Умер поэт из Волгограда Владимир Гузий. Фото: bards.ru Как стало известно, на 55-м году из жизни ушел известный бамовский поэт Владимир Гузий. Он родом из городка Петров Вал Волгоградской области. Всесоюзная слава пришла к нему в 19 лет. На Бамовскую стройку он попал по комсомольской путевке в составе ударного строительного отряда "Волгоградский комсомолец" в 1975 году. Работал лесорубом, художником-оформителем, электромонтером, мотористом, учителем, журналистом. А по вечерам писал в заветную тетрадку стихи. Он написал огромное количество стихов и мгновенно стал популярным на БАМе. На волне успеха Гузий отправился в Москву и поступил в литературный институт. Он так и остался жить на севере в городе Тында. Здесь писателя проводят в последний путь... Его пронзительные слова, написанные в день стыковки магистрали осенью 1984 года, у тысяч суровых бамовцев вышибали слезы… "Вот и все. Замкнулось полотно, и последний выложен портал. «Золотое» светится звено. Ты об этом десять лет мечтал…" Справка «КП» Владимир Гузий обошел и объехал всю трассу БАМа - от Усть-Кута до Ванино, написал не один десяток стихов о бамовцев, его песни о БАМе поют по всей магистрали. Публиковался в журналах "Огонек". "Знамя", "Дальний Восток", в газетах "Комсомольская правда", "Литературная Россия". В 2004 году он выпустил собственный сборник "Образ действия", а затем еще один - "Пересечение дорог". Член Союза писателей России в Амурской области. * * * * * Владимир Гузий Звездный-94 …Сколько уж лет световых пролетело. Но в юность опять возвратится не поздно. На плиты перрона я прыгаю смело: - Ну, здравствуй, открытый романтикам Звездный! Езжайте с вагоном, пустые печали. Сейчас не хочу прорываться вперед. И все так свежо, будто в самом начале: Сумерки. Май. Дым костра. Ледоход. Вновь ледяное, искристое крошево Бьется, всплывает, уходит ко дну. Но в этой картине так мало хорошего - Я в ледоходе увидел страну. Были когда-то сильны и едины, Хлебом последним делились с друзьями. Теперь от страны только грохот и льдины С острыми, режущими краями. Что натворила злодейка история… Но в сумерках я различаю едва: Там вот светилась палатка "Эстония", Рядом - "Армения", дальше - "Литва". И посредине тягучей распутицы, Взгляд отрывая от умных страниц, Мы видели четко грядущие улицы, Несущие гордо названья столиц. И все вроде есть, как в палатке мечталось, И улиц названия ясно видны. Но только откуда такая усталость? Идут поезда. Только нету страны. Ведь был месяц май на таежном плацдарме. Поляна у речки была не мала. Без президентов, таможен и армий В палатках страна одним делом жила. И пусть я романтик, отставший, вчерашний, Не принимающий смутного дня, Я Звездный люблю - Вавилонскую башню, Где все двадцать лет понимают меня. За прошлое вовсе не стыдно, не страшно, Тому, кто от братства еще не отвык. Мы строили БАМ, крепче всяческой башни, И был у народов единый язык. * * * * * Лучшую дорогу нашей жизни Мы с тобою полностью прошли. Вот и всё. Замкнулось полотно. И последний выложен портал. «Золотое» светится звено. Ты об этом десять лет мечтал. И когда оркестр громом брызнет, Ты поймёшь, что в ливнях и в пыли Лучшую дорогу нашей жизни Мы с тобою вовремя нашли. Нам бывало трудно много раз, Но теперь спокойно оглянись: Стройка обошлась бы и без нас, Нам же без неё не обойтись. И куда судьба нас не забросит, В памяти останется всегда: В утреннюю свежесть наших просек Робкие заходят поезда. Первый поезд начал свой разбег, Он сюда шёл медленно и долго. На щеках колючий таял снег Я не плачу. Это только снег. И только. Но когда оркестр громом брызнет Я пойму, что в ливнях и пыли Лучшую дорогу нашей жизни Мы с тобою полностью прошли. * * * * * Улица Надежды *** Тында большая, а улица малая. Что-то построят, а это снесут. Между домами, как между причалами, Ветры отчаянные снуют. Тынду, как в море, меж сопок качает. Холод отхлынет, и ветер накатит. А сопка, которую не замечаем, Парусом алым блеснёт на закате. Стою после солнца в стихах и надеждах. Душе новогодне, просторно и колко. Посёлок, как ёлка огнями увешен. Как жаль, что порой вырубаются ёлки. Улица чистая! Будь