гармоничной личности. Сбалансированными в ней были возможности и желания, весьма обычные, средние способности поддерживались настойчивостью характера, отсутствие высокой интеллектуальности компенсировалось здоровым прагматизмом и сверх высокой уверенностью в правильности своих действий. В работе и домашних делах Ольга Ивановна была всегда на высоте. Накрахмаленные скатерти, пельмени ручной лепки в морозилке, чисто убранная квартира, ухоженный муж и умница дочь. При этом полный порядок в мыслях и сознании, ровные доброжелательные отношения с коллегами, статус высокого профессионала, персональные открытки от начальства к праздникам и очередь желающих поздравить в день рождения. Такие люди в коллективе создают фундамент стабильности, в семье – основу благополучия и долгих лет совместной жизни. Ольга Ивановна к своему сорокапятилетию добилась положения и статуса, но, надо отдать ей должное, всегда находила в себе силы ставить новые цели и упорно идти к их достижению, не замечая препятствий и не обращая внимания на мелкие неприятности. Все шло хорошо и размеренно. Строились планы покупки квартиры для дочери. Мечты эти начали принимать реальные очертания в виде подписанного договора на долевое строительство. Ольга Ивановна забросила при этом удочки еще и насчет беспроцентной ссуды на строительство коттеджа, съездила с мужем отдохнуть в Европу, прошла курс омолаживающих процедур и готовилась праздновать круглую дату в полном достатке, всеобщем уважении и восхищении лицом и личностью. В этом состоянии довольства и покоя, Ольга Ивановна возвращалась вечером с работы. Ехала в трамвае. День сложился напряженный, пришлось задержаться дольше положенного, она устала и с удовольствием села у окна, без мыслей, лишь просто наблюдая длинную пробку урчащих в вечернем свете машин, прохожих, бредущих по скверу и только народившуюся зелень кустов сирени, высаженных вдоль трамвайного полотна. Взгляд ее двигался медленно, не останавливаясь на чем-то конкретном, не цепляясь на лицах, предметах, окружающем мире, и вдруг остановился. Произошло это неосознанно. Ольга Ивановна хотела было отвести глаза в другую сторону, да так и застыла. В скверике стоял ее муж и разговаривал с какой-то женщиной. Нет, в их встрече не было, наверное, ничего необычного и привлекающего внимания. Просто Ольгу Ивановну поразило, что муж говорит о чем-то с посторонней женщиной свободно, открыто, смеется, чуть отклоняясь назад, и тут же возвращаясь к собеседнице с готовностью слушать, и слушать ее, по-видимому, с интересом и особенным вниманием. Трамвай, в котором сидела Ольга Ивановна, застыл вместе с потоком машин. Эта случайная задержка в пути в сознании Ольги Ивановны растянулась в вечность. Муж все говорил и говорил, собеседница улыбалась, иногда чуть касаясь его локтя и этим легким движением приближая или снова немного отдаляя его от себя, когда по дорожке мимо них то в одну, то в другую сторону шли люди. Этот жест, столь легкий, но уверенно и непринужденно управляющий стоящим рядом мужчиной, вызвал в сердце Ольги Ивановны волну ревности. Она задыхалась и сдерживала дыхание одновременно. Она приблизила лицо к окну, не обращая внимания на стоящих рядом людей. Ей было наплевать, что о ней станут думать. Муж - ее собственность, ее создание, на которое она положила двадцать с лишним лет жизни, продукт ее воспитания, образец ее вкуса, доказательство ее женской состоятельности – стоял и улыбался другой женщине. Пошел дождь, весенний, легкий, внезапный. Женщина достала зонт, он быстро взял его в руки и раскрыл над ее головой. Не над своей, над ее, не приближаясь к ней, не хранясь от прохладных капель под единым кровом. Он охранял ее, нежно, ненавязчиво, подчеркивая этим в сто крат больше свое к ней отношение. Трамвай тронулся. Ольга Ивановна, не помня себя, добралась до дома. Перевела дыхание, только открыв дверь и вспомнив, что дочь сегодня ночует у подруги. Она бы заплакала, если бы могла, но она никогда не плакала - разучилась за годы планомерного и неустанного созидания семейного счастья. Она бы завыла, но это было так чуждо ее характеру. Что делать? Впервые она не знала, как поступить. Ей больше подходила драка, битва за свою территорию и свой клан. Она упорная, она может все довести до логического конца, она может всего добиться вопреки обстоятельствам. Снова захлестнула ревность. Ольга Ивановна решительно скинула туфли, плащ, бросила на комод шарфик, подняла глаза и увидела себя в зеркале. Щеки пылали, глаза потемнели от расширенных зрачков. Вот он – эффект омоложения. Ей не дашь сейчас и тридцати пяти. Пантера, рысь, дикая кошка! И враз она потушила в себе страсть. Заработала голова – ну что случилось? Ну встретил он знакомую, ну поговорил, ну раскрыл зонт – что в этом особенного? Ольга Ивановна, не переодеваясь, рванулась на кухню, достала суп из холодильника, поставила разогревать, сунула в микроволновку блины