Я в объятьях сейчас легендарной Земли и под небом Иерусалима. Но тревожной душой я отсюда вдали, я лечу над тобой, Украина, – над страной породнённых со мною людей; над полями бесхозных совхозов; над чернобыльской раной семи областей – результатом идейных циррозов; над зелёными водами чудо-Днепра; над коростою шахт и карьеров, где частушкой пропелась, как будто вчера, и моя трудовая карьера; где с друзьями прошёл я немало дорог, вместе знали печали и радость, жили без осознанья, что край наш – острог и что наша идейность – ограда, та, которой был мир отгорожен от нас, за какую себя не пускали. Но страдает душа не об этом сейчас, не об этом и боль, и печали. Цепенею от мук, что помочь не могу исстрадавшимся в путах безверья, тем, кого постоянно в себе берегу, но которых на части рвут звери, постсоветской эпохой взращённые псы, самостийности дикие дети, в мозг вдолбившие, что их вскормили отцы на кроваво-идейной диете, и поэтому можно по-волчьи вести, стариков, как ягнят, обижая. Кто поможет им, Господи, честь соблюсти, злые помыслы их отражая. Я душой над тобой, Украина, лечу. Вижу новь, но и вижу страданья. Что есть мочи, тебе пожеланья кричу, исполнения их как мессии хочу: «Да придут к тебе благодеянья!» |