осторожна. Хотя бы названье своё сбереги. Люди и так в декабре огорошены Немилосердьем бесхвойной тайги. Рано иль поздно проходит плохое. Долгую стужу сменяют дожди. Надежда моя, Ты – зелёная хвоя. От холода лютого не опади! * * * * * Чукчуду *** Чукчуду означает «вернуться по кругу». И точность эвенков несложно понять: То ли от шалости, то ль от испуга Речушка к истокам подходит опять. Она бы могла бы раздольно и просто Пилить и пилить сквозь базальтов гряду, А тут изгибается знаком вопроса: «А, может, неверной дорогой иду?» К чему эти все миллионы терзаний? Выйдет к простору, крути ни крути. Но камни сомнений, столбы колебаний Нагородила себе на пути. На трассы прямые всё время надеюсь, Но к бурным порогам я снова приду. Куда же я денусь, куда же я денусь, Если вся жизнь у меня – Чукчуду? * * * * * Вечер в Икабье *** А был же вечер в Икабье!.. И не осенний, и не зимний… После стыковки, в октябре Зазвали нас к себе грузины. Поэты, барды и певцы, Мы возвращались из Куанды, Не то, чтоб главные творцы, Но всё же крепкою командой. И, предложение приняв, Мы за столом собрались тесно И, первый тост за БАМ подняв, Запели бамовские песни. Ещё от штурма не остыв, Не осознав свою работу, Воспели мы последний стык И как утюжили болота. Нам было жарко и легко. Кого стесняться, в самом деле? И тут нежданно «Сулико» Все враз хозяева запели. И, речь родную услыхав, И, вспомнив давнее, родное, И, тост за Грузию подняв, Запели рядом, за стеною. И тут пошло, пошло, пошло: К грузинам добрым и открытым, Гостей лавиною несло, К столу тянуло, как магнитом. Вино и тосты, и галдёж. Мы размахались, как в духане. Кто описал бы наш кутёж, Так это только Пиросмани. И хором всем руководил, Напевы зная все на свете, Монтёр Такидзе Автандил, Живой крепыш из Кобулети. И песня то ручьём текла, То улетала птицей в выси, И от таёжного стола Летела в солнечный Тбилиси.(…) * * * * * Владимир Гузий Дорога Чара – Чина *** Серебром всё небо выткано, У долины лунный вид, И внизу курчавой ниткою Петли вьёт Ингамакит. Заворожены мы обликом Гор в сиянии луны. Тепловоз въезжает в облако, Рельсы в дымке чуть видны. Близких звёзд иллюминация. На стекле блестит мороз. И космическою станцией Проплывает тепловоз. Вон посёлка поднебесного Огоньков мелькнула ртуть. Смотрим вдаль и интересно нам: Рельсы входят в Млечный Путь. И плывём, плывём над безднами, Где ни отзвука, ни дна, И в конце вплывём в созвездие Под названием Чина * * * * * Утро в палатке *** Сумрачно, как в брюхе самолёта. Рюкзаки – как глыбы парашютов. Но полёта нету отчего-то, - В феврале в палатке не до шуток. Выстыла к утру жестянка-печка, Мысли в голове застыли тоже. Не шумит закованная речка, И кусты колотит мелкой дрожью. Вечером весь берег был Лазурным, И казался ласковым начальник… Что ж так долго возится дежурный? Почему не греет верный спальник? Это страшно – выбраться наружу, И лежать уже невмоготу. И дыхание друзей в палатке кружит, Серебрясь и тая на лету. Только – чу! – повеяло дровами И смолой, и дымом, и огнём. Отогрелись ангелы над нами. Значит, до заката доживём. Кружка чая, миска манной каши, И от утреннего солнца так тепло… Кто не понимает счастье наше, Пусть же знает: им не повезло. * * * * * Прощание с Чарской долиной *** Вот и покидаем Чарскую долину. В сердце и не радость, и не грусть. Оглянусь на запад и монетку кину, - Может быть, когда-нибудь вернусь. Всё-таки сбываются добрые приметы, Если хоть немного вера в это есть. Но долине Чарской что моя монета? У неё богатств не перечесть. Что ей снисхожденье или милость? Ведь она с разбега как-то вдруг Честно и по-дружески открылась, Думая, что я ей тоже друг. Извини, долина. Я хотел, как лучше И монетку бросил… Дома встрепенусь… Там, в долине Чарской я оставил душу. Может быть, когда-нибудь вернусь. * * * * * Тындинские поэты *** Ни тротуаров, ни кюветов, По перелескам напрямик Ночною Тындою поэты Идут на маленький пикник. И по пути читают страстно Про строганину и питьё И замечают теплотрассу, Когда лишь падают с неё. Что им бутылка «цинандали»? Их опьянило не вино,- Они полдня стихи читали В своей литстудии «Звено»… |