Резко открылась больничная дверь, и во внутренний дворик выбежал мужчина лет пятидесяти пяти в распахнутом пальто и накинутом поверх старом больничном халате с прорехами и ржавыми пятнами. Он что-то искал глазами, одновременно сосредоточенно, но как будто неясно представляя себе что. Кинулся по дорожке в одну сторону, пробежал несколько метров, остановился, снова попытался что-то найти взглядом, увидел, а, увидев, уже медленно и обреченно пошел к старой, покосившейся, когда-то полвека назад сработанной садовой беседке. Он знал, что его ждет. На полу беседки прикрытое серыми простынями лежало тело Галочки. Оська заплакал сначала беззвучно, еще не войдя в беседку. А когда вошел, упал на колени и зарыдал громко и отчаянно, пытаясь прижать к себе человека, вместе с которым прошла его полная побед и свершений жизнь.

Оська в страшном сне не мог себе представить, что так скоропостижно скончается Галочка – доктор химических наук, известнейший ученый, умнейшая, светлая голова, которой он не знал равных, верный друг, преданный и все понимающий товарищ. Он не мог понять циничности и полной беспринципности врачей, без колебаний и сомнений бросивших на мороз тело умершего, но родного ему человека. Галочка уже ничего не могла изменить, не могла защитить себя перед людьми, холодом и равнодушием. В больнице ему пытались объяснить, что в морге вышел из строя холодильник, и так тело лучше сохранится. Но разве этим можно было объяснить жестокость и бесчеловечность, с которой Оське было предложено поискать тело во дворе. Оська готов был взорвать эту гнусную больницу, этих с позволения сказать людей, для которых еще не преданный земле человек, человек, душа которого не ушла, стал только телом, ненужным предметом, сломанной вещью, которую нет больше смысла держать в доме. Оська снял пальто, прикрыл сверху Галочку, сидел и гладил ее по волосам и плакал вместе с сидящей рядом, замерзшей ее душой.

Очнулся Оська, когда кто-то тронул его за плечо. Поднял глаза и увидел Дога – бледного, болезненно исхудавшего, с впавшими, смертельно уставшими, но сухими глазами. Дог был уже близок к развязке. Он это ясно понимал, не говорил, но знал, что предстоящая весна последняя. Оська не видел его почти месяц, а, увидев сегодня, понял все и о Доге. Оська, Галочка и Дог – три друга, три сердца, три жизни и одна судьба…

История их началась в середине шестидесятых, когда в составе свежей химфаковской абитуры они прибыли в совхоз для сдачи трудового экзамена перед началом новой взрослой студенческой жизни. Хлипко одетые мальчишки с тощими рюкзаками и розовощекие, смущенные девчонки ждали расселения по дворам и избам. Дело шло к вечеру, но что-то не ладилось с размещением, и Сергей Иванович - командир уборочного отряда, нервничая, доказывал хромому совхозному начальнику, что надо закругляться быстрее и обязательно поселить студентов до захода солнца.

Внезапно на фоне эмоционально напряженного разговора начальства за спинами ребят возникла потасовка. Два парня наскакивали, наступали друг на друга, ругаясь негромко, но, видно, «по-русски» и идеологически серьезно. Один - шустрый, поджарый, как петух налетал и пытался атаковать сверху. Второй - крепкого сложения, набычившийся, смурной все ниже опускал голову и шел на противника тараном. Ребят быстро растащили, Сергей Иванович в запале сорвался, наговорил того, что больше следовало бы адресовать совхозному голове, но так или иначе инцидент был исчерпан, а к ночи и все остальные неурядицы разрешились.

Утром отряд поднялся чуть свет. Сонные, квелые ребята километра три шли до поля, но, взявшись за работу, постепенно разошлись, и дело пошло споро. Наиболее заметным был Оська – вчерашний нападающий. Как и большинство еврейских парней до наступления возраста мужа он в меру хулиганил, не в меру сквернословил, напропалую заигрывал с девчонками и умудрялся увиливать от любой по-мужски тяжелой работы, крутясь в основном рядом с симпатичными девчоночьими мордашками. Второй участник вчерашней схватки – Станислав – парень крестьянской закваски, с тяжелыми надбровными дугами, низким лбом и крепкими рабочими ручищами, таскал мешки, одним движением взбрасывал их на прицеп, и недовольно косился на Оську. Своим видом он напоминал крепкого коротконогого пса, недовольно следящего за передвижениями и частым потявкиваньем щенка-малолетки. Сергей Иванович видел, насколько эти парни разные. Оська тоже ему не очень-то нравился, но Сергей Иванович решил не делать поспешных выводов, а попробовать присмотреться к парню и настроить на рабочий лад.

