На сушняк опустилась туманом завеса, Освежить взялась ветки вечерняя мгла, Но скелетом торчали те ветви из леса, - На окраине древо засохло дотла. Сколько было ему? Вряд ли важен тут возраст, И с породой его я пока не решил. Очень часто, создав собирательный образ, Мы о внешности чьей-то неправдой грешим. Оно тихо стояло… Нет запаха хвои, Или запах его не могу уловить? И в отсутствие чувств сострадания, боли, Каждый может меня сгоряча обвинить. Согласись же, читатель, стократно со мною, Что о смерти кого-то писать нелегко, Если душу вложил в своего ты героя, То и корни в него ты пустил глубоко. Для завязки пройдусь непогодой и бедами, Слой за слоем отмерю годичных колец, Но я честно скажу, ничего мне не ведомо, От чего и когда ему вышел конец. Так зачем же тогда упомянуто дерево, Да не древо уже — на корню сухостой? Просто было мне свыше ниспослано, велено, Написать о судьбе его скорой рукой. Сколько пролито соков, от засухи стерплено, Может стужа какой-то оставила знак, Но все мысли по образу скомкано слеплены, Впору снова начать, ну хотя бы вот так: На сосну опустилась туманом завеса, Величаво она на опушке росла… |