рассказ I Пасмурным холодным днем в середине октября призывная медицинская комиссия военного комиссариата города Н, С-кой области, направила призывника Матвеева Валерия Анатольевича - восемнадцати полных лет от роду - на обследование в стационар. Прибыв в двенадцатом часу в приемное отделение хирургического корпуса городской больницы, предъявив дежурной сестре направление на обследование, полис и паспорт, Валерий Матвеев был препровожден нянечкой в гардероб, где ему под расписку было велено сдать куртку и кроссовки. Ввиду отсутствия у пациента сменной обуви, ему настоятельно предложили надеть поверх его белых носков голубые бахилы. Затем Матвеева отвели на четвертый этаж в палату № 411. Из личных вещей, кроме трусов, черных спортивных штанов, желтой футболки и упомянутых уже носков на худощавом, чуть выше среднего роста, подростковом теле, у Валеры в руках был только сотовый телефон. В душной палате - шириной три с половиной метра и длиной метров пять - стояли вдоль стен две кровати - так, что проход по центру оставался свободен. За дальними спинками кроватей, перед просторным окном, стояло по тумбочке, а у передних спинок – по стулу, с дерматиновыми сидениями. В левом углу от входной двери – умывальная раковина на ножке. На правой койке в черном трико и такой же футболке с короткими рукавами возлежал мужчина лет пятидесяти пяти. В локтевом сгибе правой руки у него был вставлен катетер, от которого шла трубочка к прозрачному пластиковому мешочку с прозрачной жидкостью, на высокой стойке. У мужчины на щеках и двойном подбородке была разбросана трехдневная черно-седая щетина, а вокруг большой лысины на затылке торчали во все стороны подкрашенные хной длинные волосики. Пустые глаза его выразили любопытство. С полминуты он рассматривал Валерины бахилы, потом негромко произнес: - Константин. - Валера, - сказал вошедший, подняв в приветствии согнутую в локте правую руку с телефоном. - О, - удивился Константин. – У тебя сотик, как у меня. Ты его за сколько купил? - Почти за пять тысяч, - ответил Матвеев. - А я в кредит брал, так он мне обошелся в семь…. Ты с чем сюда попал? - Я на обследование – от военкомата – по поводу смещения почки, - Валера присел на свободной кровати. – А вы с чем? - Мне проводят химиотерапию, - Константин глубоко вздохнул. Последовала недолгая пауза, и он продолжил: - Слыхал что-нибудь об этом? Валера утвердительно кивнул, поднялся и вышел из палаты. Из приоткрытой двери послышался его приглушенный голос: - Я в палате 411…. Да, конечно, чего время терять, сразу и пошел…. Сказали, что только в пятницу отпустят…. Пап, привези мне, пожалуйста, зарядник и гарнитуру к телефону. Да, и обязательно тапки, а то я как клоун - в бахилах... - Валера, - крикнул Константин. – Позови сестру, капельница заканчивается. Матвеев сходил на пост, позвал в палату медсестру и, вернувшись, прилег на свою кровать. Вскоре пришла дежурная медсестра, посмотрела на капельницу, повернулась к Валере, поставила на его тумбочку пузырек: - Это слабительное. Выпей сейчас все. А вечером поставим клизму. Ничего не есть. Нужно освободить кишечник. Утром без десяти восемь – пойдешь на седьмой этаж, на рентген. Потом в девять – УЗИ. Перед ним выпьешь воды - кружки три, чем больше – тем лучше. Все понятно? Медсестра направилась к выходу. - А как же со мной? - встрепенулся Константин. - Вы, Шмырин, лежите спокойно. У вас ещё полкапельницы осталось. Валера выпил все содержимое пузырька – оно было слегка горьковатым на вкус – снова прилег и закрыл глаза. Минут через двадцать его разбудил звонок телефона. Он вышел и через некоторое время вернулся с двумя пластиковыми сумками. В одной сумке были коричневые