К р и т и к н а ч а л ь с т в у ю щ и й

 

Мой сосед по общаге Аркаша попал под раздачу - в части работала настолько серьёзная комиссия, что одних генералов в ней было штук восемь, и на тот день, когда он дежурил на сооружении командного пункта, был назначен показательный развод расчёта. Перед нарядом Аркаша долго и тщательно брился, гладил форму, чистил сапоги и постоянно повторял - ну почему, блин, я? Помещение дежурного называлось стаканом - за сплошные стеклянные окна, выходящие на три стороны, в нём находились сейфы для документации и ключей, раздевалка, стул и стол со стареньким магнитофоном "Комета". Разводы проводились на плацу перед сооружением, и после приказа оперативного дежурного на заступление "стаканщик" включал гимн, после которого под "Прощание славянки" расчёты подразделений проходили торжественным маршем и отправлялись по постам. Гимн и марш были записаны на бобину, ленту в ней периодически меняли для поддержания качества звука, а вот сам магнитофон иногда взбрыкивал и не хотел слушаться. Командир части полковник Зверунов - в просторечии Зверюга - об этом знал и перед разводом специально заглянул в "стакан", поднёс кулак к аркашиному лицу и сказал: "Гизунтерман, если что будет не так, - пеняй на себя, понял? Музыку проверял?" - "Так точно, пять раз!" - жизнерадостно выкрикнул Аркаша. "Что-то ты больно весёлый сегодня," - командир придирчиво осмотрел его, подёргал за портупею и вздохнул, - "Не к добру это." Зверюга шёл на повышение и очень переживал за результаты работы комиссии. Показательный развод был завершающей фазой и ему, естественно, хотелось не ударить в грязь лицом, тем более что недостатков в части было выявлено немало и неприятностей он уже огрёб будь здоров. К половине восьмого все были на месте - приехали автобусы с расчётом, на чёрных "волгах" подтянулись проверяющие. Аркаша приник к стеклу - расстояние было довольно приличным, и слов не было слышно, поэтому, когда подходил момент и надо было включать музыкальное оформление, дежурный инженер махал рукой, давая команду, и важно было это не пропустить. Ритуал заступления на вылизанном до блеска плацу прошёл красиво по всем пунктам - от сверки списков и проверки готовности до докладов начальников, и члены комиссии, находящиеся за спиной командующего процессом Зверюги, удовлетворённо кивали головами и что-то записывали в записные книжки. И вот прозвучал приказ. Дежурный инженер дал отмашку - Аркадий повернул рычажок, и из матюгальника, подвешенного на стене сооружения, раздались звуки советского гимна. Всё шло хорошо до припева, но на "партии Ленина" магнитофонный механизм начал жевать ленту, скорость воспроизведения сразу упала, появились визги и хрюканье, Аркаша сначала впал в ступор, потом кинулся к аппарату и начал подкручивать бобину пальцами. Матюгальник на плацу издевался над ним : "Сиилаа нааро-о-хр-хр. Хр. Нас к торжествуз-з-з! Мяу! Хр...". Генералы стояли пунцовые и изо всех сил сжимали рты в куриную гузку, чтобы не расхохотаться, у одного текли слёзы, а председатель комиссии сделал вид, что ему очень надо плюнуть в урну, отошёл в сторону, отвернулся от строя и дал волю чувствам, нам была видна его сотрясающаяся спина с побагровевшей шеей. Он рыдал. А в "стакане" металась щуплая аркашина фигурка, машущая руками и хватающаяся за голову. Он хотел отключить звук, но рычажок подло обломился от резкого нажима и какофоническое безумие продолжалось. К тому времени, когда он сообразил выдернуть шнур питания, на плацу уже никто не мог сдерживаться. Только побледневший Зверюга сжимал кулаки и тоскливо мычал: "Гизунтермааан! Я убью тебя, Гизунтерман! Я удавлю тебя собственными руками... Ты будешь самым несчастным офицером в вооружённых силах... Сука, утром выговор - вечером строгий выговор, и так каждый день, пока с ума не сойдёшь..."

 

* * *