* * * Полем иду и кусаю небрежно травинку. Легкая грусть, или просто грустинка, со мной. Между травинкою этой и этой грустинкой Разницы, в сущности, нету сейчас никакой. Обе они вроде рядом и вроде бы где-то, Не замечаю их в думках о важном своем. И уплывает весь мир, вся большая планета, И розовеет раздумий моих окоем. Здесь, на просторе, ничто их, как зря, не тревожит, Здесь оживают мечты и привольно живут. Вся суета повседневности просто ничтожна Перед уютом таких безмятежных минут. Не отлюбилось пока что и не отмечталось, Не расхотелось приблизить крылатую высь. Каждая мысль для Вселенной — ничтожная малость, Но для меня, как Вселенная, каждая мысль. И за последним штрихом, за последним абзацем Нам оказаться в сегодняшней жизни слепой Так же легко, как травинкам легко оказаться Не под косилкою, так остробокой косой… Полем иду. И встречаю опять вдохновенье. Вот и последний кусочек травинки изгрыз. То, что сейчас для меня оказалось мгновеньем, Оборвало молодую, зеленую жизнь. * * * ".. .Легче там, где поле и цветы" Николай Рубцов Цветы и поле, поле и цветы. Река. И вздох проснувшейся планеты. И нету никого. Лишь я и ты, И тишина на сотни километров. Вот так бы и ходить среди полей, Не чувствуя былой обидной боли, Влюбляясь каждый раз еще сильней В зарю и это небо голубое. Прерывисто дыша, спешит вода За горизонт, куда скатился Млечный. И дремлет одинокая скирда, Рассветной дымкой прикрывая плечи. Спасибо, мир, за поле и цветы, С которыми душа моя навеки, Непогрешимо оживляешь ты Все то, что человечно в человеке. Здесь неизменно умирает ложь, А ковыли к ногам бегут, встречая. Светлеет день. Он тем уже хорош, Что в глубь полей запрятал все печали. Я тихо стану на краю мечты, Поймаю на лету случайный ветер... Среди рассвета — только я и ты, И тишина на сотни километров. * * * По-особому нежно на полях поутру, Где дымится распаханный клин, остывая, Где колышится небо на осеннем ветру, А на небе звезда теплый след оставляет. Этот щедрый рассвет, этот всплеск синевы Я приемлю, как добрую сущность земного С озорными ветрами, с рыжим счастьем травы И со всем, чего так неразгаданно много. Голоса всех веков в здешнем шуме звучат, И становишься вдруг в осмыслении выше. Здесь доступнее голос простого ручья, И бескрайность Вселенной понятней и ближе. * * * Васильковое поле. Тропинка. И ветер шершавый. Паутинка сединки тревожно дрожит на виске. И ползет муравей по своей муравьиной державе, А потом по моей утомленной работой руке. Отчего ж ты, храбрец-муравей, так беспечно рискуешь, Вот укусишь меня, и прихлопну тебя сгоряча. И никто не заметит такую потерю простую, Нам ли, людям большим, небольших муравьев замечать? Вот укусишь, и кончится сразу же век твой недолгий. Страшный зверь — человек, но тебе, видно, страх не знаком, И толкает вперед вечный зов муравьиного долга, Без которого не был бы ты никогда муравьем. Люди тоже чуть-чуть муравьи на огромной планете — Мы вгрызаемся в мир, в суете бесконечной живем. Посреди васильков, посреди скоротечного лета, Понимаешь, что жизнь — изначальное счастье твое. А когда мое тело засыплют землей землекопы, Муравей, может быть, и к могиле моей приползет… Да, любого из нас тоже запросто могут прихлопнуть, Чтоб сидели в тиши и не лезли настырно вперед. Вот пополз и второй муравей, презирая опасность, По уставшей руке. И подумалось грустно сейчас, Что среди муравьев есть какое-то крепкое братство, А вот нету такого же братства, увы, среди нас. Каждый сам по себе посредине занудного быта, Каждый сам по себе, оттого и на сердце тоска. Есть среди муравьев единящие накрепко нити, Ну, а нам единящие нити — веками искать. Поле. Небо. Заря. Запах скошенных трав освежает. Золотится простор. Снова щелкнул вдали соловей. И ползет муравей по своей муравьиной державе, И не знает, что он — лишь частичка державы моей. * * * Прониклось поле общим непокоем, И весь простор от солнца огневой. Труд хлебороба — это наши корни, Мы ничего не значим без него. Темны рубашки, но светлеют лица, Шумят колосья, души веселя. Всем комбайнерам здесь, среди пшеницы, Дарует силу мудрая земля. Не потому ль уставшим от работы, Когда в мазуте лица и в пыли, Им кажется порою привкус пота Солоноватым привкусом земли? Рассыплет звезды, словно зерна, полночь, И месяц над натруженным селом, Над скошенным и неостывшим полем Наклонится созревшим колоском. * * * Поля унылы и черны, Луга печалятся рябые. А у тебя и у весны Глаза такие голубые. Не потому ль, когда ты вдаль Глядишь, улыбки свет рассеяв, Весь мир становится весенним, Прогнав тревогу и печаль? И, не печалясь, не грустя, Я за тобой иду в рассветы, Ведь у весны и у тебя Глаза полны тепла и света. Бессмертно чувства затаив, Дороги я пройду любые, Чтоб видеть каждый день твои Глаза такие голубые. * * * Собирая робкие цветы, Обходя устало травокосы, Вышла из привычной суеты Женщина, похожая на осень. Мир спешил помолодеть с утра, Цветом укрывая абрикосы, И в ладони собрала ветра Женщина, похожая на осень. Солнце растворило в тишине Горести, сомнения, расспросы. И, как прежде, тянется к весне Женщина, похожая на осень. * * * Хорошо, что мы снова вдвоем, Что осенней печалью не найдены. Посмотри: как летящие ангелы, — Журавли над притихшим селом. Завтра может быть где-то вдали Вновь окажемся под снегопадами, Но сегодня мы теплыми взглядами От ненастий друг друга спасли. Замечаю в безбрежности дней, Сколько грешного в них и безгрешного. Ну, а главное — сколько есть нежного На обычной ладони твоей. И, даруя тепло нам опять, Журавли над полями ковыльными Тень ночную раздвинули крыльями, Чтобы солнце на небо поднять. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