вельветовые тапки, две книжки с тонкими обложками и общая тетрадь с шариковой ручкой, полотенце, туалетные принадлежности и ещё много всяких других вещей, завернутых в отдельные пакетики. В другой сумке были бутерброды с копченой колбасой в пергаментной бумаге, две большие бутылки минеральной воды и крупные зеленые груши в полиэтиленовом пакете. Медсестра унесла стойку для капельниц. Константин потянулся и встал с кровати. - Я вчера уже в третий раз сюда лег. Сегодня поставили вторую химию, а раньше в областной больнице сделали операцию. Вырезали все на хрен, - Константин задрал футболку и показал большой послеоперационный шов, начинающийся выше середины живота в левой части грудины и уходящий вниз в трико. - Химиотерапевт говорила, что надо оформлять инвалидность, - продолжал Шмырин. – А я ей говорю, - мне до пенсии чуток осталось, что я буду получать-то с третьей группой? Сейчас работаю, и баба моя. При деньгах… «И деньги жгут мне ляжку», - пронеслось почему-то в голове у Валеры. Как-то не соотносилась последняя фраза соседа с его кредитом за сотовый телефон. Вслух же Матвеев спросил: - А сколько вам лет? Константин наморщил лицо. - Пятьдесят два будет тридцатого октября. Останется три года до пенсии. Он подошел к своей тумбочке, достал из глубины толстую книгу в твердом переплете, снова сел на кровать, сказал: - Давай на «ты», а то твое «вы» мне слух режет. Давай? - Ну, давайте… давай. - А ты работаешь или учишься? – спросил, зевая, Константин, раскрывая книгу на странице с загнутым внизу уголком. - И работаю, и учусь в нашем институте на «нанотехнологии», - отвечал Валера, рассматривая узкий длинный светильник на потолке. – А вы… ты, где работаешь? Шмырин не ответил. Матвеев посмотрел в его сторону и увидел, что Костя надел наушники и, качая головой, читает книжку. При этом он водил по странице указательным пальцем правой руки, как это делают на уроках чтения ученики младших классов. Валера положил руки под голову и принялся разглядывать светильник. Вскоре его привлек, а потом стал раздражать непонятный шум, идущий справа. Матвеев повернул на звук голову. Костя, видимо перекрывая звук в своих наушниках, бубнил вслух текст читаемого детектива. Валера присел, нагнулся в сторону Шмырина, помахал ему рукой, стараясь привлечь внимание. Костя вынул гарнитуру из ушей: - Люблю послушать радио «Шансон». Гы-гы-гы… - Костя, читай, пожалуйста, про себя, - попросил Валера. - А про меня здесь ничего нет, - удивился Константин. Вечерело... Ветер рвал в клочья тяжелые черные тучи, теребил и гнул к земле уже безлиственные ветки и стволы осин за окном. Константин после ужина в благодушном настроении лежал на кровати, ковырял спичкой в зубах. - У меня сыну-балбесу от первого брака уже тридцать, - Костя громко икнул. - И дочка есть от второго. У бабы моей тоже дочка – Ирка. Дура-дурой. По Интернету покупает всякую хрень. То халат какой-то, то машинку швейную за четыре с половиной, игрушечную, ни фига не шьет. И деньги у матери тянет. У самой дочка маленькая…. А я себе тойтерьера взял. Бегает, мёрзнет всё, дрожит…. Знаешь? Уже к восьми вечера Валерин сотовый ожил мелодией. Хулио Иглесиас запел: «Nathalie еn la distancia to recuerdo vive en mi yo que fui…» Валера вышел из палаты. Минуты через три он вернулся в сопровождении женщины в темно-синем брючном костюме, со стрижкой в стиле Жанны Эпле, только волосы черные. Лет чуть больше сорока. Приятные строгие черты лица, тонкие запястья, узкие кисти рук с длинными пальцами выдавали в ней интеллигентку, вероятнее всего – учительницу. - Здравствуйте, - негромко, но четко произнесла она, лишь на мгновение посмотрев в сторону Шмырина. Костя в наушниках, прикрыв