Сухой длиннобородый эльф плавно качается на растягивающихся через всю площадку лианах. Глаза эльфа усталые, но очень светлые; полуулыбаясь, он тихо, но жутко доверительно объясняет, что он - эльф, вот здесь - площадка с лианами и полуулыбкой, а там дальше, скажем, ухабистое Оранжевое солнце, и что все это, конечно, ничего не значит.

"Склоки, кокки, терококки" - скажет вислый эльф, и ничего не значит, совершенно ничего.

На Оранжевой траве весело блестит фантастическая повесть. Ее несли через и, очевидно, разлили по неосторожности. Ай-яй-яй! Как не хорошо, даже, просто замечательно разлили! Босые, неразговорчивые на ветру ноги эльфа прохладно чиркают по чудесно омытой травяной поверхности; сразу улыбаются во весь рот, и, уже потонув в воде, радостно прыскают на извивающуюся Оранжевую тень лиан. Эльф застенчиво морщится...

Впрочем, почему эльф?

Полуулыбчивый фле, забываясь между каскадами, вдруг машет руками, словно бы некий ацитп, или кричит... песню. Один аккорд. Одно слово. Только одно плавное задушевное колебание флёвых густых связок...

Рессиж Вичмудаз уже не так уныло, но все еще наблюдает, и повесть сохнет на крутых Оранжевых травяных берегах и босых ногах фле, и кончике лиан, уходящих в заоблачную и засолнечную тьму...

Да что там повесть!

Заботливое солнце, подмигивая, профессионально слизывает отвалившийся кусок либретто. Трава еще немного трепещет и вот, земля восстает, нежно целуя, забывшуюся на час полуулыбку; денек-другой по-свойски крепко сжимает всю конструкцию, и, наконец, опадает назад, оранжево изгибаясь и твердея...

"Оставь себя наедине" - говорит фле.

Ветер взмывает и уносит его слова - я их не слышу!.. Но качайся, качайся дальше незадумчивый фле! Чтобы только можно было прекратить этот дождь, эту пыль; склоки в душных за тонкими стенками лабиринта тупиках с томным звоном; сладость натужного до снисхождения ко всему человечеству плевка в пустоту; и терпение, терпение,.. терпение...