На следующий день ребят разделили по трое и отправили на картофельное поле, дав каждой тройке свою гряду длиной до горизонта. Сергей Иванович намеренно свел в одну тройку Оську и Станислава. Но когда делили девчонок, не мог решить, кого же поставить к ним в комплект. Пока раздумывал, девчонки как-то сами распределились, и Оське со Станиславом досталась девушка гренадерского роста, сложения не девичьи мощного с нежным именем Галочка, как она сама представилась басом.

К концу рабочего дня вымотанные и грязные ребята еле доползли до конца поля. Сергей Иванович помогал уставшим девчонкам, наравне с парнями грузил мешки и сам испытывал усталость и ломоту в спине и мышцах. На краю поля сидели Оська, Станислав и Галочка. Мало того, что они пропахали свою гряду быстрее всех минут на сорок, набрали сухих веток, развели костер и щедро напекли картошки для всего отряда. Теперь они сидели и что-то чертили на земле, подталкивая друг друга руками, затирая написанное и снова рисуя что-то сверху. Сергей Иванович подошел ближе. Галочка вся красная, вспотевшая, басила, наставительно вдалбливая свою мысль Станиславу и называя его при этом Догом. Если Галочка хотела подобным обращением показать ассоциативную связь Станислава с коренастым псом, то сравнение было весьма точным.

Сергей Иванович изумился, когда увидел на земле химические формулы, которыми был исписан уже не один квадратный метр. Оська спорил с Галочкой, поддерживая Дога. Галочка говорила, что они придурки и ничего не понимают в химии. Оська, желая примирить стороны, подсознательно начинал заигрывать с Галочкой, как представительницей женского пола, но вовремя осекался, понимая, что эта девушка-гренадер вряд ли склонна реагировать на него как на объект вообще и как на мужчину, в частности.

Галочка, Оська и Станислав так и работали до конца уборочного сезона вместе. Никакие попытки разделить их, перемешать бригады не удавались. Они как капли ртути стекались друг к другу с самых отдаленных участков, работали как машина, споря, препираясь, стремясь быстрее добраться к краю поля, и там уже вдоволь наораться друг на друга в стремлении найти истину в области неуловимо-тонкой химерной теоретической химии. Сергей Иванович весьма успешный преподаватель, шестой год самостоятельно читающий на факультете курс коллоидной химии удивлялся, как не устает эта троица изо дня в день копаться в формулах, реакциях и процессах. На его памяти это был единственный случай, когда совершенно разные по фактуре, характеру и происхождению ребята «пели» в унисон им одним понятную песню. Но тем менее удивительной была для него встреча знакомой троицы на занятиях в институте в том же составе, в тех же волнениях, спорах и проблемах.

Оська, Галочка и Дог, как все теперь с легкой руки Галочки называли Станислава, стали любимцами всего курса. Они не всякий раз бывали на занятиях, с удовольствием вместе с группой свинчивали с лабораторных. Но самым непостижимым было то, что, не занимаясь более других, часто проводя дни где-то вне институтских стен, они умудрялись блестяще сдавать сессии, вести умные диалоги на семинарах, а на лабораторных занятиях удивлять красотой и вариантностью химического мышления. Преподаватели тех лет, имевшие глубокое базовое образование, учившиеся в свое время у выдающихся российских химиков, проходившие стажировку в Германии и Англии, ценили ребят и передавали их с курса на курс с сожалением и чувством утраты близко скользнувшего чуда.

Проблема возникла на пятом выпускном курсе. Распределение – вещь строгая и обязательная. Кафедра органической химии хищно потирала руки, ожидая притока в коллектив бесспорно талантливых специалистов. А мест было всего два, и как делить их никто придумать не мог. Троица не проявляла, казалось, волнения, но когда было объявлено, что в распределении на кафедру только два места, и только они могут выбрать, кто останется заниматься наукой, а кто пойдет на производство, все трое подписали отказ и заявили о готовности ехать на гидролизный завод в поселок Хор Хабаровского края. Деканат и заведующий кафедрой были в ужасе. Ходили к ректору, ответственный секретарь поехал ходатайствовать в министерство. Случай беспрецедентный. В Москве сначала отмахивались от провинциальной дури, но, получив за два месяца шесть писем-ходатайств, несчетное количество звонков на всех мыслимых и немыслимых уровнях, как ни странно пошли навстречу и выделили одно дополнительное место на кафедре. К моменту прихода на кафедру ребята повзрослели, стали самостоятельнее. Им уже не требовалось ежечасное непрерывное общение как щенкам одного выводка, но в течение дня они то и дело заглядывали в лаборатории друг к другу, вместе ходили обедать, засиживались вечером на кафедре, как всегда обсуждая химические статьи и темы. Теперь, правда, уже не спорили, переходя на личности. Оська, Галочка и Дог скорректировали позиции и сформировали единое знание, в котором чувствовали себя легко и уверенно.

