"Натура — дура, судьба индейка, а жизнь копейка." В. И. Даль "Пословицы и поговорки". Не знаю, жив ли он сейчас? Но в те давние майские предпраздничные дни 25-летия Великой Победы, мне попалась небольшая статья в газете "Московская правда" о необычном ветеране войны, награждённом одной единственной боевой медалью "За Отвагу", о Семёне Григорьевиче Кравченко. До войны он, как известный в определённых кругах уголовник-медвежатник, за совершённые преступления находился в заключении. Но с 1943 года, органы советской контрразведки (СМЕРШ) начали возить Семёна по фронтам, где он вскрывал зачастую заминированные сейфы, брошенные отступающими немецкими войсками. До конца победного 45-го он, рискуя жизнью, выполнял эту работу и вопреки всему, остался жив и, в конце концов, был амнистирован и даже награждён. В настояшее время, сообщалось в газете, он заведует единственной мастерской в Москве по ремонту и вскрытию сейфов. Эту статью я вспомнил спустя год, когда обнаружил, что потерял ключ от служебного сейфа. Сейф был трофейный. Попал он на наше предприятие вместе с заводским оборудованием, вывезенным в своё время после окончания войны из Германии. Внешний вид его не шёл ни в какое сравнение с нашими невзрачными сейфами. Красивого малахитового цвета, небольшого размера он стоял на четырёх мощных лапах и весил не менее 200 кг. Корпус украшали бронзовые, художественно отлитые - крышка, закрывающая прорезь замка в виде головы льва и красивая рукоятка двери - две переплетённые змеи. В средней части рукоятки виднелась надпись - PARIS 1902. Сейф был пожаростойкий с толстыми засыпными стенками и тройной секретной блокировкой замка. Он всегда привлекал внимание и вызывал восхищение посетителей моего кабинета. В общем не сейф, а воистину произведение искусства. В нём я держал необходимую рабочую документацию. Внутри корпуса имелось небольшое отделение с дверцей, где всегда лежали на всякий пожарный бутылка армянского коньяка и плитка шоколада "Золотой ярлык". В один из дней, снабдившись письмом спецотдела, подтверждающим необходимость вскрытия сейфа, я оказался на Хорошовском шоссе, в мастерской Кравченко. Семён Григорьевич, чья легендарная биография была описана в газете, показался мне интересным мужчиной лет шестидесяти, с красивой седой шевелюрой волос и коротко подстриженной бородкой. Узнав о моей проблеме и ознакомившись с предъявленным письмом, он любезно согласился отправиться со мной. По дороге, когда я вскользь сказал о прочитанной статье, Кравченко горько улыбнулся, видно я нехотя растревожил его воспоминания. Минут через тридцать мы были уже в кабинете. Едва войдя и взглянув на сейф, Семён Григорьевич побледнел, сел на стул и достал таблетку нитроглицерина. Затем, спустя несколько минут, он, подойдя к сейфу и дотронувшись до рукоятки, спросил: - Молодой человек! Не видели ли вы на внутренней стороне дверки маленького отделения каких либо цифр? Например число 13? - Да нет, право, я не обращал на это внимание, - ответил я. Кравченко открыл саквояж с инструментами, достал связку отмычек и, сев рядом с сейфом на стул, начал ему ласково шептать, обращаясь как к живому существу: - Вот так встреча! Что ж ты, не помнишь меня, Шлёма?! Казалось будто он совершенно забыл обо мне. Нежно бормоча и поглаживая сейф одной рукой, другой, держащей отмычку, он ощупывал внутренний механизм замка. Через десять минут сейф был открыт. На маленькой внутренней дверке стояло число 13. Я видел, что Семён Григорьевич был чем-то очень взволнован, увидев этот старый французский сейф. Мы пригубили по рюмке коньяка, и он поведал мне следующее: - Сейфы этой фирмы очень редки, во всём мире их всего пятнадцать. Этот - был последний, который я вскрыл в Берлине. Он оказался хитро заминирован, и, хоть не хотелось погибать в конце войны, но приказ есть приказ. Мне повезло - открыл. Сейфы как женщины, любят нежное обращение и хорошие слова, они для меня все - Шлёмы. Помню, как меня маленького так называла мама. Видно эта память о ней меня и оберегала всю войну! Сегодня, как зашёл к вам, сердцем почувствовал, что это он, тот самый сейф. Не думал, что когда-нибудь встречусь с ним! А что касается той газетной статьи, так там многое было недосказано: как остался сиротой после польского погрома в 20-е годы, как голодал в детдомах. Да и многое другое... Это уж потом, после Победы, помиловали и наградили. А я ещё долго не мог устроиться на работу, пока не пошёл в МУР, да всё рассказал. Слава Богу поверили, помогли вот открыть мастерскую. Мы выпили ещё по рюмке. - Знаешь, - вдруг обратился он ко мне на ты, - Уважь старика, отдай мне этот сейф, так дорог он мне, чуть жизнь из-за него не отдал напоследок. А взамен дам другой, не хуже! Ну разве можно было отказать ему?! Уж очень растрогал меня нелёгкой историей своей жизни бывший медвежатник Шлёма - Семён Григорьевич Кравченко... ***** После публикации этого воспоминания в печати разных стран, на него в 2009 году отозвалась младшая сестра Семёна Кравченко, проживающая в России. К сожалению Семёна Григорьевича уже нет среди нас. |