глаза, раскачивая головой в такт слышимой только ему песни, не ответил. - Ну, видишь, у меня здесь всё нормально, - обращаясь к маме, тихо проговорил Валера, коснувшись левой рукой её правого плеча, как бы приглашая к выходу. - Наталья… ты что ль? – как выстрел, раздался голос Константина. – А Валера – сынок твой, значит? Мама с сыном обернулись. Наташа внимательно посмотрела на Шмырина, потом медленно протянула: - А, это вы…. Тоже летите этим самолетом? И, повернувшись к Валерию, тихо сказала: - Ну, я пойду. Не провожай меня, Лерочка. II Пациентов хирургии разбудили утром, в половине седьмого. Сестра разносила градусники. За окном было темно и тихо. Тусклый свет одиноких фонарей отражался от тонкого льда подмерзших вчерашних лужиц. Косте сделали укол и велели ещё полежать. Он повернулся к стене и почти сразу захрапел. Валера встал, оделся, заправил кровать, умылся и, включив ночник на стене, открыл учебник по наноматериалам. Вскоре его больничная жизнь закрутилась с необычайной быстротой. Сначала он отправился на седьмой этаж в рентгенкабинет, затем снова в палату – пить минералку. Потом – в кабинет УЗИ, где, ожидая своей очереди, просидел до десяти часов. На завтрак Валера опоздал. Поэтому, вернувшись в отделение, он прошел на пост, где из небольшого холодильника достал свой пакет с бутербродами. На стуле за столом дежурной сидела другая медсестра – симпатичная молодая женщина лет тридцати. Костя в трико лежал поверх одеяла под капельницей. Торчащие из его ушей два проводочка, соединяясь в один, подключены были к сотовому телефону. Валера запивал бутерброды минеральной водой. В тишине раздался звонок. - Привет, - Костя ответил невидимому собеседнику. – Ты с ночной? …Да ладно, не приезжай, что ты с ночи-то поедешь…. Отдыхай…. Собачку прогуляй только…. У меня-то? Он взял телефон в другую руку: - Плохо…. Первую капельницу только что поставили… кишечник, живот, всё болит…. На завтрак только чаю попил…. Нет... никто не приезжал…. Кому нужен - больной? Костя отключил телефон. В палате наступила тишина. В палату вошла медсестра. Подошла к стойке рядом с кроватью Константина, чтобы поставить вторую капельницу. - Мне плохо. Не надо больше ничего ставить, - попросил Костя. - А что случилось? – спросила сестра. - Болит всё – живот, подташнивает. - Я скажу хирургу, как только он вернется из операционной, - сестра вышла. Снова наступила тишина. Слышно было, как щелкали этажные переключатели больничных и пассажирских лифтов, когда их кабины совершали перемещения по своим шахтам. На улице потеплело. Косой дождик застучал в окно. - Это же отраву мне вводят, чтобы убить болезнь, - нарушил тишину Константин. Он замолчал, а потом вдруг спросил: - Тебе сколько лет, Валера? - Восемнадцать. Седьмого августа исполнилось, - ответил Валера. Константин замолчал. Потом также неожиданно спросил: - А мама твоя, где работает? - В школе…. А вы её знаете? Костя не ответил. Казалось, он весь был погружен в свои мысли. - Любишь её? - снова вдруг спросил он. Валера растерялся, он явно был не готов говорить на такие интимные темы. Но потом лицо его стало серьезным. Он, словно отринув беспечность, свойственную молодости, ответил: - Люблю и отца, и маму… Они – всё для меня, а я – для них… - Это правильно, - сказал Константин. Он больше не проронил ни слова и, даже когда Валера позвал его на обед, только отмахнулся. Валера же, напротив, с большим удовольствием съел горячее впервые за два дня. После обеда был тихий час. Ближе к четырем в палату вошел хирург с медсестрой. - Что у нас тут случилось? - спросил хирург, подавая термометр. Константин только повернулся в их сторону. Глаза его смотрели с тоской. Валера