Оська стал красивым, крепким парнем. Кафедральные барышни и студентки младших курсов глубоко и томно вздыхали всякий раз при встрече с ним в институтском коридоре. Оська веселился от души, заигрывал, вгонял девиц в краску, хулиганил, подхватывая замужних ученых дам за талии и взметая их по лестнице вверх к кафедральному входу. Дамы едва отпыхивались от стремительности бега и стеснения дыхания, но более от смятенных чувств, вызванных пугающей близостью красивого мужчины. Оська женился, но опять же, как всякий еврейский муж, держал жену далеко за рамками профессионального общения, сохраняя в глазах окружавших его дам ореол свободного и опасно активного донжуана.

Галочка, сохранявшая формы метательницы молота, вдруг тоже стала появляться на работе в кудельках. Оська и Дог страшно веселились, впервые увидев Галочку при ухажере, нежно смотревшем на нее близоруко влюбленными глазами. Галочка, переводя столь же влюбленный взгляд со своего спутника в сторону Дога и Оськи, вмиг зверела, рявкала басом, чтобы не скалились, но сама вдруг заливалась хохотом, представляя комичность образа и искренне веселясь с друзьями над своим ничего не понимающим избранником. Спустя время Галочка вышла замуж (не погибать же парню в девках), без отрыва от производства родила двоих детей, бестолково и бессистемно вела хозяйство, мужа любила и жалела, а он также искренне не на показ любил свою Галочку.

Дог дольше других задержался в холостой жизни. Он все умел и делал сам. Не отличаясь особой красотой, какое-то время комплексовал, особенно находясь рядом с Оськой, но с годами раскрепостился, перестал зажиматься на людях и, в конце концов, женился на аспирантке, посадил ее дома и велел заниматься хозяйством, вместо глупого времяпрепровождения на кафедре. Тем более что по сравнению с Догом она понимала химию куце, однобоко и мало.

Защитив диссертации, наработав авторитет в профессиональной среде, Оська, Галочка и Дог начали триумфальное наступление на имена и авторитеты. Не раз кое-кто из ведущих сотрудников пожалел, что в свое время троицу взяли на кафедру полным комплектом. Для определенных лиц заседания кафедры превратились в пытку. Их псевдонаучные вымученные, выстраданные доклады в пух и перья разносились Галочкой. Став доктором наук в тридцать шесть лет, понимая и чувствуя химические процессы кожей, читая все новое и современное, что синтезирует и патентует мировая химическая наука, она абсолютно не терпела косности мышления, невнятности и откровенного любительства в эксперименте. Не имея талантов в ведении домашнего хозяйства, в профессии она была гением и трудоголиком. Ее выступлений боялись, потому что, задав вопрос по существу защищаемой коллегой работы, и, не дай бог, уловив поверхностность подхода, она в три хода укладывала беднягу на лопатки. Ни один аргумент защиты не мог противостоять ее знаниям, напору и опыту. Надо отдать должное, что в ситуации противоположной, когда коллега показывал знание предмета, приводил данные своих серьезных многократно повторенных и сведенных в систему экспериментов, Галочка также искренне выступала в его поддержку. Она предлагала свою помощь и оказывала ее бескорыстно, копошась над чужим экспериментом часто до ночи, пока ее любящий Женечка со спящими в москвиче отпрысками покорно не приезжал за женой на кафедру.

