Дождливо-ледяной слюной ноябрь сковал уют. Дороги снега ждут. Глаза от сна прорежет… И серость подытожив, полуденный художник найдёт в душе приют сомнениям, надеждам. В аромалампе – розмарин; увядшей розы плач к стеклу прильнёт, будто к сосцу. Ночной гуляка-пилигрим в окне плетётся мрачно, ноябрьским дыханьем сбитый с ног. Морщинки по лицу – как стен промокших роспись. По небу облако скользит, скорей сказать, скребёт, и с ним – тяжёлый сладкий воздух питает грудь. Здесь всюду ждут – в ветвях переплетаясь пустым зрачком, как пленом сна – предвестия распада, пришествия зимы, горящий лёд ладоней, и белый нежный дым под воспаленным ветром. Здесь всюду в окнах млечных, от чада запотевших, рисунок стержнем пальца и подписи мираж – терпите люди, скоро лето… Ночь, сквозь похмелье грязных туч, растопит воск, зажжет свечу; и солнце, потеряв следы, потупит взгляд, неся в кабак, как самый верный грешник, последний золотой свой луч, последнюю мечту… |