проснулся и наблюдал за происходящим. Дождь за окном перестал. - Ну, это ты зря, зря. Ты же знаешь, что это трудно, но нужно, - говорил врач, приподнимая правую руку Константина и ставя ему градусник. Сестра, молча, установила на левое Костино запястье электронный тонометр. - Давление в пределах нормы, - произнесла сестра. - Температура - тридцать семь и два, но ничего. Мы понаблюдаем тебя дня два-три, до понедельника, а там – видно будет, - сказал хирург. - Если ничего не изменится, надо будет к химиотерапевту на прием. Менять рецептуру. Договорились? Костя кивнул в ответ. Медработники ушли. Валера достал учебник. Константин, надев наушники, смотрел в потолок. Так они провели время до ужина. Вернувшись в палату, Шмырин достал книгу, Матвеев – учебник. Но, ни почитать, ни позаниматься им не пришлось. Сначала зазвонил сотовый у Кости. Он поднес мобильник к правому уху и повернулся на левый бок, к стене. - А, это ты... получку получила? …Долг отдала? …И за Иркину машинку? Четыре с половиной? …Может, хоть детское шить будет… для дочки. Собаку выгуливала? – голос Константина стал мягче, нежнее. – Дрожит? Гы-гы. Мерзнет? Гы-гы. А он посра… Последнее слово Валера не расслышал, Хулио Иглесиас запел «Nathalie». В коридоре, соединяющем первый и второй посты хирургического отделения, мать и сын присели на свободные стулья. - Как ты, Лерочка? Валера пожал плечами. Мама протянула Валерию пакет: - Здесь виноград и твои любимые груши. Все помыто. Завтра, когда тебя отпустят, позвони папе. Он за тобой приедет. Сейчас он ещё на работе… К ним медленно шел Константин. Каждый шаг давался ему с видимым трудом. Поравнявшись, он кивнул. Мама, лишь взмахнула ресницами. Шмырин прошел мимо - к пассажирскому лифту. Нажал на кнопку вызова. Автоматические двери раскрылись и закрылись, поглотив Костю. - У него онкология, - Валера посмотрел на закрытые двери лифта. – Сестра сказала мне, что он может умереть внезапно, в любую минуту. - Я знаю. Я вчера с дежурным врачом разговаривала, хотела перевести тебя в другую палату. Но мест, сказали, нет. Мама повернулась к сыну: - Будем надеяться, что у тебя всё будет хорошо. - Да всё и так хорошо. Не волнуйся. Завтра всё скажут. А весной – в армию. Всего – один год. Папа два служил… При этих словах на глазах у Наташи выступили слезы. Она обняла голову сына обеими руками, запустила тонкие пальцы в его волосы. - Ладно, Лерочка, я пойду. Как только хирург всё расскажет, ты сразу звони мне завтра. На первом этаже узким коридором Наташа шла к гардеробу. Перед ней, как из под земли, возникла фигура в черном. Наташа вздрогнула. - Извини, я только хотел спросить… - начал Шмырин. – Я посчитал сегодня… Наташа, Валера – мой сын? Ведь так? - Посчитал… - Он похож на меня…. Даже сотовый у него, как у меня… Наташа смотрела ему в лицо, глаза в глаза. - У Валеры есть мать и отец. А ты всю жизнь жил только для себя. Ты как перекати-поле. Жрал и гулял только… - Наташа судорожно глотнула воздуха. – Нет. Ты - как блуждающая почка – вроде бы ничего страшного – безобидное название, а приносишь столько горя и страданий… Утром, в половине девятого, был врачебный обход. Валера сидел на кровати. Хирург присел рядом. - Что ж…. Все анализы у тебя в норме. В общем, страшного ничего нет. Просто смещение. Это распространено у худых людей. У старшей медсестры заберешь результаты. Всё, всего доброго. Валера собрал вещи. Константин подошел, протянул руку, хрипло произнес: - Ну, прощай. Не поминай лихом, сынок. Валера, молча, пожал протянутую руку, взял пакеты и ушел. Костя повернулся к кровати, вздохнул, надел наушники и вдруг, ни к кому не обращаясь, сказал: - Никому я не нужен… больной… октябрь 2012 |