Оська в своем блестящем знании химии был столь же элегантен, как в общении с дамами. За легкостью познания скрывался упорный каждодневный труд. Оська в подлиннике прочитывал все, что продуцировала химически настроенная мысль. Каталоги и статьи на английском и немецком, доклады ведущих химиков России, Голландии, Германии, Англии, Японии и Америки – он читал и систематизировал все ежедневно из года в год. На одном из международных симпозиумов Оська, тяжело отходивший от вчерашнего фуршета в последнем ряду огромной римской аудитории, решил покинуть уважаемое собрание и добраться до буфета. В это время выступавший с докладом чопорный немец позволил себе заметить, что тема его доклада столь сложна и трудно усвояема, что некоторым коллегам, видимо, никак не удается вникнуть в суть приведенных расчетов и результатов экспериментов, а потому они вынуждены покидать аудиторию. Оська остановился, не дойдя до конца зала, по-пижонски приподнял воротник пиджака, одновременно втянув голову в плечи, развернулся и стремительно взлетел на кафедру. На чистейшем немецком, с точными выкладками, указанием дат, авторов и методик, разложил всю историю развития вопроса, привел новейшие данные японских исследователей, выразил сомнение в успешности развития темы в предложенном автором доклада варианте, красиво свернул выступление и под бурные аплодисменты покинул аудиторию. Произведенный Оськой в состоянии похмелья фурор не остался незамеченным мировой наукой. Уже через год ему было предложено место в одном из известнейших западных университетов. Оська подписал контракт на несколько лет и готовился к отъезду.

Дог – бесконечный трудяга, талантливый экспериментатор, химик от рождения, которому удавалось уловить нечто малое и неявное, что в дальнейшем позволяло в корне иным образом подойти к решению любой химической проблемы. Только его рукам, глазам и выводам доверяли Галочка и Оська. Ни один специалист из окружения Дога не мог провести эксперимент столь блестяще точно, столь чисто и потрясающе красиво. Дог больше года стажировался с Голландии, по специальному приглашению десять месяцев работал в составе международной группы в Германии, был приглашен руководителем в закрытую лабораторию одного из ведущих концернов для работы над противоопухолевым препаратом нового поколения.

Казалось, звезды сошлись над головами Оськи, Галочки и Дога. Им было чуть за пятьдесят. Впереди все новые планы и перспективы. Ни сложности перестроечного периода в России, ни отсутствие работы и финансирования не коснулись их даже в малом. Успешные, востребованные, выездные они стали лишь реже видеться, но созванивались с разных концов света, всегда открыто делились и также открыто радовались успехам друг друга.

Первый тревожный звонок пришел от Дога. Слабое недомогание, небольшой, казалось, дискомфорт, вылился в месяцы напряженного каждодневного лечения. Дог прошел курс химиотерапии в Израиле, вернулся в Россию, включился в работу, но через некоторое время вынужден был снова лечь в больницу. Оська с Галочкой приезжали к нему часто, подолгу разговаривали, смеялись, вспоминая молодость, но, выходя из палаты, в вестибюле подолгу стояли, держась за руки, не в силах посмотреть друг другу в глаза. Диагноз был ясен и неумолим.

Что произошло с Галочкой, Оська даже не успел понять. У нее поднялась температура, она пожаловалась на боль в ухе, приехавшая скорая увезла Галочку уже в бессознательном состоянии, не выходя из которого спустя три дня она скончалась.

А теперь в холодной беседке замерзший Оська плакал от сознания своего бессилия, от безнадежности, от произошедшей несправедливой утраты Галочки, и видимо, уже планируемой судьбой предстоящей потери Дога. Дог стоял тут же, уже не зная, зябко ли ему на земле или таким холодом дует на него неотвратимое и неизбежное будущее. Он не плакал лишь оттого, что Галочка уже прошла предстоящий ему путь первой, и он мог надеяться, что встретится с ней быстрее, чем она того могла ожидать. Дог жалел Оську – верного друга, близкого, преданного, порядочного и очень ранимого человека, с которым связана была большая часть жизни. Замерзшей рукой Дог тронул Оську, заставляя того подняться и исполнить свой последний долг перед Галочкой – сделать все то, что требуется от друга, провожающего друга в последний путь…

Об уходе Дога Оська узнал в марте. Прилетел на похороны. Прощаясь, стоял поодаль от коллег, знающих, что Оська через два дня вынужден снова лететь читать свой курс лекций зарубежным студентам. На память о Доге Оська взял старую еще начала века книгу по неорганической химии. Оська часто заглядывал в нее, удивляясь бесхитростности авторов, описавших, по сути, впрямую многие из синтезов смертельно опасных ядов. У Оськи не было суицидных планов. Он просто взял вещь, которая была дорога его другу. Оська уезжал, зная, что никогда уже сюда не вернется. Не к кому.

 

Из сборника "Не про меня, но обо мне"