с мясом, подумала, и достала из шкафа заготовленные ею осенью помидоры и лечо. Руки быстро и споро сделали привычную домашнюю работу. Кухня наполнилась ароматами сытого дома. Ольга Ивановна сервировала стол, подумала и прибавила бутылочку красного полусухого вина. Но, словно испугавшись, убрала ее обратно в шкаф, решив достать уже после ужина, когда не будет на столе тарелок из-под супа и блинов, а можно достать высокие тонкие бокалы, вино, виноград… Зачем виноград? Он стоит там, в сквере, ему хорошо, а она, уставшая до боли в затылке, греет ему ужин, достает какие-то заготовки. Снова ревность поднялась в душе. Ольга Ивановна выключила плиту – придет, тогда можно и разогреть. Ее мысль о том, что в возрасте сорока пяти лет она может остаться без мужа, брошенной в глазах знакомых, ненужной старой, вызвала агрессию. Ей хотелось расправиться с ним за унижение, которого еще не было. Ей хотелось первой принять решение, хотя бы внешне оставаться самостоятельной успешной и все в своей семье определяющей. Хлопнула дверца лифта. Ольга Ивановна вытянулась как струна, подалась корпусом немного вперед, слух напрягся, словно она выслеживала дичь. Звонок в соседнюю дверь, голоса, все стихло, но Ольга Ивановна продолжала сидеть в напряжении. Она боялась шелохнуться и за этим движением не услышать шаги своего мужа. Она боялась повернуть голову и увидеть в окно, как быстро темнеет, и как с уходящим днем исчезает ее надежда на возвращение мужа. Злость, обида снова спрятали свои алчные лики. Ольга Ивановна затихла. Она боялась плакать, боялась притронуться к еде, боялась сходить переодеться. Она замерла и хранила этим в себе ту минуту надежды, которая затеплилась в ней, когда, накрыв стол, она села ждать его скорого прихода. Сколько времени прошло она не знала. Все-таки ей пришлось осознать, что на улице стало совсем темно. Ни звонка, ни шагов за дверью. Казалось, исчезли все и вся, остановилась жизнь, и только Ольга Ивановна, как часовой, одна не могла оставить свой пост. Усилием воли она заставила себя подойти к двери и заглянуть в глазок – пустая ровно освещенная лестничная площадка. Ольга Ивановна села под дверью, прикрыла глаза, и только слух ее все острее и цепче хватался за звуки в подъезде. Она слышала кашель соседа, тихую музыку из квартиры снизу, шум въезжающих во двор машин. Как только хлопала дверца, сердце Ольги Ивановны начинало бешено стучать. Она мысленно представляла, как муж выходит из машины, идет к подъезду, нажимает код, открывает дверь, вызывает лифт, поднимается на их этаж. Она считала даже не секунды, она наполняла доли секунд его движением. Вот отмеренное время заканчивалось, она прибавляла к расчетному еще минуту, две, но звон ключей перед их квартирой так и не раздавался. Все снова погружалось в тишину. Ольга Ивановна бесшумно, но быстро, метнулась к телефону, взяла в руку трубку с намерением позвонить мужу на сотовый, трусливо набрала восьмерку и дала отбой. Она боялась, что на том конце вместо его голоса услышит уходящие в пустоту гудки. Всегда трезво и рационально мыслящая ее голова дала сбой. Ольга Ивановна потерялась в себе, в своей квартире, она потеряла своего мужа и не знала, где его найти. Это был ее муж, он не должен был быть ничьим, и он должен был сам уже давно вернуться домой. Так было всегда. Она могла задержаться, прийти поздно, но здесь дома все должно было быть таким, как ею задумывалось. У нее не было больше сил бороться. Она устала, ей было плохо, она не знала, что и подумать. Мысли о том, что с ним что-то могло случиться, она не допускала. Она видела его рядом с женщиной, которой он явно симпатизировал, и это было причиной его отсутствия, а ее мучений. За что он ее мучит? Внезапно вспомнилось выражение «мужняя жена». Почему оно возникло сейчас, Ольга Ивановна не знала, но только сегодня в эту минуту она поняла смысл слов. Жена принадлежащая мужу, зависящая от него, и жизнь ее зависящая от того, есть ли он у нее. Зачем ей фамилия Сможная? Что она хотела смочь, что доказать? Она и может все только потому, что ее успехи есть кому показать, усилия есть в кого вложить. Не было бы мужа, дочери, семьи, были бы только одинокие подруги, стала ли бы так биться она за продвижение в карьере? Она была бы равной с ними, читала бы умные книги, ходила бы в кино на сеансы элитарного фильма, обсуждала бы новости, моды… Она извелась настолько, что пропустила звук хлопнувшей внизу двери. Она не услышала, как он подошел и достал ключи. И только увидев его на пороге, Ольга Ивановна подняла глаза и тихо заплакала. Она не понимала, что он ей говорит, не понимала, почему он испуганно ищет какие-то таблетки, дает ей стакан с водой. Он обнимал ее, тряс за плечи, что-то спрашивал, просил вспомнить, что предупреждал, насколько задержится. Все это было неважно. Она повторяла как заклинание одно только: «Мужняя жена, мужняя жена». Из сборника "Не про меня, но обо мне" |